оглавление канала
Я рассердилась. Какой, к такой-то бабушке, может быть покой! Дверь, тихонько скрипнув, закрылась за кузнецом, а я с облегчением выдохнула.
Тем временем, Клавдия Васильевна освободила меня из кокона одеяла, налила в тазик теплой воды и принялась меня мыть. Сказать, что мне было просто больно, значит не сказать ничего. Не орала я только по одной причине. Павел был где-то недалеко. Мне очень не хотелось демонстрировать перед ним свою слабость.
Минут через сорок, я, тяжело дыша, как после десятикилометровой пробежки, сидела помытая, закутанная в чистую простынь. Обратную дорогу до дома я проделала так же, на руках у Павла. Положив меня на кровать, он заботливо укрыл меня теплым одеялом и вышел из комнаты. Я откинулась на подушку в полном изнеможении. Мытье в бане отняло мои последние силы. Но, отдохнуть мне не дали. Опять последовала перетяжка груди, смазывание йодом, перевязка раненой лодыжки и прочие медицинские радости. На закуску, меня опять напоили отваром, и только тогда оставили в покое. Впрочем, долго пребывать в расслабленном состоянии мне опять не дали. На улице послышался звук двигателя. Дверца машины хлопнула, и, громко стуча сапогами по полу, в комнату ворвался Володя. Майорский китель был застегнут через пуговицу. Форменный галстук сбился на сторону. В общем, было понятно, что собирался он в большом волнении и спешке. Взгляд метал молнии. Но, увидев меня, он остановился как вкопанный. А, я порадовалась своему статусу больной. Про себя ехидно хмыкнула. Грозная взбучка отменяется.
Постояв немного, и, побуравив меня пристальным взглядом, оценивая урон, причиненный мне моим, с позволения сказать, приключением, он моргнул. В глазах быстро сменялись все эмоции, которые он испытывал. Начиная от праведного гнева и заканчивая ласковой нежностью. Потом, в нем осталась одна лишь тревога. Он постарался быстро справиться со своими чувствами и, довольно хмуро заметил, садясь на табуретку рядом с кроватью.
- Ну, вижу, ты нашла что искала. Приключений на свою … - Тут он слегка притормозил, понимая, что, несмотря на мое состояние, отдача будет быстрой. Раздраженно махнул рукой, пытаясь этим жестом выразить всю гамму своих чувств и невысказанных эмоций. – В общем, рассказывай.
Я не заставила себя долго уговаривать и начала излагать. Голос был слабым, иногда переходившим в шепот. Но, надо отдать было должное терпению Володи. Он слушал внимательно, и ни разу меня не перебил. Только, иногда задавал уточняющие вопросы. Про призрак Аграфены, и про найденные скелеты, я, конечно же, ничего рассказывать не стала. А то, чего доброго, еще в психушку упекут. К концу своей повести я окончательно выдохлась, и бессильно откинулась на подушки. В этот момент, дверь открылась и в комнате появилась Клавдия Васильевна, за ней маячил Павел. Подозреваю, они стояли за дверью и не стесняясь, подслушивали. Фельдшерица сурово глянула на Володю.
- Я все понимаю, товарищ майор, но больной нужен покой. Если вы закончили, то я бы попросила вас удалиться. – Строгим голосом школьной учительницы проговорила она.
Володя встал и с удивлением уставился на маленькую женщину сверху вниз. Она едва достигала его груди. Но, вид при этом имела довольно грозный. За ней стоял Павел, и ласковости в его взгляде тоже не наблюдалось. Володя сокрушенно помотал головой, пробурчал себе под нос: «Чистый дурдом», и, не прощаясь, вышел из комнаты. Уже будучи за порогом, он оглянулся и строго спросил:
- Может, лучше в больницу?
На что, мы все вместе стали трясти головами. Причем, Павел старался больше всех. Хотя, от подобных жестов у меня опять закружилась голова, но я старалась, как могла. Очутиться в чужом месте с белыми стенами … Ну, уж, дудки! От одной только мысли о больнице, меня передернуло всю. Володя вторично махнул рукой, опять, пробурчав что-то весьма нелицеприятное в наш адрес, и, наконец, дверь за ним закрылась. Думаю, после моего рассказа, у него будут другие заботы. И, моя скромная персона отойдет у него на второй план. Кстати, на Пиреева я тоже наябедничала, не удержалась.
После его ухода, Клавдия тут же принялась хлопотать вокруг меня, что-то нелестное бурча себе под нос, насчет «бесчувственных мужиков». Павел в это время сидел на табуретке и с тревогой во взгляде своих синих глаз, следил за каждым ее движением. Но, у меня уже не оставалось сил на любые эмоции. Я выпила очередного отвара, и прикрыла глаза. Ноющая боль во всем теле не давала мне уснуть. Было состояние зыбкого забытья, в котором я опять была где-то в подземелье и видела перед собой, прозрачный призрак Аграфены.