Таможенная война была для Сербии тяжелым испытанием, но еще более тяжким стал Боснийский кризис, связанный с аннексией в 1908–1909 гг. Боснии и Герцеговины. Целью ее было стремление Вены укрепить свою гегемонию на Балканах и в восточной Адриатике, а также переориентировать собственное югославянское движение, отдавая себе отчет в том, что Белград становился для последнего все более притягательным. Аннексия была ускорена и из-за Младотурецкой революции в Стамбуле, которая вернула в силу конституцию 1876 г., – ее действие формально распространялось на территорию всей империи, включая оккупированную провинцию. Вместе с тем Австро-Венгрия вывела свои гарнизоны из Новипазарского санджака (Рашки), возвратив его Турции, – так было легче сохранить буферную зону, разделявшую Сербию и Черногорию.
В Сербии аннексия вызвала мощную волну протестов. Общество всколыхнулось – в стране создавались пункты записи добровольцев, готовых сей же час отправиться в Боснию на защиту «сербского дела». Правительство требовало предоставления Боснии и Герцеговине автономии и раздела Новипазарского санджака между двумя сербскими королевствами. Одновременно оно обратилось к России, вставшей на сторону сербов. Однако, в марте 1909 г., принимая во внимание неготовность России к войне, Германия ультимативно потребовала от нее санкционировать акцию Австро-Венгрии, дав понять, что отрицательный ответ повлечет за собой вооруженное вторжение Вены в Сербию, при содействии Берлина. Угроза опять-таки подействовала – Петербург был вынужден отказаться от поддержки Белграда и посоветовать ему признать новый status-qou.
Сербия отступила. Но отступление было временным. В отблесках последнего триумфа Габсбургов уже являлась тень древнего царя Пирра.
Наглядна позиция Пашича, который во время Боснийского кризиса не входил в правительство. Он выступил за жесткий отпор аннексии, говоря о возможной защите сербских национальных интересов и с оружием в руках. Так, на закрытой сессии скупщины 10 октября 1908 г. он прямо высказался за войну с Австро-Венгрией, чем проявил себя как прекрасный психолог. С одной стороны, его решительный «частный» настрой импонировал общественному мнению, оскорбленному в национальных чувствах. С другой же, – когда чуть позднее министр иностранных дел Милован Милованович, с подачи дипломатов Антанты, начал задумываться о территориальных компенсациях за аннексию (на что бы Вена, может быть, и пошла) он решительно восстал против любых сделок. «Пусть на теле сербского народа останется живая рана!», – подчеркнул Пашич, желая сохранить высокий национальный тонус сербов для будущего реванша.
Кто знает, возможно, он вспоминал тогда площадь в Париже, где стояли статуи женщин по числу провинций Франции, две из которых, олицетворявшие Лотарингию и Эльзас, без малого сорок лет были укутаны черным крепом – в напоминание французам об отторгнутой части Отечества.
Должно отметить, что о «реванше» Пашич не забывал никогда. Даже в моменты унижений. Побывав в конце 1908 г. с чрезвычайной миссией в Петербурге и не получив там ожидаемой поддержки, он подошел к своему делу с другой стороны – договорился о визите в Россию короля Петра, никогда еще не посещавшего мировых столиц. Такой визит состоялся в 1910 г. и имел весьма позитивные для отношений двух стран последствия.
Короля и сопровождавшего его Пашича встречали в Киеве, Москве и Петербурге почти по-родственному. А спустя год в Петергофе состоялась свадьба королевны Елены Петровны и князя императорской крови Иоанна Константиновича – сына известного поэта и многолетнего президента Академии наук К.Р. Пашич мог быть доволен – русский и сербский дворы породнились. По точной оценке Л.В. Кузьмичевой, «брак этот был символичным – признание равнородности династий Карагеоргиевичей и Романовых знаменовало русскую поддержку Сербии и ее короля». Петербург и Белград стали еще ближе. В том числе и политически.
Боснийский кризис имел рубежное значение для балканских стран. Во-первых, он похоронил возможность в принципе близких отношений Белграда и Вены, сделав их окончательно неприятелями. Во-вторых, в условиях дальнейшего ослабления Турции, привлек внимание к Балканам великих держав, стремившихся укрепить свои позиции в отдельных государствах региона, которому придавалась важная роль в стратегических раскладах как Тройственного союза, так и Антанты. И, наконец, исходя из первых двух посылок, подтолкнул балканских политиков к сотрудничеству друг с другом – в целях защиты от Австро-Венгрии, с одной стороны, и освобождения христианских областей Европейской Турции, с другой.
Завязались тайные переговоры, и в октябре 1912 г. Сербия, Греция, Болгария и Черногория, заключив соглашение, объявили войну Турции. Главным стержнем нового Балканского союза был сербо-болгарский союзный договор, подписанный 13 марта, по которому предусматривалось их совместное выступление против турок и последующий раздел Македонии. С другой стороны, в случае нападения на Сербию Австро-Венгрии, болгары обязывались предоставить в помощь Белграду армию в 200 тыс. штыков. Но последнего не случилось, ибо союзники разыграли «Турецкий гамбит».