Нашу предыдущую статью мы завершили на викингах, вооружённых прекрасными клинками с клеймами «Ульфбрехт», которые широкие слои общественности именуют «мечом викинга», а более специализированные «каролингами», поскольку именно на эпоху Шарлеманя и приходится рассвет данного вида клинкового оружия.
И, безусловно, для своего времени меч-каролинг считался почти что шедевром, но время неумолимо шло вперёд. Прошло около полтораста лет, и империя под скипетром потомков Карла Великого окончательно исчезла с политической карты Европы. Пришедшая же ей на смену династия Гуго Капета основывать всеевропейскую империю уже не стремилась (да и, честно говоря, никак бы и не смогла), прагматично предпочтя ограничиться одной лишь территорией Франции, тем паче, что этническое разделение франков на французов и немцев уже произошло.
Новая династия, новая эпоха, новые веяния времени…
И так получилась, что если времена правления каролингов (не мечей, а потомков императора) с полным правом называли «эпохой викингов», то пришедшее ей на смену время все дружно окрестили «эпохой рыцарей», поскольку именно тогда и произошёл бурный расцвет рыцарства как глобального социально-политического явления, на несколько веков задавшего вектор развития европейской цивилизации. Естественно, что в начале своей истории рыцари еще были крайне далеки от привычного нам образа благородного воина «без страха и упрёка», с головы до ног закованного в броню и вооружённого самым передовым (по меркам того времени) оружием, но стремления к этому у них уже явно просматривались. Например, стремясь воевать исключительно верхом (а как же, шевалье – есть шевалье!), рыцари стали отказываться от круглых щитов времён викингов, переходя на удлинённо-миндалевидные, поскольку они куда лучше закрывали всадника, впоследствии перейдя на треугольные.
Естественно, что модернизации оказался подвергнут и меч, потому как выяснилось, что зажатость ладони между гардой и навершием, может быть и препятствует вибрационному осушению кисти при ударе (хотя и это спорно), но при этом явно не является самым лучшим способом уберечь руку, ибо существуют и другие, куда более эффективные. Например, путём увеличения гарды и надевания защитной перчатки: сначала кольчужной, потом полностью из пластин.
Надлежащая защита при этом оказалась максимально обеспечена, но наличие металлической перчатки (и без того сковывающей движения кисти) автоматически потребовало гораздо большей свободы, потому как иначе направить остриё в противника для укола уже никак не получалось. Причём, конструктивно достижение этой самой кистевой свободы выразилось в удлинении рукояти с увенчанием её небольшим круглым навершием, которое: во-первых, с учётом веса увеличенного эфеса придало мечу нужный для укола баланс, сместив его к рукояти, а во-вторых, позволило сделать его относительно (по сравнению с каролингом) небольшим, оставив размер достаточный для того, чтобы лишь рука с эфеса не соскальзывала.
Получилось достаточно функционально и, откровенно говоря, стильно. Последнее было особенно важным, поскольку меч для рыцаря это не только оружие, но ещё и символ его принадлежности к элите. Причём символ, который и иметь-то кому-либо из простолюдинов, во-первых, не по карману, а во-вторых, просто-напросто запрещено. Именно касаясь плеча клинком меча рыцаря в рыцари и посвящали; им же он торжественно опоясывался, проходя обряд посвящения, вызывая на бой равного себе соперника и совершая прочие торжественные ритуалы.
Широкие слои общественности знают этот меч под названием «рыцарский», а более узкие как меч КАПЕТИНГ (по аналогии с «меровингом» и «каролингом»). Существует ещё и название «романский меч» (на сленге оружиеведов «романец»), но оно уже менее известно.
И согласитесь, он действительно был очень красивым, удачно совмещая в себе скрытую мощь с изяществом.
Новый меч активно завоевывал свои позиции, и к концу эпохи викингов (а таковой считается битва при Гастингсе 1066 года) он стал уже общеизвестным символом эпохи рыцарства, через три десятка лет вступив в жёсткое противоборство с восточной саблей в крестовых походах.
Справедливости ради отметим, что поначалу (то есть, в первых походах) ещё не столько с саблями в привычном понимании этого слова, сколько с предшествующих им искривленными палашами (см. предыдущую статью). Впрочем, это уже частности. Здесь больше интересно то, что по суммарным результатам крестовых походов (а таковых было девять) данное противоборство рыцарским мечом, в конечном итоге, оказалось вчистую проигранным. Причём проигранным, не в последнюю очередь из-за поголовного перевооружения противостоящей крестоносцами восточной армии саблями, которым если сами рыцари и могли ещё успешно противостоять, будучи надёжно защищенными доспехами, то все остальные «не рыцари», гораздо хуже экипированные (и составляющие до девяноста процентов всего остального крестоносного воинства), противостоять уже никак не могли.
Но это всё на Ближнем востоке и в Европе, а что же было в это время на Руси, тем паче государство с таким именем уже существовало? Как там обстояло дело с противоборством колющей и рубящей стратегии боя? Да и вообще, с длинноклинковым оружием?
И вот, честно, мне сейчас очень хотелось бы написать нечто возвышенно-патриотическое, в том духе, что, дескать: «в это время на территории Руси славяне развивали своё уникальное национальное оружие, доставшееся им в наследство от скифских времён, творчески совершенствуя его, в соответствии с требованиями военного дела и достижениями металлургии тех лет, и при этом уверенно сокрушая с его помощью всех врагов земли русской…». Очень хотелось бы, но… я так никогда не напишу, потому что этого не было.
Увы. Не было никакого уникального длинноклинкового оружия на Руси в то время (и названия страны такой до 862 года тоже не существовало, да не обозлятся на меня антинорманнисты). Но при этом было бы полным идиотизмом утверждать, что никаких мечей до пришествия варягов на Руси вообще не существовало. Конечно же, они были, но вот только до нас они не дошли. Ни в виде археологических артефактов, ни на рисунках, вообще никак.
Впрочем, это вполне объяснимо, потому как мечи донорманнского периода, мало того, что представляли собой огромную ценность (это само собой), они у восточных славян (как известно, людей от природы рачительных и бережливых) ещё не персонифицировались, как это было принято у викингов, и потому в могилу к усопшему воину не клались, а прагматично передавались по наследству. Зато после пришествия варягов русских мечей археологи нашли предостаточно, причём большинство из них именно в захоронениях.
На вопрос читателей, а какие именно это были мечи, ответим честно. Да те же самые «каролинги» и «капетинги». Один в один. При этом среди специалистов распространено мнение, что в большинстве своём (по крайней мере, поначалу) клинки мечей покупались в Европе, а на Руси к ним уже приделывали рукояти. Вполне возможно, что именно так оно всё и обстояло, поскольку таким образом получалось дешевле.
Но при этом «каролинги» оставались именно «каролингами», как и сменившие их «капетинги» оставались именно «капетингами». И это несмотря на то, что на некоторых русских мечах вместо типично западноевропейского наименования «Ульбрехт» было начертано исконно славянское слово «слав», а то и вовсе «Людота коваль». Меч всё равно при этом являлся стопроцентным каролингом, с которым можно было хоть на драккар викингов, хоть в армию Шарлеманя.
Впрочем, одно нововведение для классических западноевропейских мечей русского производства всё-таки можно отметить. Русичи стремились отогнуть вверх от рукояти перекрестье гарды и низ навершия, тем самым увеличивая возможность работы кистью. Но это не везде и не всегда.
И говоря начистоту, лично у нас складывается мнение, что русичи-славяне охотно перенимали мечи от своих коллег по воинскому ремеслу русов-варягов не только из-за их высоких боевых качеств (это само собой), но, в том числе, ещё и ради престижа. Мол, вот он, дружинник-варяг, приплывший к нам из-за тридевяти земель с таким прекрасным мечом, а чем я, рождённый здесь, хуже? Тем паче, что уже через пару-тройку поколений потомков тех, кто исконно жил на славянских землях, и тех, кто приплыл туда на драккаре с Рюриком, отличить было практически невозможно, ибо ассимилировались викинги очень и очень быстро, органично вливаясь в формирующуюся древнерусскую общность.
Причём настолько органично, что когда в 965 году внук Рюрика (то есть ближний потомок самого натурального конунга викингов) Святослав пошел войной на Хазарию, его воспринимали уже не как отпрыска пришлого откуда-то из северных фьордов «короля морей», а как самого настоящего русского князя. Каковым, надо сказать, он уже полноправно и являлся.
Естественно, что сам Святослав, равно как и варяжско-русская дружина его, были вооружены старыми испытанными каролингами. При этом, после того как русское воинство, разгромив в Поволжье буртасов, спустилось из лесов на Дон, оно здесь впервые столкнулось с полномасштабной степной войной, ибо всё, что происходило между русами и степняками до этого, по сути, относилось к разряду лихих набегов и лёгких приграничных столкновений.
Армия противостоящая Святославу была сильной, но при этом только часть её, так называемые «белые хазары» (численностью до четверти войска), представляла собой элитных степных воинов, из категории тех, кто рождается и живёт на коне. Вооружены они были саблями, вернее, палашами, или протосаблями, рассмотренными нами в предыдущей статье, но, тем не менее, тоже достаточно быстрыми, что, в сочетании со стремительностью и слаженной маневренностью прирожденных всадников, могло бы доставить русскому воинству много неприятностей. Могло. Но не доставило, так как против них Святослав выставил союзных ему на тот момент печенегов (они, кстати, потом и займут в степи освободившуюся нишу хазар), сумевших молниеносным хазарским клинкам противопоставить не менее молниеносные (и ничем от них не отличающиеся) печенежские сабли.
Но весомый повод (по результатам войны с хазарами) призадуматься о преимуществах рубящей стратегии боя перед колющей у русов явно появился…
Продолжение следует...
Владимир Ерашов, станица Старочеркасская Всевеликого войска Донского, Россия