Иной любитель поискать в блочной литературе что-нибудь оригинальное, этакое «клубничное», только при взгляде на название очерка, усомнился бы в том, уж не рехнулся ли с ума автор. В памяти человечества Гитлер оставил след настолько одиозного субъекта, что любые упоминания о нем вызывают дрожь и негодование.
С изображениями фюрера сложилась огромная фото-и кинотека, начиная с самого раннего детства и завершая прощальными сценами с гитлерюгендами и ближайшим окружением в подземном бункере. При взгляде на портрет этого господина, не зная, кто он, могло сложиться впечатление о вполне порядочном гражданине, если немце, то бюргере средней руки, но костюм сразу выдает истинное положение вещей. Если внимательнее присмотреться, выявляются признаки фотомонтажа, слишком благородным выглядит лицевой фенотип Гитлера, не видно морщин, свисающей на лоб челки, сверлящего подозрительного взгляда. Нет ничего удивительного, искусными умельцами было подобрано несколько живых двойников, не представляло труда изготовить и фотомонтаж физиономии. Фюрер обожал коричневый цвет одежды, на публичных торжествах часто появлялся в мундире такого же цвета. Само собой разумеется, ближайшие соратники, типа Бормана, копировали этот же окрас, он стал политическим символом бойцов СД коричневорубашечников.
Пьесу с весьма оригинальным названием «Лучше бы Гитлера поцеловал» привезли откуда-то модные режиссер и артисты для постановки в районном Доме культуры. Директор культурного центра, только взглянув на название пьесы, категорически отказался от услуги и для страховки, как бы чего не вышло, посоветовал обратиться за разрешением в областной отдел культуры и образования. В отделе сидели не старые ретрограды с философией Держиморды, а вполне образованные молодые люди, ознакомившись с содержанием театрального произведения и от души насмеявшись, непонятно над чем, дали разрешение на спектакль.
Первый акт «Дачная история». Альтруисты, святые отцы, лирические поэты, вместе с котом Матроскиным, призывают жить дружно, во всем «друг другу потакая, тем более, что жизнь короткая такая». Призывы эти не блажь сынов Христовых и светских миротворцев, они продиктованы суровыми буднями, наполненными рядовыми конфликтами и кровавыми столкновениями, от выяснения межличностных отношений до мировых войн. Гениальный Шекспир не мог обойти данную тему времен средневековья, отразил ее в трагедии «Ромео и Джульетта», где схлестнулись в непримиримой схватке семейные кланы Монтекки и Капулетти, финал которой стоил жизни их юных детей.
В упор не видят друг друга два гоголевских Ивана - Иванович и Никифорович и всего-то потому, что один назвал другого «гусаком».
Далее следует диалог посерьезнее.
Действующие лица и исполнители. Два таких же закадычных друга, с детства «не разлей вода», как в повести Гоголя, теперь на пенсии, стали для начала выяснять, насколько граница между их дачными участками соответствует плановому размежеванию. Случай весьма типичный при несоблюдении норм распределения индивидуальных площадей в садоводствах. Одному из друзей-товарищей показалось, что сосед «залез» на полметра вглубь его территории. Он был отставной полковник, с опытом боевых действий, находился в отличной боевой и политической подготовке, поэтому за просто так позиции сдавать не собирался. Второй оппонент числился доктором юридических наук, тоже пенсионер, но преподавал в вузе, не терял дискуссионной стойкости и молодого задора. Короче говоря, сошлись достойные противники, чтобы разыграть классическую театральную сцену. Ситуация усугубилась еще тем, что в конфронтацию сторон включились жены и теща одного из предводителей предстоящей битвы за справедливость, образно выражаясь, не на «жизнь, а на смерть». Может, я сгущаю краски, посмотрим, как разворачивалось, осуществлялось и чем закончилось нешуточное столкновение интересов современных Монтекки и Капулетти.
Начало ссоры выглядело довольно безобидно, когда язвительный полковник по какому-то мелочному поводу назвал не скандального соседа «неумным малым», естественно, затронув непререкаемый интеллект доктора наук. В ответ последний пустил в ход весь свой арсенал научной артиллерии и эрудиции, вспомнив грибоедовского полковника Скалозуба, мечтающего о чине генерале, которого не получил и наш отставной полковник. Последняя филиппика доктора наук о полковнике-неудачнике до глубины души оскорбила тещу, которая выплеснула на него целое «ведро» бранных эпитетов, типа сраные вы ученые, вам бы хвосты козлам крутить, да старух своими нелепыми достижениями забавлять.
Конец первого акта. Под финал нешуточной ссоры, стоившей полковнику инфаркта, доктору наук инсульта средней тяжести, один из них вскричал в сердцах с нескрываемым удовлетворением: «Лучше я Гитлера поцелую, чем с тобой за один стол, как прежде, сяду». Такой вот счастливый финал всей этой забавной, на первый взгляд, истории межчеловеческих отношений, но заставляющей задуматься над культурным уровнем даже образованных членов человеческого общества.
Второй акт «Семейная драма». Множество сценариев для постановки пьес на театральной сцене подсказывается самой жизнью в сфере любовных связей. Зарождающаяся любовь с «первого взгляда» сопровождается цветами, многообещающими улыбками, нежными словами, посещениями театров, постепенно переходит в серьезные отношения, брачный союз и создание семьи. Как сказал Лев Толстой, все счастливые семьи счастливы одинаково, несчастливые семьи несчастливы по-своему. У одних людей брачная связь создается на все время совместной жизни, от первого поцелуя до последнего вздоха, у других она начинает разлаживаться уже с первых дней после посещения ЗАКС'а.
Поводов и причин для семейных неурядиц не перечислить. Молодые муж и жена сидят на кухне за одним столом, начинается мелкое выяснение отношений с недовольства приготовленным завтраком. Досыта накормленные словесной перепалкой супруги отправляются по своим делам. Беда, как известно, не приходит одна, людей, которые не распознали во время индивидуальные особенности друг друга, не сошлись характерами, беда неизбежно станет их посещать, несчастливая семья будет несчастлива по-своему.
Лев Толстой был тонкий психолог, подлинный «инженер человеческих душ», к сожалению, не предложивший рецепта для того, чтобы несчастливых семей вообще не было. Увлечение модной теорией богоискательства привело великого писателя к полному разрыву с православной церковью и приданию анафеме, за что благодарил святых отцов и великодушно простил своих недругов, согласно утверждаемому самим принципу «ударили по одной щеке, подставь другую». Такие были они крайние гуманисты и праведники.
Конец второго акта. Разлад семейной жизни достиг апогея в официальном разводе некогда освященного нежной любовью и богом брачного союза, с клятвами на все времена и до «гроба». Обе стороны с облегчением вздохнули и набрались бы мужества поцеловать символический образ ненавистного в душе фюрера.