Это случилось в девяностые. Мы только-только переехали из крупного города в деревню, начали возделывать огород, обзавелись поросенком, теленком, парой кролей и самой шикарной из всех, кого мне доводилось видеть, коровой Пестряной.
Пестряну нам подарила бабушка по случаю приезда, а звали ее так за пестрый, как несложно догадаться, черно-белый окрас. Такая корова во всей деревне, включая колхозное стадо, была одна...
Ввиду того, что крупный рогатый скот не отличается особенной сообразительностью, нам, то есть детям, полагалось в числе прочих обязанностей встречать нашу Пестряну с пастбища. Необходимо это было потому, что вовремя не отогнанные домой коровы норовили свернуть то к заброшенному яблоневому саду, то на клеверное поле деда Коли, где наедались (а сытости они не понимают от слова вообще) от пуза, что грозило самыми печальными, вплоть до летального исхода, последствиями.
Встречать кормилицу мы вышли вдвоем с братом. Мне на ту пору было лет девять, ему - на полтора года меньше.
Просто стоять и ждать у выгона среди сплетничающих бабулек было невыносимо скучно, поэтому брат мой с такими же мальчишками удрал играть в футбол куда-то вдоль улицы, а я и моя одноклассница сели в тени под деревом и раскинули карты "в дурачка".
Когда пастухи пригнали скот с поля, партия была еще не доиграна. Взглядом выцепив в черном море спин одну чёрно-белую, я проследила, в какую сторону она движется, боковым зрением отметила несущуюся следом ватагу пацанов с мячом, и решила, что все в порядке, и можно далее не отвлекаться.
Часа через два, когда я, наконец, добралась до дома, на пороге меня встречала мать... Взгляд ее не сулил ничего хорошего, а зажатый в руке веник обещал крепких трындюлей.
- Где Пестряна - обманчиво тихим голосом спросила меня она.
- Маааам! что сегодня на ужин? - крикнул врезавшийся мне спину брат и затих, ощутив слишком явное напряжение в воздухе.
- Ты разве не отвел корову домой? - обернувшись, спросила я у него и увидела, как его чистые голубые глаза превращаются два огромных, наполненных слезами блюдца.
- Я думал, ты ее отвела...
Мама плакала и лупила нас обоих одновременно. Мы уворачивались и визжали, пока вернувшийся с работы папа не спас нас от жестокого наказания, отправив в обход по деревне с поиском пропавшей беглянки. Впрочем, как мы ни старались, а найти ее не смогли.
На улице уже темнело, когда, понурив головы и почесывая синяки от веника на ногах и задницах, мы вернулись обратно.
- Не пришла? - с надеждой спросил брат. Папа лишь покачал головой. Мама по-прежнему плакала.
Юные и беззаботные, откуда мы могли знать, сколько значила для нас эта самая корова?! Богатая на молоко и здоровых, сильных телят, Пестряна была самой настоящей матушкой-кормилицей для всей нашей семьи. С деньгами в то время было совсем туго, но благодаря домашним сыру, творогу, сметане и мясу голодными мы не были настолько никогда, что даже не понимали всей величины и значимости своего счастья.
Но этот случай все быстро расставил на свои места...
На часах было начало двенадцатого, в комнате, где мы обычно смотрели телевизор - гнетущая тишина, за окном - густая августовская темень. Протяжное, исполненное бесконечной усталости "Му-у-у-у" вдруг раздалось прямо напротив крыльца. Мы дружно вскочили и выбежали на улицу.
Тяжело раздувая при попытке вздохнуть и без того широченные бока, у порога стояла Пестряна и смотрела нас глазами, полными укора. За что конкретно она нас укоряла - за то, что упустили ее из виду, или за то, что не пускаем нагулявшуюся засранку на место - я не знаю. А тогда это было и не важно. Вернулась, живая!
"М-му!", - тряхнула головой корова и медленно, грузной поступью двинулась прямиком в сарай. И все мы снова плакали, только на этот раз - от счастья.
Прошло уже очень много лет. Пестряны давно нет с нами - родители сдали ее на мясокомбинат, когда она стала совсем старушкой. И ровно с того момента я не пью молоко. Не могу. Потому что у Пестряны оно было вкусное, и ни у какой другой коровы такого молока нет.
И это, мам... Я тебе тот веник давно простила. Ты реально была права.
