Это страшное преступление нацистов в курортной Теберде, что в Кабардино-Балкарии, давно и хорошо известно, но часть уголовного дела - почему-то долго оставалась под грифом «Секретно». Спустя десятилетия, нам, потомкам, часто кажется странной, непонятной засекреченность того или иного дела, а то и одной архивной папки.
Вот и в этот раз информационные агентства дружно бросились сообщать о снятии грифа секретности Крымским управлением ФСБ с дела главного врача детского туберкулезного санатория. Но о самом главном враче - по-прежнему ничего не говориться. Об этом сообщили, может, два или три десятка изданий, но, ни одно из них, включая РИА Новости, не называет имени и фамилии человека, чье уголовное дело рассекречено.
Пишут просто: «главный врач». И в прежние времена, когда газетчики обращались к этой страничке кровавой истории Великой Отечественной, о нем предпочитали умалчивать. А некоторые журналисты, ничтоже сумняшись, называли его «доктор смерть», подобно «доктору Менгеле» из лагеря Освенцим.
А между тем в Крыму, где началась эта история, детского врача Мирона Зиновьевича Кесселя знали с очень хорошей стороны. В 1941 году он был одним из руководителей эвакуации детей лечившихся в крымских санаториях. Перед войной их привезли во всесоюзную здравницу из разных регионов СССР. В их числе - Олег Курихин, тогда еще ребенок, оставивший после войны воспоминания «Одиссея моего детства», опубликованные в журнале «Техника-молодежи» в 2003 году. Вот что он пишет:
«Мама настаивала, чтобы отец поместил меня в специальный санаторий для лечения туберкулеза, развившегося в моем позвоночнике. Это удалось сделать.
И вот счастливые родители провожали сына на поезд. В тот вечер из Москвы отвозили в Крым детей в разные лечебницы. Через двое суток меня доставили в Детский туберкулезный санаторий имени Н.К. Крупской в Ялте. Днем на веранде жарило солнце, а ночью меня пугали огромные звезды и черное небо. В целом же обстановка способствовала выздоровлению.
Но началась война... Отец писал с Ленинградского фронта, и однажды от него мне пришла посылка: игрушечный броневичок. А еще по просьбе папы медсестра одарила меня букетиком незабудок.
Первая бомбежка всех нас напугала. Наш санаторий эвакуировали военные моряки. Меня поднесли к иллюминатору, и я видел убегавшее зеленое море.
Нас привезли в поселок Теберда. На новом месте было неуютно, холодно, голодно. В те ненастные дни я сдружился с соседом по койке. Его звали Осип Глазунов. У него был перелом шейного позвонка. Гипс не позволял ему поворачивать голову, и он смотрел только в потолок».
Страна, в те времена одна большая семья, эвакуировала, спасая от наступающего врага самое ценное, что у нее было – детей. Не важно, больных или здоровых. Не важно, какой национальности, это были советские дети. Но враг был силен и стремительно наступал. Вскоре наши войска отступили.
Как только власть сменилась, местные жители забрали из санатория все мало-мальски ценные вещи, вплоть до подушек, посуды, а так же продукты питания. В санатории остались только дети и персонал. А потом пришли немцы из дивизии с романтическим названием «Эдельвейс». А так же подразделение СС под командованием обер-лейтенанта Отто Вебера. Сейчас принято говорить, что «обычные немецкие солдаты» были хорошие, а вот эсэсовцы плохие. Так вот в дивизии «Эдельвейс» обычных солдат, скорее всего, не было совсем.
Как это полагалось в те времена, объявили, что всем евреям следует собраться «для переписи». Не явившихся, мол, накажут. То, что на самом деле накажут всех - люди уже знали, летом 1942 года слухи с фронта доходили. Однако делать было нечего, пришлось идти на площадь.
Не явились только двое: врач Фрида Белкина и бухгалтер Софья Фарбер, которые покончили собой. Остальных каратели постепенно, не торопясь поубивали выстрелом в затылок, после того как изъяли все ценное, что было у людей. Это они так решали «еврейский вопрос» в полном соответствии с «идеями фюрера».
Продолжение следует