Вы тоже любите читать и перечитывать рубаи Омара Хайяма? И вы на полном серьезе думаете, что он был пьяницей, гулякой праздным, этаким адептом гедонизма, любителем женщин и вина? Омар Хайям? Персидский математик, философ, астроном, поэт и астролог, живший в XI-XII веках? За пьянками да гулянками когда ж ему было делом-то заниматься да стихи писать?
Впрочем, что там стихи? Современники знали Омара Хайяма, скорее, как ученого, математика, философа и прекрасного педагога, воспитавшего не одного выдающегося ученого. Когда ж Хайям успевал-то и наукой заниматься, и стихи писать, и ученикам передавать свои знания?
И последний аргумент в пользу того, что Хайям не мог быть пьяницей и гулякой. Давайте вспомним, что это было за время, в которое он жил. Средневековье. Да еще и в мусульманской стране, где распивать спиртные напитки запрещено под страхом смерти. Да будь поэт на самом деле таким, каким представляется после беглого прочтения рубаи, его бы просто-напросто ожидала печальная участь. И все. Прощай, Хайям!
Тогда возникает резонный вопрос: о каком в таком случае вине и каком виночерпии пишет поэт? Если не вино, то что же так его пьянило? Что за любовь сжигала его сердце? А это суть великая тайна, которая при жизни Хайяма была открыта только избранным. Недаром же он писал:
"Я спрятал свою истину за семью печатями и сорока замками, чтобы злое стадо людей не использовало эту истину во имя зла".
О какой истине идет речь и почему ее надо было прятать?
Не буду долго ходить вокруг да около. Скажу сразу: Омар Хайям был непростым человеком. Он был суфием, то есть адептом эзотерического ислама, мусульманского мистицизма, замешанного на аскетизме и стремящегося к познанию Творца.
Почему суфии таились, скрывались и, говоря современным языком, шифровались, тоже вполне объяснимо. Было время, когда официальный ислам относился к ним весьма негативно. Известно даже, что первых суфиев толпа забивала камнями. Показательна в этом плане участь южноиранского богослова и суфийского мистика Аль-Халладжа, которого обвиняли в пренебрежительном отношении к обрядам и ритуалам (кому-то важна суть, а кому-то внешний порядок действий), чудотворстве и самообожествлении. Поводом для обвинения в самообожествлении послужило утверждение суфия «Я есмь Бог». Так Аль-Халладж обозначал свою незначимость по сравнению с Богом, в котором он с любовью растворился, провозгласив тем самым путь самозабвенного единения с Богом единственно верным и не нуждающимся во внешней обрядовости. Но Аль-Халладжа неверно поняли, признали еретиком и посадили в багдадскую тюрьму, а спустя 11 лет казнили.
Вот почему приверженцы суфизма были вынуждены пользоваться эзоповским языком, прибегать к иносказанию и символам, понятным лишь посвященным. А для непосвященных поэтические, полные сакрального смысла мистические тексты звучат как просто любовные или эпикурейские стихи.
Так что за вино пил Омар Хайям? И что он вообще имел в виду под вином?
Вино у Омара Хайяма означает духовную радость познания горнего; опьянение трактуется как радость от встречи с Богом, просветление; влюбленность – ничто иное, как любовь к Творцу. А влюбленный — это дервиш, то есть странствующий монах, аскет, суфий. Пьяный – это тоже дервиш, но уже познавший истину. Красавица – не женщина, а душа того, кто ищет истину. Кабак – место, где собираются суфии для духовных практик. Виночерпий – сам Всевышний, разливающий вино познания высшей истины. И так далее и тому подобное.
А мораль сей "басни" такова: Омар Хайям никогда не был пьяницей и прожигателем жизни. Напротив, он был великим посвященным, замечательным мистическим поэтом. И свои тайные знания завуалировал в рубаи.
"Первым великим суфийским автором" назвал Омара Хайяма профессор Чарльз Торн в предисловии к «Рубаяту», вышедшему в восьмом томе серии "Священные книги и древние тексты Востока" (Лондон, 1917). Там же, в предисловии, Чарльз Торн пишет:
"...К сожалению, большинство западных читателей воспринимают Омара как языческого поэта эротики и пьяницу, которого интересует только вино и земные удовольствия. Это характерное недоразумение имеет место и по отношению к суфизму вообще. Запад судит об Омаре, исходя из собственных представлений. Но если мы хотим понять Восток, нужно попытаться взглянуть на восточные тексты глазами людей, живущих там.
Для многих жителей Запада будет неожиданностью узнать, что в Персии нет споров относительно стихов Омара и их значения: автор почитается как великий религиозный поэт. Его восхваления вина и любви представляют собой классические суфийские метафоры: под вином понимается духовная радость, а любовь - восторженная преданность Богу... Омар не выставлял свое знание напоказ, а завуалировал его. Абсурдно относиться к подобному человеку как к бражнику и бездельнику, однако его глубокие стихи, кажущиеся на первый взгляд поверхностными, вводят в заблуждение".