Михаила Давидовича Шаргородского один из столпов советской уголовно-правовой науки, доктора юридических наук, профессор. Он родился 2 апреля 1904 года в Одессе, где успешно закончил обучение, а позднее и аспирантуру Института народного хозяйства. С 1934 года жизнь М.Д. Шаргородского неразрывна связана с Юридическим факультетом Ленинградского государственного университета (в настоящее время Санкт-Петербургский государственный университет), где он работал на кафедре уголовного права, а также был ее заведующим с 1945 по 1963 год.
Научное наследие М.Д. Шаргородского включает более 200 работ, 27 из которых были переведены и изданы за границей. Как шутливо ворчал друг Михаила Давидовича проф. А.Н. Трайнин: профессор Шаргородский «пишет до неприличия много». Как отмечала позднее проф. Н.Ф. Кузнецова «качество работ превосходное по фундаментальности, энциклопедичности, внушительности и одновременно практичности <… > Широта его научного наследия поражает».
В числе наиболее известных научных работ проф. Шаргородского следует вспомнить такие работы как «Преступления против жизни и здоровья» (1947 год), «Уголовный закон» (1948 год), «Наказание по советскому праву» (1957 год), «Наказание, его цели и эффективность» (1973 год).
Со времени написания данных работ прошло уже более полувека, однако, многие идей, высказанные проф. М.Д. Шаргородским в середине прошлого столетия, не только не потеряли своей актуальности, но и нашли свое закрепление в современном законодательстве и судебной практике. Среди таких воплощенных идей, получивших одобрение не только в научных кругах, но и законодательную реализацию, следует назвать следующие научные положения проф. М.Д. Шаргородского.
Во-первых, М.Д. Шаргородский критиковал УК РСФСР 1960 года за отсутствие в нем определения убийства. Он говорил, что «определение убийства вовсе не бесспорно, а, напротив, во многом весьма спорно». Проф. Шаргородский предлагал следующее определение убийства: «умышленное неправомерное лишение жизни другого человека». Особо обращает на себя внимание в этом определении то, что убийством признаются только умышленные действия. «Неосторожное лишение жизни также целесообразно убийством не называть, применяя этот термин только в отношении умышленных деяний», - писал Михаил Дмитриевич. Нецелесообразность применения понятия убийства к случаям лишения жизни он аргументировал как с позиций лингвистики, так и с позиций уголовной политики. Этот подход был полностью реализован в УК РФ 1996 года, который в ст. 105-108 устанавливая ответственность за различные виды убийств, понимает под ними только умышленные деяния по лишению жизни человека, а неумышленные случаи лишения жизни именует причинением смерти по неосторожности (ст. 109 УК РФ).
Во-вторых, М.Д. Шаргородский, анализируя состав детоубийства, предлагал учитывать родовой период женщины в качестве смягчающего обстоятельства и сделать привилегированным составом детоубийство убийство матерью своего ребенка во время или непосредственно после родов. Такие смягчающие обстоятельства УК РФ включил в качестве конструктивных элементов ст. 106 «Убийство матерью новорожденного ребенка».
В-третьих, рассматривая квалифицирующие признаки убийства, проф. Шаргородский высказывался против квалификации убийства особо мучительным способом, если после убийства производилось расчленение трупа. В настоящее время эта позиция воспринята судебной практике и закреплена в постановлении Пленума Верховного суда РФ от 27 января 1999 года № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)», в котором прямо указано: «уничтожение или расчленение трупа с целью сокрытия преступления не может быть основанием для квалификации убийства как совершенного с особой жестокостью».
Эти три положения были подробно обоснованы М.Д. Шаргородским в его фундаментальной и актуальной по сей день монографии «Преступления против жизни и здоровья» (Москва, 1948 год).
В-четвертых. В 1970 году в вестнике Ленинградского университета была опубликована статья М.Д. Шаргородского «Прогресс медицины и уголовное право». Это была одна из первых работ в советской научной литературе, затрагивающая уголовно-правовые вопросы в медицине. В данной статье автор однозначно выражает приоритет охраны жизни человека до ее полного окончания, до ее последнего момента вне зависимости от состояния здоровья человека, его болезни и даже комы. Одним из важных положений, высказанной автором в данной статье, является то, что трансплантация тканей и органов, как живых людей, так и умерших допустима только с согласия, данного при жизни, или с согласия родственников умерших после смерти донора. Такой подход проф. Шаргородский аргументирует интересами «больного и умирающего донора». Это положение в настоящее время имеет нормативное закрепление в статьях 1 и 8 Закона РФ от 22 декабря 1992 г. №4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека». Однако закон делает одно исключение, так называемая «презумпции согласия» гражданина на возможное использование его органов после смерти, которая заключается в том, что изъятие органов и (или) тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту (ст. 8 Закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека»). Следовательно, в случае такого заявленного согласия у умершего человека может быть произведен забор и заготовка органов и (или) тканей человека. К вопросу о конституционности «презумпции согласия» уже привлекалось внимание Конституционного Суда РФ (см. определение от 04.12.2003 г. №459-О и от 10.02.2016 г. №224-О). Суд отказал в принятии к рассмотрению обращений в связи с их не подведомственностью Конституционному Суду. Вместе с тем, как подчеркнул в своих определениях Конституционный Суд «презумпция согласия» введена в законодательство России «в целях соблюдения баланса прав и законных интересов доноров и реципиентов» и «не является заявителей - исключением в мировой практике и в целом основана на общепризнанных принципах и нормах международного права». Противоречит ли такой подход позиции высказанной проф. Шаргородским в 70-х годах прошлого века? Представляется, что «презумпция согласия» не противоречит взглядам автора, который в первую очередь во главу угла ставил охрану жизни человека до последнего момента, а во вторую – необходимость приводить нормы права в соответствии с «достижениями современной науки (реанимация, трансплантация органов и т.д.).
В-пятых, в своей монографии 1973 году «Наказание, его цели и эффективность» проф. М.Д. Шаргородского утверждал: «Исправление и перевоспитание являются одной из целей наказания, но в то же время они являются средствами, служащими для достижения основной, конечной, специфической цели наказания – предупреждения совершения преступлений». Как итог изучения целей уголовного наказания, автор делает вывод, что, в конечном счете, самой главной целью наказания является предупреждение совершения преступлений. Действующий УК РФ в ст. 43 закрепляет в качестве двух из трех целей уголовного наказания исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений
Обращаясь к теме уголовного наказания нельзя не остановиться на том, что проф. Шаргородский возражал против суровых наказаний, в том числе длительных сроков свободы. Вместе с тем, автор считает более эффективным неотвратимость наказания. «Самые суровые наказания, постигающие лишь небольшое число виновных и через длительный промежуток времени после совершения преступления, оказываются малоэффективны», - писал проф. Шаргородский. При этом автор поддерживает высказавшееся ранее не раз положение о том, что жестокость наказания не только не помогает достичь цели наказания, а наоборот, противоречит цели предупреждения преступлений
Обращаясь к творческому наследию проф. М.Д. Шаргородского нельзя пройти мимо его большой монография «Уголовный закон» (Ленинград, 1948 год).
Это была первая фундаментальная монография, в которой были исследованы проблемы уголовного закона в советском уголовном праве. В этой работе автор немало места уделяет техники уголовного закона. В частности он называет шесть правил, которыми следует руководствоваться при составлении статей уголовного кодекса. Во-первых, «каждая статья должна быть изложена так, чтобы состав, который ею предусматривается, был четко отграничен от составов, предусмотренных другими статьями». Во-вторых, «если для формулировки диспозиции принимается какой-либо определенный признак, то он должен быть учтен во всех родственных случаях». В-третьих, необходимо использовать термины, принятые в данной системе права. В-четвертых, для квалификации родственных составов следует применять те же обстоятельства и те же термины. В-пятых, формулировки должны быть полными. И, наконец, в-шестых, «формулировки должны быть четкими и ясными, они не должны давать повод для различного понимания, а тем более понимания, противоречащего воле законодателя». Мы бы назвали это шестью золотыми правилами для любого законодателя, в какой бы области права он не работал.