Тридцать лет назад здесь было небольшое, но живое село. Жизнь била ключом. В основном население было молодым, все друг друга знали в лицо и по имени. В некотором роде эта была одна большая семья. Был колхоз, где работала вся деревня. Бабы ходили на дойку, в поле, на речку постирать. В разговорах попеременно перемывали друг другу и своим мужьям косточки. Мужики пахали, охотились, рыбачили и занимались прочими мужскими делами, в перекурах хваля, ругая своих и чужих жен. Все знали друг про друга практически все. Даже безлунной ночью идя по улице, два человека могли почти безошибочно угадать, кто идет на встречу.
Часто праздники отмечали всем народом. Во дворе накрывали большой стол, и каждый нес что-то с собой. Бывало, вся деревня вмещалась в трех дворах. В такие моменты самогонка лилась рекой, гармонь пела, не переставая, и дети бегали гурьбой, играли, периодически получая родительские подзатыльники. Бабы, девки, раскрасневшись, пускались в пляс, некоторые мужики подхватывали залихватски, другие просто, маслеными глазками наблюдали за гульбищем. Женщины постарше, просто с уставшим удовольствием наблюдали за происходящим.
В такие моменты в толпе, обычно, никто не замечал, откуда летел первый кулак в заросший мужской подбородок. И подымался бабский визг, детский рев, летели кулаки и брызги крови. Поднималась куча мала. Мелких детей женщины сразу гнали в дом, а те, кто постарше с алчным интересом и улюлюканьем разглядывали потасовку, сторонясь, или повиснув на заборе. Отведя душу, мужики уставали и бабы вели своих разгоряченных самцов по домам. И долго тянулся по селу шум, смех, и угрозы расквитаться при первой встрече. А на утро почти в каждом доме пился рассол и люди со «звенящими» головами шли работать.
Так же, по деревне ходили слухи и сплетни о том или ином жителе. Все, от мала до велика, любили поперемывать друг другу косточки. Сплетни рождались как по поводу, так и без него. Иногда вполне рядовая ситуация обрастала пикантными подробностями как снежный ком, с той или иной мерой ожесточения. Иной раз односельчане были не вполне друг другу добры, были и так называемые кровные враги. Бывало на кого-то начиналась травля всей деревней, если появлялся повод, и некоторое время этому человеку, или семье, приходилось несладко. Люди довольно зло реагировали на провинившегося. Но проходило время, и все понемногу стихало, или находился другой объект, для людского осуждения. Кто- то уезжал жить в другое место из-за разногласия, либо просто по надобности. Изредка появлялись новые переселенцы, к которым сразу появлялось внимание остальных, так как общество было уже порядком устоявшееся, а тут «свежая кровь». Новенькие, со временем, вливались в общую массу. Либо нет.
Гонению в основном подвергались семьи не славянского происхождения, внешности. Как- то так сложилось, что в деревне жили только русские семейства. Прибывшая, к примеру, семья бурятов, по глупости людской, сразу подверглась давлению со стороны. Все больше и больше могли слышать они в свою сторону презрительное: «Нерусские!», «Черномазые!», «Узкоглазые!». Никак аборигены не могли принять «не своих», буквально выживали тех, чей волос и глаза были темнее, чем у остальных. А уж если красивее, так и того подавно.
Так случилось и в этот раз. Никому не известно, откуда, переехала в деревню женщина с дочкой.
Она была высока, довольно худа, по здешним меркам. У нее был длинные черные прямые волосы, огромные черные глаза, бледная кожа. Лет ей было на вид примерно 35. Ее дочка, лет тринадцати, так же, была черноволоса, с длинной толстой косой. На бледном личике так же были выразительные большие глаза с густыми длинными черными ресницами. Обе они были красивы, каждая в своем возрасте. И если дочка была довольно улыбчива и открыта, то мать, наоборот, молчалива, степенна, нетороплива. Она сторонилась местных людей, неохотно идя на контакт, всегда вежливо и категорично избегая или сводя на минимум общение. Она со всеми здоровалась, могла ответить дежурной улыбкой, но ни с кем не обсуждала свои, или чьи-либо дела. Была вполне доброжелательна, но скромна и закрыта. Жесты ее были несколько царственны, ощущалось аристократическое происхождение, и вся ее замкнутость несла некую тайну. Так же у нее был довольно пронзительный, тяжелый взгляд. Бывало кто-нибудь с вызовом начавший общение, встретившись с ней взглядом, тут же робко шел на попятную, будто столкнувшись с неизвестной угрозой.
Некоторым она показалась надменной, скрытной и подозрительной. Бабы начали шептаться, им вся эта неприступность сразу не понравилась. Местные чаровницы почувствовали непревзойденное соперничество. Их неприятно закусывало, что мужики стали проявлять к новенькой свой природный интерес, но еще более непонятно и неприятно, на неосознанном уровне им казалось, как она отсекала приставания. Не кокетничая, не улыбаясь притворно, не допуская физических контактов. Какой бабе может не понравиться, когда к ней проявляют интерес? А эта же всячески избегала мужского внимания, тем самым возбуждая к себе еще большее притяжение с их стороны. У них появлялся охотничий азарт, но все они были слишком слабы для такой добычи. От одного лишь ее взгляда они робели. К тому же, имея по местным меркам довольно экзотическую внешность, она была еще более желанна. Но недоступна, как королева. Некоторым мужикам в силу их слабости, и невозможности получить желаемое она тоже стала противна.
К тому же женщина, живущая одна с ребенком по неизвестным на то причинам, тут же подверглась осуждению. В этой деревне девушка без мужа, принесшая в подоле, подвергалась немилосердному гонению. Это было чуть ли не главным преступлением против морали местного общества. И с чьей-то легкой руки, все тут же поверили, что новенькая именно поэтому переехала сюда. Видимо, когда-то нагуляла, а теперь бежит всюду от справедливого народного суда.
В лицо общаясь с ней, все старались казаться дружелюбными, но за спиной женщины день ото дня росла ненависть. Как легко они справлялись раньше с неугодными, выживая их из села, массовым давлением, а тут люди, отчего-то именно ее стали побаиваться. Это раздражало. Поговаривали, что она ведьма. Они не стали травить ее, будто ожидая подходящего момента.
Зато девочка была более уязвима. Взрослые хоть и были сильнее, но все же ее не трогали, так, как всем известно, что нет страшнее зверя, чем самка, у которой обидели детеныша. Но тем не менее, они позволяли это делать своим детям.
В кругу ровесников девочки так же появилось соперничество. Но она по началу этого не замечала. Она мило улыбалась всем, разговаривала, реагировала на порой глупые шутки мальчиков, которые хотели ей понравиться. Для них местные красавицы сразу ушли на второй план. Их теперь манила вот эта, красивая, с огромными черными, как омут глазами, улыбчивая, лёгкая, словно весенний ветерок незнакомка. Она была наивна и добра со всеми, принимая все за чистую монету. Но, как известно, мальчики, в проявлении своей симпатии, могут быть довольно жестоки. Дергая ее за косы, они часто выводили ее на слезы, потом кто-то извинялся, кто-то нет, но стало понятно, что девочка слабая, а таких обижать интереснее.
Еще и имена у них были, для местных, чуждыми – Ядвига и Янина.
Женщина с дочкой приехали на телеге, груженной нехитрым скарбом, и поселились на краю улицы в заброшенном доме. Потихоньку он приобретал жилой вид.
Без чьей-либо помощи новая хозяйка починила забор, ставни, залатала крышу и все освежила новой покраской. На окнах появились белые шторы, на подоконниках заиграли красками горшечные цветы. Двор был вычищен от сорняков и хлама, появились большие цветущие клумбы. При этом некоторые сорта были никому до этого невиданными. У женщины было так же еще одно хобби - она лепила глиняные фигуры, а потом украшала ими двор. После ее стараний он преобразился полностью и стал просто похож на сказку. Ядвига превзошла даже самых заядлых домохозяек. По утрам она запрягала свою кобылку, собирала фигурки и цветы в телегу и уезжала, вероятно, на рынок, так как по возвращении, корзины были пусты.
Завистницы опять скрежетали зубами. Даже те, кто покупал у нее саженцы, не могли вырастить такую красоту. Кто-то интересовался - как же это у нее получается. Она просто пожимала плечами и говорила - просто, ухаживаю.
Янину она пристроила в местную школу. После уроков та во всю помогала матери по хозяйству, чем, опять же, раздражала соседок. Ведь их дети «через не хочу» шли в огород, а эта без устали шустрила по двору.
Но не все было хорошо. Придя в свой класс, девочка столкнулась с невежеством, ревностью и агрессией от большей части коллектива. Она ведь отличалась от них всех, не только внешне, но и характером поведения. На переменах не бегала, не играла в коридорах с остальными девчонками в «резиночку». Не толкалась, веселясь, с мальчишками. Всегда выполняла задания вовремя. Руку первая не тянула, но, если ее спрашивали, отвечала четко и правильно. Да что там, даже учителей она стала раздражать, слишком примерная была.
Сначала все было спокойно. К ней приглядывались. Но видя ее спокойный, безобидный нрав, сверстники, особенно девочки, все больше стали цеплять ее. Некоторые парни, испытывая симпатию, как могли, оказывали знаки внимания, но в ответ получали равнодушие. Кто-то из них просто шел на поводу у класса. А девочек, конечно же, беспокоило, что внимание бывших ухажеров переключилось на эту «инопланетянку». Они чувствовали ее превосходство, и ребячья ненависть росла с каждым днем.
И вот, однажды, случилось нечто неприятное.