⇦ предыдущая часть
В настоящее время тихо на Дону. Прошли тревоги и битвы; казаки мирно занимаются земледелием, скотоводством, садоводством, рыболовством и прочим но, всматриваясь в их нравственные свойства, можно ясно видеть, что они всё те же, как и 200-300 лет тому назад. При случае удальство и богатырство вспыхивают между ними ярким пламенем. Побратимство тоже существует и теперь между ними и часто во всей своей высоконравственной красоте.
Лет десятка полтора тому назад мне случилось быть в одной из донских станиц на проводах казаков на службу. Обыкновенно вся станица выходит провожать служивых и провожает всегда на одном месте: где-нибудь на открытом, высоком бугре. Это место так и называется в каждой станице ″Плакучим″ бугром или ″Служивской″ горой. По отслужении молебна в церкви, все казаки, в сопровождении родных и знакомых, выходят на Плакучий бугор и здесь, садясь кружками, пьют, иногда при заунывных песнях, ″круговую″, ″стременную″, ″копытную″, а иногда и атаманскую.
круговой – называется рюмка, подносимая всем по порядку в кругу;
стременная – пьётся из стремени седла, которое делается у казаков с донышком;
копытная – из расчищенных конских копыт, поднятых для этого кверху;
атаманская – из атаманской насеки. Какой-нибудь станичный атаман отвинчивает серебряную булаву со своей атаманской палицы и в пустоту её наливается сороковка и более вина.
Так было всё на проводах и в той станице, где я был. На ″Плакучем″ бугре было огромное собрание народа. Самые почётные старики и провожаемые сидели там и здесь кругами, а помоложе кто и дети сидели и стояли около стариков: кто держал лошадей, кто оружие. В одном из центральных кругов ″круговая″ дошла до седого, старого, но бодрого ещё старика, и он поднял её выше своей головы и сказал:
– Дай Бог вам, дети, служить счастливо! Служите верой и правдой: бойтесь Бога, чтите начальство, за веру Христа, Царя и Отечество положите живот! Вспоминайте почаще отцов и дедов и не посрамите при случае батюшку тихий Дон! Не выдайте также и честной нашей станицы перед другими станицами! Жить в полку всем станичникам дружно, и станичника в нужде не покидать! Каждый избери себе товарища; живите как братья, душа в душу, как живали ваши отцы!...
Такие наставления не пропадают даром и в доказательство этого можно привести следующий пример.
Во время последней русско-турецкой войны в одном из донских казачьих полков второй очереди служило два казака: Андрей Варкин и Никита Мамин. Они ещё во время службы в первой очереди сделались побратимами, и дружба их через взаимные услуги укреплялась более и более. Когда у Варкина пал конь, то Мамин отпросился у полкового командира и ходил вместе с ним на работу (они служили в то время в Польше), чтобы заработать деньги на покупку коня. Товарищи неустанно работали полтора месяца и справились с лошадью; они купили её, когда с аукциона продавалось имущество умершего казака, в числе которого был и настоящий, природный донец-конь.
Несмотря на дружбу, Варкин и Мамин представляли собой совершенные контрасты. Андрей Варкин – коренастый, среднего роста, ловкий, весёлый, статный казак, проницательного взгляда, меткий стрелок, наездник и джигит, каких даже и на Дону мало; Мамин же громадного роста, неуклюжий, туг на соображение, угрюм видом; но в глазах его, из-под густых нависших бровей, несмотря на всегдашнюю его флегматичность, сверкают огоньки, показывающие, что отвага и удаль в большой мере присущи и этой натуре.
Две эти личности настолько замечательны, что о них стоит сказать подробней.
Никита Мамин происходит от старинного рода и не отстаёт от своей славной родни. Его отец и дед были страшные силачи. Дед его служил в последние годы царствования Екатерины Великой в придворной казачьей команде (тогда в Петербурге вместо лейб-гвардии казачьего полка была казачья команда), в которую избирались казаки, отличавшиеся мужеством против неприятеля и силой.
Односумы Мамина рассказывали следующий случай. Императрица в Царском селе гуляла в коляске по парку с одной из придворных дам. Лошади чего-то испугались и понесли; кучер не мог остановить их и растерялся; тогда уже больная, Императрица подвергалась большой опасности. В это время поблизости случился Мамин. Он бросился к экипажу, ухватился за одно из задних колёс, затормозил и остановил лошадей. Императрица возвратилась во дворец пешком, а Мамин получил лично, из её рук, щедрую награду.
Никита в этом отношении едва ли уступает деду. Ему давно уже не позволяется бросаться в драку, когда бывают кулачки, а у них во всей станице, как говорят, только пять человек таких, которым, по причине их необыкновенной силы, запрещено, во избежание несчастных случаев, участвовать в жарких кулачных схватках. Он берёт в обе руки по 4 пуда и постукивает ими. Говорят, если случится, что волы не вывозят тяжёлого воза с сеном или хлебом из грязи или балки, то он помогает им и при такой помощи, воз выезжает и направляется далее.
Рассказывают, что будто бы один раз он бился об заклад с купцом, прогонявшим с Дона несколько гуртов скота. Мамин спорил, что поборет самого сильного быка в гурте; купец доказывал, что он не сделает этого. Выбрали быка; Мамин взял его за рога и повалил. Этим он выиграл большой заклад, но, не захотел обижать купца, дивившегося такой необычайной силе, выбрал себе только на приплод двух лучших в гурте коров и бугая. Лошадей он, говорят, валяет, взявши одной рукой за ухо, а другой за нижнюю часть зева.
Мамин также отличается и быстротой своего бега.
Не менее замечателен и казак Андрей Варкин, но в другом роде. Редки даже и между казаками такие бравые, расторопные и ловкие молодцы! Приучившись с детства, во время игры ещё в бабки и кости, к меткости, он бросает так ловко, что камнем убивает птиц и зайцев, а из ружья с лошади стреляет метко на всём скаку. По стрельбе командир в полку часто ставил его в пример другим. Во время джигитовок в полках казаки вообще делают удивительные штуки. Они на всём скаку соскакивают с коней на землю и опять садятся; сидя в сёдлах, на всём же скаку достают с земли платки, уздечки, монеты; перескакивают на скаку с одного коня на другого; скачут, стоя в сёдлах, поворачиваются на все стороны, стреляют в цель, заряжают ружья и опять стреляют. Пикой на всём же скаку попадают в самую середину ладони протянутой руки деревянного болвана, особенным образом устраиваемого для этого.
Варкин был во всём этом одним из первых и получил от начальства за отличие несколько подарков и призов, состоящих из сёдел, часов, уздечек и кивера.
У казаков вообще орган зрения чрезвычайно развит. Этому способствуют обширные Донские степи, где можно постоянно упражнять зрение на открытых, многовёрстных расстояниях. Но у Варкина, кажется, орлиное зрение.
На охоте он поражал меня всегда удивлением. Стоило ему увидать только три лапки заячьего следа на снегу, и он сообразит как бежал заяц и, приняв во внимание, какой был ветер ночью и в какую сторону косогора или балки должен поэтому ложиться заяц, он окидывал взглядом окрестность и говорил:
– Вон там он лежит.
Затем подъезжал уже прямо к тому месту. Лежачего зайца он редко бьёт, а даст ему вскочить. Заяц побежит, а он медленно снимет с плеч ружьё и говорит: ″Ушёл, ушёл!″ Прикладывается, стреляет – и заяц летит кувырком.
Много раз я был у уважаемого мной Андрея Егоровича Варкина. У него в доме на стене висят рядком два креста и семь разных медалей, принадлежавших его умершим деду и отцу. К крестам тут же на стене в рамке под стеклом есть описание, в котором чётким и крупным шрифтом написано:
Кресты эти принадлежали уряднику Герасиму Гавриловичу Варкину, умершему 21 мая 1862 года в глубокой старости. Он получил их за следующие дела: в 1828 году недалеко от Караса большое русское войско было расположено в виду неприятеля. В составе этого войска был казачий полк. В то время, когда полк, готовясь к схватке с турками, выстраивался в лаву, перед казаками на равнине показался вооружённый турок, в высокой чалме, красном доломане, на красивом, покрытом блестящим убором коне; он наездничал перед казаками, дразнил их, подскакивал на выстрел, стрелял, отъезжал и опять заряжал ружьё.
Командир полка приказал вызвать охотника сразиться с турком. Вперёд выехал Герасим Гаврилович. Он отдал ружьё своё и пистолет товарищам, а с собой взял только шашку и пику. Перекрестившись, он толкнул по направлению к турку своего Длинноногого (имя коня) и стрелой понёсся, пригнувшись в седле и взяв пику наперевес. Турок, подпустив его на выстрел, остановился, прицелился и выстрелил. Варкин вздрогнул, выронил из рук пику, зашатался и повис на коне. Конь же продолжал нестись во весь опор прямо к турку. Турок подскочил к нему и хотел взять за повод, но Варкин мгновенно приподнялся в седле, блеснула шашка, раз-два, и турка как не бывало!.. После этого Гаврилович взял спокойно турецкого коня за повод и повёл к полку, подняв по дороге и свою пику. Полк встретил победителя с музыкой и криками ″ура″. Это было на глазах всей русской армии, и Гавриловичу дали крест.
Второй крест получен им за дело с черкесами. Казачья сотня, под командой есаула, была атакована во время разведок трёхтысячной партией чеченцев. Храбрый есаул скомандовал: ″С коней – ложись!″ Казаки положили коней, сбатовали их, а сами залегли за ними, как за брустверами, и пустили в ход свои меткие винтовки. Черкесы бросили атаку, но окружили издали казаков, начав жаркую перестрелку. Казачьи лошади почти все были перебиты, половины казаков уже не было в живых. Есаул, поражённый насмерть пулей в грудь, успел только сказать: ″Братцы, не сдавайтесь! Пошлите вестового к нашим, чтобы хоть прибрали наши тела″. Казаки остались под командой урядника Варкина. Он отрядил двух лучших молодцов на быстрейших конях, чтобы пробились и дали знать в полк. Быстро вскочили казаки на коней и, наготовив шашки и пики, смело понеслись на неприятельскую цепь, чтобы прорваться. Один из этих удалых молодцов, очистив себе дорогу, понёсся дальше и достиг цели; другой же был сражён вражеской пулей и порублен. Хотя дружно отстреливались казаки, однако кружок их с минуты на минуту редел всё более и более.. Но вот с ближней русской сторожевой башни загремели сигнальные выстрелы; на помощь к казакам летел их полк, скакала из ближайшей крепости русская кавалерия и бежала пехота!... Пыль всё ближе и ближе; чеченцы с гиком бросились на шашки, но казаки сплотились спина к спине и встретили их со своей стороны шашками и пиками. Началась рукопашная схватка, решительная и отчаянная! Но тут подоспели казаки, русская конница, и чеченцы бежали со стыдом.
Тут же на стене висит другая рама с аттестатом, принадлежавшим отцу теперешнего хозяина. В нём написано:
Приказ уряднику Егору Варкину. Его высокопревосходительство, наказной атаман войска Донского, господин генерал от кавалерии Максим Григорьевич Власов, к истинной признательности за неусыпные труды твои и достоинства, засвидетельствованные бывшим судьёй сего начальства, господином полковником Н-ным, в 8 день июля сего 1845 года написал тебя в урядники. О чём тебе даётся знать. Июля 10 дня 1845 года.
Дальше следуют подписи судьи судного начальства, трёх заседателей, секретаря, повытчика и протоколиста.
Таковы-то личности двух названных казаков, которых я беру в пример современного казачьего побратимства.
Полк второй очереди, в котором Варкин и Мамин служили в последнюю турецкую войну, был в самом огне. Он как на ковре-самолёте переносился из одного места в другое: исчезает здесь и появляется в другом пункте, через сутки за сто иногда и более вёрст.
Мамин и Варкин в полку по обмундировке, исполнительности и доброконности были одними из лучших казаков, особенно Варкин. Конь его, тёмно-гнедой, почти карий, с маленькой белой лысиной на лбу, по быстроте и выносливости, был первой лошадью в полку. Это был истый казачий конь, воспитанник степей, возвышенных бугров и каменистых балок Донецкого кряжа.
На вид он был красив и лёгок, с высокими, крепкими копытами, но, однако с несколько длинными ногами и поджарым телом, что не всегда считается красивым у лошадей. Он способен был перенести невероятные труды: проскакав без отдыха сотню вёрст, он, через короткое время, после скудного корма, состоящего иногда из древесных прутьев, камыша или прошлогодней травы, подножной и мёрзлой, иногда из-под снега, опять был готов на такую же работу. Усталости он не знал и никакие труды не могли его утомить. Он переплывал с хозяином широкий Дунай с одной стороны на другую и обратно. Скакал он плавно и верно, что давало возможность Варкину метко стрелять с него на скаку.
Ещё прежний хозяин дал этому донцу-коню имя Убей-Уйди. Это название шло к нему и все в полку его так называли. Варкин так приучил его к себе, что мог обходиться без узды и поводьев. Конь совершенно понимал его и составлял с ним как будто одно тело и одну душу. По особенному знаку он на скаку останавливался и ложился на землю, по знаку же и вставал; встрепенётся Варкин, поднимется в стремена, и конь взовьётся и несётся как стрела; присядет в седло – он остановится и идёт шагом; толкнёт известным образом – он поворачивает в сторону; толкнёт иначе – поворачивает в другую.
В одно время Мамин вдвоём с казаком Выродковым был послан из полка на разведку. Они наехали на турецкий разъезд человек из двадцати, который заметив их, бросился в погоню. Казаки стали уходить; на лошадей они могли понадеяться. Турки, видя, что им не догнать казаков, дали залп. Под Маминым был убит конь, и Мамин упал вместе с ним. Выродков, думая, что Мамин убит, спешил ускакать. Уже будто бы после, оглянувшись, он увидел, что турки взяли Мамина живого и невредимого.
Как только Выродков возвратился в полк и всё рассказал о случившемся, Варкин оседлал коня и стал собираться в дорогу. Товарищи пытались его удержать, доказывали, что ничего нельзя сделать, но он сказал с твёрдой решимостью: ″я или пропаду, или выручу Мамина″. Затем сел на коня и тайно от начальства уехал по направлению к турецкому лагерю, расположение которого в точности успел узнать.
Сначала Варкин ехал тихо, в глубокой задумчивости, опустив повода коня. Мрачные думы и тяжёлые предчувствия тяготили его душу; он думал о своём доме и домашних, и ему вдруг пришли на память слова народной песни:
Как тебе то, добро молодцу, быть убитому, вороному твоему коню быть подстрелену, молодой твоей жене быть вдовушкой, малым детушкам твоим – сиротинушками…
И не бывать тебе, добрый молодец, на тихом Дону, не видать тебе отца с матерью, не слыхать тебе звону колокольного…
И скажите вы, братцы, моей молодой жене, что женился я на другой жене, гробовой доске; засватала меня сабля вострая, турецкая, обвенчала меня пуля свинчатая, положило спать ядро чугунное…
Конь как будто думал с хозяином одно и то же. Он опустил уши и тихо шёл, понурив голову. Вверху над конём и всадником пролетало в это время несколько воронов. Хищные птицы вдруг стали играть, клоктать и плавать по воздуху. Это был недобрый знак, и Варкин встрепенулся.
– Что мой товарищ призадумался, – обратился он к коню: – или чуешь беду? Пусть будет, что Бог даст! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Ты сам знаешь, что у нас на Дону не повелось оставлять в несчастии своих друзей. Мой отец и дед застонали бы в могилах, если бы я оставил Мамина в турецком плену!
Он толкнул коня, и тот побежал рысью.
Объезжая скрытно турецкий лагерь, Варкин останавливался на удобных местах и внимательно всматривался вдаль. Вдруг он увидел, что за несколько вёрст впереди два турецких всадника гонят пешего пленного. Он ясно рассмотрел, что это Мамин, что он без шапки и что руки у него связаны сзади толстым ремнём. Не теряя ни минуты, Варкин стал ехать быстро, прямо уж к тому месту, где вели Мамина. Подъехав скрытно на полуторавёрстное расстояние или менее, Варкин взял пику наперевес, так что из-за коня её мало было видно, пришпорил коня и во весь опор поскакал прямо к Мамину и сопровождавшим его туркам.
Турки видели, что кто-то скачет, но рассмотреть, кто именно, не могли за пылью и быстротой. Для Варкина было делом одного мгновения налететь на них и ударить пикой одного; другой турок бросился уходить, погоняя коня на обе стороны, но Варкин ссадил его выстрелом из ружья.
Мигом обрезан был у Мамина на руках ремень, и он вскочил на одного из оставшихся свободными турецких коней.
Товарищи понеслись к русскому лагерю, избирая прямое и безопасное направление.
Турки между тем видели со стороны всё случившееся, и целый отряд их человек в 50 скакал за казаками в погоню. К несчастью, турецкий конь был очень плох. Конь Варкина поминутно убегал от него далеко вперёд.
Варкин хотел уже взять Мамина на своего коня и скрыться, но вдруг из ближнего леса раздались выстрелы турецких стрелков. Добрый конь, выносивший из огня и воды, был убит наповал! Он отскочил в сторону и тяжело рухнул на землю. Варкин тоже был ранен и упал вместе с конём. Не остался цел конь и под Маминым; он получил рану, поволок заднюю ногу и остановился. Мамин бросился к товарищу и покуда второпях высвободил его из стремян, турки значительно приблизились.
Сначала Мамин совершенно растерялся и не знал, что ему делать. Голова его горела от напора мыслей. Он хотел уже схватить лежавший около обломок дерева и защищаться, не покидая тела товарища до последней крайности. Но вдруг новая мысль озарила его лицо, и как молния сверкнули его глаза из-под густых бровей. Он схватил Варкина, вскинул его на плечи и бросился в лес, убегая по оврагам и глухим тропинкам. Пока приблизились к лесу турки, он успел уже скрыться и, не будучи разыскан, вскоре достиг лагеря своего полка.
Из носа у него текла кровь, сапоги во многих местах лопнули и прорвались, из-под ногтей на ногах тоже сочилась кровь. Оба товарища очутились в госпитале, но скоро выздоровели…
В окружной Усть-Медведицкой станице, на самом низу, на песчаной косе Дона, за рядом маленьких железных лавчонок, стоит избушка. В ней помещается питейное заведение под названием «Свидание друзей». Открыл это какой-то ловкий промышленник-великоросс и много лет уже торгует здесь с большой выгодой. На крыше заведения красуется вывеска, на которой яркой краской написано: «Трактир Свидание друзей».
В трактире этом иногда по праздникам и во время существующих здесь ярмарок и теперь можно встретить казаков Мамина и Варкина. Они принадлежат к одной из ближних к Усть-Медведице станиц и часто привозят на усть-медведицкий рынок плоды своих мирных сельскохозяйственных трудов: муку, картофель, арбузы, мёд, яблоки, груши и прочее. Встретившись на базаре, они непременно заходят в этот трактир выпить по рюмке и разделить дружбу. Иногда, хоть и редко, они вспоминают и про былое…
Иван Тимощенков
газета «Донская речь» июль 1888 год.
⇦ предыдущая часть
Навигатор ← Казачье войско
