Об особенностях советского общества эпохи Брежнева.
Общество может обладать высоким уровнем развития срединной и специализированной хозяйственной культуры. К примеру, в Японии: повседневное трудолюбие стало средой, в которой вызрела и существует высокотехнологичная организационная культура, одобренная людьми, и выполнение ими требований «тотального качества» выпускаемой продукции. В России низкий уровень развития срединной культуры является одной из главных общественных проблем. Хотя отечественная история всего советского периода знает немало примеров высокой специализированной профессиональной культуры и высокоэффективного производства: военная и космическая промышленность, система народного образования в школах, начального профессионально-технического, вузовского общетеоретического и специального образования, ряда направлений академической науки, развития искусств.
Важнейшей особенностью социалистической хозяйственной культуры был ее мобилизационный характер. Эта особенность была весьма кстати в экстремальные периоды Великой отечественной войны 1941-1945 гг., напряженного противоборства с враждебным окружением страны и восстановлением экономики после гражданской и второй мировой войн.
Но слабость срединного, повседневного уровня хозяйственной культуры также практически означала обязательную смену энтузиазма и штурмовщины периодами спада, т.к. отсутствовало легально разрешенное предпринимательство, всюду была предельно огосударствленная собственность и предельно административно-бюрократизированная регламентация труда, быта, культуры, общественной жизни. Все это не позволяло более полно использовать разнообразный материально - ресурсный и трудовой потенциал страны и создавать благоприятные условия для повышения уровня и качества жизни наших соотечественников. Запреты на любую предпринимательскую деятельность ограничивали более полное использование трудового потенциала советских людей и порождали «теневую экономику», «цеховиков», воровство на предприятиях и т.п.
Считается, что для России характерны размеренность, неторопливость, консерватизм, недоверие к переменам, широта души и беспечность, коллективизм и уравнительность, щедрость и непрактичность, а также ряд других качеств и особенностей. Кроме того, есть точка зрения, что власть в России вне зависимости от смены режимов и наличия или отсутствия демократических процедур традиционно носит авторитарный характер, а этот авторитаризм, так или иначе, пронизывает сверху донизу все общественные и государственные структуры и определяет характер их функционирования.
Тезис о «Моральном кодексе строителя коммунизма
«Моральный кодекс строителя коммунизма» был утвержден как важный документ еще при Хрущеве в 1961 г. Было провозглашено, что в 1980 г. «мы будем жить при коммунизме». Этот «кодекс» опирался, хотели или нет его составители, на нравственные, моральные императивы «Нагорной проповеди Иисуса Христа» и другие христианские догмы, где присутствует нормативная основа христианской теологии и этики. Иисус Христос в этой проповеди обращается к золотому правилу нравственности, формируя его следующим образом: «Во всем мире, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними … (Евангелие от Матфея, 7:12). Эта проповедь и ряд других содержит обращение к общечеловеческим качествам и нормам поведения людей: не воровать, не убивать, помогать людям в трудностях, выполнять обещания, говорить правду. Осуждается жестокость, жадность, трусость, лицемерие, вероломство, клевета, зависть, высокомерие, но поощряется смелость, честность, самообладание, великодушие, скромность.
Сравним императивы Нагорной проповеди с текстом «Морального кодекса строителя коммунизма», содержащим нравственные принципы строителей коммунизма, провозглашенные Программой КПСС (1961г.) Этот «кодекс» включает следующее:
- преданность делу коммунизма, любовь к социалистической родине, к странам социализма;
- добросовестный труд на благо общества;
- забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния;
- высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;
- коллективизм и товарищеская взаимопомощь;
- гуманистические отношения и взаимное уважение между людьми;
- честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;
- взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;
- непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;
- дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;
- непримиримость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;
- братская солидарность с трудящимися всех стран, всеми народами.
В содержательном перечне ценностей «Морального кодекса», как мы считаем, присутствуют достаточно привлекательные ценности даже на обыденном уровне понимания, и которые можно назвать концептуально - базовыми ( или мировоззренческими) ценностями для людей в СССР, активно внедрявшиеся действовавшей «идеологической машиной» государства в массовое сознание, формируя, по крайней мере у определенной части людей, ту специфическую мифологическую реальность, в которой люди жили.
Авторитетные отечественные ученые отмечают ряд объективно оцененных особенностей жизни советских людей. Так, Б.А. Грушин, применительно к периодам хрущевского и брежневского периодов управления СССР совершенно справедливо считает, что советские люди жили в обществе, характеризовавшемся большим количеством нерешенных проблем и отличавшемся большим количеством недостатков. И те и другие, естественно, так или иначе, ощущались массами и потому переживались ими, становились объектами их критики. Это – с одной стороны. А с другой – данное общество именовало себя социалистическим, строившим коммунизм, реализующим самые светлые мечты человечества. Людям нравились эти цели, поэтому они так или иначе принимали (разделяли) официальную идеологию и активно поддерживали господствовавший в стране политический строй. Вся проблема была в соотношении степеней принятия и не принятия целей. Все демонстрировавшиеся еще в начале 60-х годов и позже (в «брежневскую эпоху») претензии к обществу и недовольства им в подавляющем большинстве носили ярко выраженный ограниченный характер, касались лишь частностей, деталей и никогда не замахивались на святое святых «фундаментальные основы самого этого общества и правящие в нем партию и государство».
Известный российский ученый Л.Г. Ионин также предлагает свой объективный, как нам кажется, взгляд на советское общество. Он утверждает, что «Советский режим принято называть тоталитарным. Хотелось бы избежать этого понятия, которое, как сейчас представляется, довольно искусственно и бессодержательно и не столько описывает реальность существования обществ в условиях коммунистических режимов, сколько предписывает идеологические рамки видения этих обществ». И далее он утверждает, что «…мы не можем не назвать советскую повседневность тоталитарной повседневностью…» В советской тоталитарной повседневности обнаруживается, по его мнению, достаточное количество степеней свободы, а советскому человеку было доступно многое: «фантазирование, наслаждение искусством, литература, научное теоретизирование, а за пределами повседневности, как и для любого человека, независимо от его общественной и культурной среды, были открыты дружба, любовь, наслаждение природой и единоборства с ней, переживания в «фиктивном литературном, мифологическом или сказочном мире, научном творчестве» и т.д. И дальше он справедливо, на наш взгляд, указывает: «Полный опыт советского человека не был урезанным, частичным, кастрированным опытом человека как такового. С точки зрения субъективного опыта в жизни западного человека не было и нет ничего такого, что было бы недоступно и чуждо советскому человеку… С точки зрения индивидуального опыта жизнь советского человека была, во всяком случае, не беднее жизни любого человека, проживающего в «свободном мире».
Ученый Б.А. Грушин приводит собственное представление о социокультурных особенностях советского общества, свою классификацию «человека советского»:
«Советское социалистическое общество было обществом необычным. Оно включало в себя не одну, а две реальности, жило двойной жизнью, функционировало в двух параллельно существовавших мирах, пользуясь двумя разными языками общения.
В одном из них шла нормальная естественная жизнь, схожая с жизнью иных обществ, во втором же реализовывались фантазии и планы, рожденные «кремлевским мечтателем» и его последователями: в первом из них люди просто жили – работали, добывая средства к существованию, рожали и воспитывали детей, ходили друг к другу в гости и пили водку, в другом же они строили коммунизм – участвовали в соцсоревновании, добиваясь высших показателей в труде, воспитывали нового человека, укрепляли коллективизм…
Соответственно на самом высоком уровне генерализации в составе населения различались три типа членов этого общества:
1)жившие в рамках исключительно первой реальности – представители рода homo sapiens; 2)жившие в рамках исключительно второй реальности – представители рода homo communisticus; 3)жившие одновременно и там, и там – представители рода homo sovetikus.»
В эпоху Хрущева, как утверждает Грушин, «вторые и третьи искренне надеялись или были твердо уверены, что коммунизм уже не за горами…». Со временем, мы добавим к этому, в «брежневскую эпоху» скорее всего возрастало число людей первого типа (homo sapiens) и уменьшалось число людей 2-го и 3-го типов.
Особенности патерналистской политики государства в эпоху Брежнева
Основными направлениями т.н. патерналистской политики государства были: бесплатное здравоохранение, бесплатное образование, гарантированная занятость, стабильность цен. Любое советское предприятие строилось как макросемья, обеспечивая работников широким набором благ и услуг – от материальной помощи и медицинского обслуживания до льготного питания и снабжения дефицитными товарами. Это было частью неявного контракта, в рамках которого лояльность трудового коллектива по отношению к администрации «обменивалась» на доступ к разнообразным гарантиям и льготам. Предприятия создавали разветвленную социальную инфраструктуру: ведомственное жилье, общежития, поликлиники, столовые, магазины, дома культуры, стадионы, санатории, дома отдыха, летние детские лагеря, сельские подсобные хозяйства и т.д. В условиях экономики дефицита, когда возможность приобретения подобных услуг вне предприятий была ограниченной, не денежная форма компенсации служила эффективным средством привлечения и удержания кадров, а также решения многообразных производственных задач по выполнению планового выпуска продукции.
В советском государстве выпускалось ограниченное расчетное количество вещей («товаров народного потребления»), на фоне массированной обработки массового сознания о вредности этики «накопительства» и «приобретательства» вещей («вещизм»). Такое сочетание усилий руководителей государства и его идеологов помогало решать ряд задач.
Так, поскольку формировались весьма скромные бытовые, материальные притязания людей, то вместо выпуска товаров народного потребления значительные материальные и финансовые ресурсы могли быть направлены на развитие «оборонки» и защиту от внешних врагов, на подъем базовых отраслей экономики, освоение природных ресурсов в необжитых местах с тяжелыми климатическими условиями и т.п. Да и на оплату труда не удавалось выпросить больше, чем 4-6% вновь созданной стоимости. (Тогда как в индустриально развитых странах на эти цели идет 40-60%.) Государство недоплачивало всем. Тем самым, создавая новый тип мотивации и отношения к труду. В этой системе мотивации фигурировали такие мотивы, как «патриотизм», построенный на преданности работника коллективу, стране, стремлении выпуска сверхплановой продукции «в закрома Родины» и т.п.
Еще в самом начале «эпохи Брежнева», в октябре 1965 г., были приняты и обнародованы два важных правительственных постановления, которые содержали задачи об улучшении планирования и стимулирования производственной экономики, и о государственном производственном предприятии при социализме.
Эти документы, казалось, свидетельствовали о желании расширить автономию предприятий. Число обязательных показателей было сведено до минимума. Параллельно с сохранением валовых показателей, несмотря на их признанное несовершенство (заключавшееся в том, что предприятия добивались высоких показателей, используя дорогое сырье и продолжая, таким образом, расточительствовать), были введены новые: стоимость реализованной продукции (для того, чтобы побудить предприятия к сокращению выпуска не пользующейся спросом продукции и повышению качества), общий фонд заработной платы, общая сумма централизованных капиталовложений. Чтобы стимулировать инициативу предприятий, часть доходов оставлялась в их распоряжении. Величина ее определялась по строгим нормам, чтобы помешать директорам предприятий добиваться прибыли любым путем, а министерствам – изымать больше положенного.
Для стимулирования принятия «завышенных» планов, было решено увеличивать премии в случае запланированного перевыполнения планов. Это предполагало, что отныне каждое предприятие будет более свободно обращаться с пятилетним планом. Напротив, вышестоящие органы не могли изменять план в период его выполнения, за исключением особых случаев. В этом смысле реформа была попыткой предоставить более широкие возможности тем ответственным лицам, которые принимали решения в сфере народного хозяйства.
Фонды стимулирования, заменившие собою те, которыми прежде распоряжался директор, были разделены на три части: фонд материального поощрения, распределение которого контролировалось общим собранием трудового коллектива, фонд «соцкультбыта», предназначенный главным образом для строительства жилья, и фонд самофинансирования для нужд обновления производства.
Но практика реализации реформы показала, что проблемы, связанные с природой экономических показателей и с «ведомственностью», остались нерешенными. Новые показатели вводились с трудом. Поощрительные фонды не могли должным образом стимулировать рабочую силу: предназначенные рабочим премии составляли всего лишь 3% от зарплаты (и достаточно низкой), что было недостаточно для того, чтобы вызвать интерес к повышению эффективности производства. Что же касается фонда на социальные нужды, то его использованию мешало то, что план не предусматривал обеспечение строительными материалами и специализированными комплектующими изделями. И, наконец, фонды самофинансирования не могли быть эффективно использованы по причине слабой координации между научными изысканиями и промышленностью (от разработки до выпуска нового пробного образца и освоения массового производства проходило в среднем шесть – восемь лет).
Главной причиной постоянных сбоев в экономике оставалась «ведомственность» - давнее явление, о котором с прискорбием часто в те времена писалось в прессе. Эта «болезнь» возникла еще в 1930-е гг. как следствие утверждения принципа вертикального подчинения в системе министерского планирования и управления. Замкнутые «на Москву» иерархические пирамиды непосредственно управляли предприятиями и организациями, разбросанными по всей огромной территории Советского Союза.
Каждый нижестоящий орган взаимодействовал только с той инстанцией, которая стояла непосредственно над ним в том же министерстве. А отсутствие горизонтальных связей и стало причиной многих трудностей, сохранившихся до конца ХХ века.
Уже с первых шагов проведения реформы стало ясно, что она представляет собой набор разрозненных и противоречивых мер. Могло ли сочетаться расширение допущенной самостоятельности предприятий с усилением административных и экономических полномочий министерств? Создание Госснаба также противоречило провозглашенной самостоятельности предприятий, которые, как и прежде, не могли свободно выбирать поставщика и потребителя. Даже в случае «прямых связей» между давними партнерами заключенные ими договоры утверждались в верхах. Волокита, возникавшая из-за административных задержек и необязательности поставщиков, привыкших устанавливать свои «законы» на «рынке продавцов», приводила к тому, что снабжение не обеспечивалось или было низкого качества, а потому и выпуск продукции оставался нерегулярным, связанным с постоянными простоями и авралами. Здесь как раз и годилась «мобилизационная готовность» трудовых ресурсов участвовать в «битве», в «борьбе», в «сражениях» за выполнение планов, производственных заданий, затыкать плановые «бреши» в конце месяца, квартала и т.д.
Противоречия реформы отражали глубокие расхождения между возглавляемыми Брежневым сторонниками ограниченной децентрализации, при сохранении неприкосновенности роли политико-административной системы в функционировании экономики, и объединившихся вокруг Косыгина приверженцев частичных рыночных реформ и готовых довериться собственно экономическим регуляторам.
Но эти быстро проявившиеся противоречия между политическим консерватизмом, основанным на стремлении стабилизировать систему через насаждение отношений личной преданности и даже создания своеобразных «феодальных вотчин», и самим принципом экономической реформы, предполагавшим приоритет технократических ценностей, накладывались другие расхождения, касавшиеся темпа и глубины проведения реформы и противоречивого подхода к решающей проблеме распределения власти.
В целях справедливости все же можно утверждать, что эпоху Брежнева советская бюрократия, сочетая консерватизм и приспособляемость, все же не была инертным и окаменевшим образованием. Первые секретари партийных комитетов (областных, городских, районных и крупных предприятий) были вовсе не «пассивными исполнителями», как иногда пишут некоторые авторы, а достаточно активными посредниками между высшими эшелонами власти и массой. В этих инстанциях встречались одновременно спускаемые сверху директивы и требования общества, а короче говоря, «местом, где конфликты могли находить начало своего решения.
Конституция 1977 года (как ее называли – «брежневская») более решительно, в сравнении с предыдущими, утверждала ведущую роль в обществе Коммунистической партии, как руководящую и направляющую силу советского общества, как ядро его политической системы, государственных и общественных организаций. Она также подчеркивала важность участия общества и принцип коммунистического самоуправления - посредством развития подлинной демократии («трудовые коллективы участвуют в обсуждении и решении государственных и общественных дел»). Конституция признавала возрастание роли общественных организаций и увеличение числа микроочагов самоуправления.
И число общественных организаций возросло и в сферах, далеких от политики: в культурной жизни, в спортивном движении и т.д. Центральные власти поощряли и «народный контроль» граждан над предприятиями и административными органами. Для этого была создана обширная сеть (около 250 тыс.) комитетов народного контроля. В них входили, с одной стороны, трудящиеся-коммунисты, с другой – все желающие, и не обязательно члены КПСС, но, тем не менее, прошедшие отбор в парторганизациях своих предприятий. Комитет народного контроля, тесно сотрудничавший с Советами народных депутатов, превратился в настоящую армию контроля, в которой участвовал каждый шестой взрослый человек. Какой бы формальной она ни была, эта структура управления стимулировала добровольное участие множества людей в жизни общества, под воздействием «идеологической машины» государства занимавшихся «самореализацией» на «ниве служения обществу», в «борьбе» за упорядочение различных сфер жизни, в том числе и производственной на предприятиях, в цехах, на участках.
Необходимо добавить и то, что любое крупное и среднее по численности предприятие (от 200-300 чел. и более) имело в системе своего управления официальных руководящих лиц (работающих на штатной основе): секретаря парторганизации, председателя профсоюзного комитета, секретаря комсомольской организации. Руководитель группы народного контроля и лица, возглавлявшие общественные организации, выполняли свои общественные функции помимо своей основной производственной деятельности.
Партийные комитеты, секретари парторганизаций выбирались из числа членов партии в целях идеологического контроля деятельности директора предприятия. Все вопросы в области управления персоналом, начиная с такого ключевого, как назначение и передвижение «по вертикали» и «по горизонтали» руководителей, решалось по согласованию с парторгом. Парторг предприятия по партийной линии подчинялся вышестоящему партийному руководству (районному, городскому, краевому). Все эти руководители были посредниками между районными, городскими соответствующими партийными и общественными органами и трудовым коллективом своего предприятия. Через посредство их на предприятия привносилась государственная идеология, представления о значимых общегосударственных ценностях, планах, задачах, одобряемых оценках общественного и трудового поведения и т.п.
В советском законодательстве присутствовали положения о значимости трудовых коллективов для государства. Они инициировали выдвижение кандидатов в депутаты всех уровней; перед ними должны были отчитываться депутаты после их избрания; руководители предприятий были обязаны регулярно встречаться с трудовыми коллективами по итогам месяца, квартала, года и согласовывать перспективные планы производственной деятельности. Трудовой коллектив мог и в случае необходимости обращаться в территориальные органы власти, в вышестоящие партийные органы об увольнении неудовлетворительно работающих руководителей.
Особо значимая роль в освещении деятельности предприятий и различных организаций отводилась средствам массовой информации. На любую критическую заметку в газете, на радио, по телевидению руководство было обязано давать официальный ответ, принимать меры по устранению отмеченных недостатков.
Добавим еще некоторые важные сведения о существенных особенностях советских предприятий. Так, в отличие от предприятий рыночного Запада планы жизнедеятельности советских предприятий предусматривали две главные цели: производственную часть (выпуск продукции) и планы социального развития. К последней части относились планы и задачи развития социальной инфраструктуры (заводские культурные и спортивные сооружения, заводская медицина и оздоровление работников, общественное питание, действия по повышению уровня общего и профессионального образования работников предприятия и т.п. Естественно, что в период активного распада СССР (начало 190-х гг.) и начала освоения рыночных начал в экономике, от «социалки» стали избавляться и планирование деятельности предприятий стало иметь одноцелевой характер.
В итоге практически большинство социальных потребностей (в здравоохранении, учебе, спорте, культурном досуге взрослых и детей и многом другом) стали платными. Это стало «холодным душем» для огромного числа работающего населения. А большинству пенсионеров на свою скудную пенсию теперь стало весьма проблематично лечиться (дорогие лекарства), отдыхать на курортах, ездить навещать близких в других регионах страны (дорогие билеты на транспорте), покупать качественные продукты питания. И вот, в постперестроечные годы мы видим огромное число пожилых людей у мусорных контейнеров, чего в советские времена не было.
Исчезли для детей возможности бесплатных культурных и спортивных занятий, зато вместо этого широко распространились наркотики и пр.
Подчеркнем еще раз, что люди в СССР жили в полной безопасности (внутренней и внешней), имели лучшее в мире образование и науку, одну из лучших систем образования и социальной защиты человека. В СССР трудилась четверть учёных всего мира! В вузах обучалось 5 млн. студентов, их обучало полмиллиона преподавателей. В СССР не было массовых социальных болезней присущих капиталистическому миру: массовой нищеты, армии беспризорников, проституток, наркоманов, бандитов, извращенцев-дегенератов. В СССР не было вопиющей социальной несправедливости, как в нынешней «демократической» и капиталистической (или неофеодальной) Российской Федерации, где несколько процентов населения обладают 90% богатства всей страны, а половина населения живет в нищете или на грани бедности. В Советском Союзе не боялись исламского радикализма, пещерного национализма и другой архаики, которая в настоящее время тянет человечество в прошлое. Действительно это был период «развитого социализма». Понятно, что недостатки были и их было немало (мы о некоторых упоминаем в наших заметках), но в целом это была отличная база для развития советской цивилизации и общества. Не удивительно, что по результатам опроса общественного мнения в 2013 году Леонид Ильич Брежнев признан лучшим главой государства в России - СССР в XX веке.
(Продолжение следует)
Логвинов Анатолий Михайлович,
доктор социологических наук, член Союза журналистов РФ