Она давно не вспоминала, какой счастливой была, когда выходила замуж. За самого красивого, самого сильного и заботливого парня. С надежными трудовыми руками. С добрыми глазами. Словом, лучше никого не было на свете. Ну, и что, что платье было скромное? Зато белое. И фата настоящая. А туфли вообще самые модные. А какой жених был! Костюм сидел, как на манекене. И галстук, оказывается, ему шел. А какой букет роз ей вручил! Никто и никогда не дарил ей таких цветов…
Они тогда сфотографировались. И букет был тут участником – она его не выпускала из рук. Фотографии она давно спрятала. Но если бы захотела посмотреть, достала бы и посмотрела. Только не хочется… Она сидит на краешке дивана, на котором спят два ее сына. Младшие. Старший – на раскладушке. На еще один диван или кровать денег не было. Она хорошо помнит, как приметила вечером рядом с мусорным баком выброшенную кем-то раскладушку. Как выглядывала, надеясь, что ее никто не заберет. И поздно ночью пошла за раскладушкой. Потом скручивала, скрепляла. На следующий день искала доски. И нашла в соседнем дворе. Тоже ждала, пока стемнеет – стыдно было тащить с мусорника. Но почти ночью притащила их. Отмыла. Из старого пальто смастерила что-то вроде матраса. Постелила.
Позвала старшего сына. Павлик был доволен: один теперь владеет спальным местом. И его не будут толкать во сне младшие братья. …Вот кто держит ее в этом мире? Она-то знает: это ее три сына – девятилетний Павлик, семилетний Олежка и пятилетний Егорка. Они самые лучшие, они самые замечательные дети. А вот она мама никудышная. Ее мальчики одеты хуже всех. Кормит она их тем, на что хватает денег. На море ни разу не были. О велосипеде даже не мечтают. Да, она работает чуть ли не день и ночь. Где может. Но все равно не хватает. И она даже знает, почему. Вот если бы не было мужа… Вот какая странная штука, эта жизнь! Разве думала она, что будет мечтать о том, чтобы муж ушел! Тот самый муж, за которого она так хотела замуж! Прошло всего десять лет, и мечты кардинально изменились… Старший сын Павлик, наверное, помнит, каким был его отец. И Олег, скорее всего, помнит хорошего папу.
А вот Егорка… Тому достался уже совсем другой папа. Хотя ни имени, ни фамилии этот папа не менял. Его изменила водка. Это она заменила и жену, и сыновей. Если что и осталось от его стараний быть главой семьи, то это квартира. Его квартира. Наследство от бабушки, воспитавшей его, когда остался сиротой. И теперь он чуть ли не каждый день закрывает ей рот квартирой, грозясь выставить вместе со спиногрызами, как давно уже называет сыновей. И она ничего не может с этим сделать – идти им некуда. О том, что она устала, не думает. Только бы накормить детей и дать им выспаться. Чтоб не было пьяной мужниной разборки среди ночи. Чтоб не звучала отборная брань то в их адрес, то вообще в никуда. Чтоб не распускал руки. От его ударов она не всегда может сдержать крик.
А от ее крика начинают громко плакать дети. Даже всегда сдержанный, потому что старший, Павлик, горько плачет. А младшие – взахлеб, до дрожи. И стараются ее защитить. Как же на это страшно и горько смотреть! Она не в силах прикрыть их всех. Вот и достается сыновьям. Сколько слез она проливает, когда купает мальчишек! Синяки и ссадины не успевают сходить. А утром, когда муж это видит, только отворачивается. И что? Чтобы вечером или ночью, когда заявится домой, опять бить и толкать? Как же она ненавидела мужа за это! Ненавидела она и утро. Тогда спала – не спала, а вставала. И тоже начиналась пытка, правда, другая: чем кормить детей? Часто и густо в доме ничего не было. Нет, она что-то оставляла детям. Так муж ночью мог все подчистить. Вот и приходилось будит старшего Павлика. Он знал, что ему предстоит.
Они вместе выходили из дома. Она – на работу. А Павлик… Павлику, конечно, доставалось больше всех. Он часто пропускал школу – шел собирать бутылки. Если везло, собирал столько, что хватало на хлеб. И тогда младшие набрасывались на этот хлеб, стараясь не уронить ни крошки. Кое-кто из соседей догадывался, слышал, что у них происходит. Были и такие, что советовали вызывать полицию. Ну, вызывала она пару раз…
Самый долгий срок, на который мужа задерживали, и то, если он был пьяным, а на ней была кровь от побоев, так вот, самый долгий срок – часа три. А потом он заявлялся. И новые угрозы. Когда с ним такое стало, она помнит. Закрылся завод. Работы не было. Жили тогда на детские деньги за третьего сына. Вот в то время он и сдался. Махнул на себя рукой. А получилось, что на них. Ладно, на нее. Он махнул рукой на сыновей. Пошлет она, бывало, мужа в магазин, а он вместо продуктов принесет батарею бутылок пива. И пьет. И пьянеет. И уже не слышит и не видит никого.
От отчаяния она не раз хотела наложить на себя руки. Не смела только потому, что были дети. И где-то там глубоко осталась крохотная надежда, что когда-нибудь они уедут от него далеко-далеко… Сегодня Павлик обошел несколько дворов и парк. И не нашел ни одной бутылки. Тогда он встал у входа в метро и протянул руку… Свой первый раз, когда он стоял с протянутой рукой у метро, Павлик никогда не забудет. Больше всего он тогда боялся, что вот сейчас увидит его учительница. Или одноклассник.
Или вообще кто-то знакомый. Поэтому, когда собрал на хлеб, сразу бросился бежать. Только у хлебного ларька остановился, чтобы купить хлеб. Потом – домой. А там зареванные Олежка и Егорка. Схватили хлеб и в рот. Еле дождался Павлик маму. И в слезы – рассказывал, как боялся просить, как ему стыдно было. -Лучше бы я украл! – вырвалось у него. Мама даже пошатнулась: -Ты что, сыночек! – она рыдала. – И не думай об этом! Слышишь? Никогда не думай! Украсть и убить – страшнее ничего быть не может. Я не выдержу, если вы, мои дети, станете воровать! Павлик тогда дал маме слово, что никогда не возьмет чужого. А мама все равно плакала.
И так плакала, что даже когда пьяный отец ввалился в дом, не могла остановиться. Наоборот, это он, не ожидая увидеть ее такой, отступил из кухни… Но надолго его не хватило. Порылся в ящиках на балконе, нашел остатки водки, выпил, и началось… Чтобы дальше продолжать эту историю, надо рассказывать о том, что случилось в одно и то же утро с разными людьми. Павлик закрыл братьев дома, и, пообещав, что скоро придет, пошел к метро. Он надеялся, что ему хоть сколько-нибудь дадут люди на хлеб.
А если повезет, то хватит и на молоко. Егор уже два дня заглядывает маме в глаза – просит молочко. И Павлик находит угол, встает, прижавшись к стене. Была бы возможность, он бы вообще вжался в стену, чтобы стать незаметным. Павлик стоит и ждет. Не поднимает глаза. Видит только ноги спешащих мимо людей. Хорошо еще, что никто его не ругает и не прогоняет. А было и такое… А в другом доме молодая женщина высыпала из копилки мелочь, которой было изрядно, и пошла в магазин.
Бумажных денег у нее не было. Была карточка. Но банкомат не работал – ни один, ни второй. Она проверила, когда возвращалась, отведя детей в детский сад. Покупать ей особенно ничего не надо было. Только минеральную воду. Работала она дистанционно. Ей предстояло срочно закончить отчет и переслать на фирму. А потом уже заняться обедом – вечером муж зайдет в детский сад и приведет девочек. Сегодня ей предстояла еще и глажка. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ