Это был мой первый год работы в школе. Самое начало.
Правда, тогда про меня никто не знал, кроме моих преподавателей и директора.
Им было не до того у них был всеобщий зачет по результатам годовой работы.
А так бы, конечно, позвонили бы маме, чтобы навести справки. И тогда бы я не записалась в кружок вязания.
Поэтому я спокойно смотрела кино, когда мне в дверь позвонили.
А увидев учительницу, потеряла дар речи и могла только глупо улыбаться.
Здравствуй, Аня, сказала учительница. Какая Аня.
Твоя одноклассница. Ты же у нас в команде по поеданию вареников.
С вишнями. Как тебя зовут. Ивлия. Аня мое имя.
А когда мы вернулись в Москву, было уже поздно. Я сидела в каком-то обшарпанном кафе и смотрела в окно на самолеты, на мутные автомобили, на обшарпанные стены магазинов и пустые уличные лотки.
В этом центре того, что осталось от Москвы.
Все погибли. Наверное, и я тоже.
Я стала помогать маме сажать картошку. Мы готовили ее на даче.
Потом папа сказал, что я не должна там находиться. Что я должна немедленно уехать в Лос-Анджелес.
Но мы не знали, как попросить все это сделать.
И в тот вечер, когда уже пришли бандиты, и мама сказала им, что меня нет дома, что мы с папой уезжаем, они пришли к нам.
Они убили папу и бабушку. Они пришли в дом, где жила моя мама, и убили ее.
Убили и сожгли маму. Я ничего не могла сделать. Они притащили огромную кастрюлю с жареной картошкой, которую никто, кроме папы, не умел ни готовить, ни есть.
И съели всю картошку. Даже опилки вокруг валялись. Так они поступили с мамой.
И если бы не моя мама меня бы уже не было.
Так они поступают со всеми, кто хочет выжить в этом кошмаре.
О, какой болью пронизано все это.
Теперь моя жизнь постепенно встает на свои места.
И мне снова становится больно. Очень больно.
Но уже не так. Как в тот день в Лос Анджелесе.
Чужие люди. Чужие страны. Чужая жизнь.