О том, что у него есть дочь двадцати лет, отставной полицейский капитан Борис Ильич Лопатник узнал совершенно случайно. На прошлой неделе в четверг он спускался к Петровке от Кузнецкого Моста и нос к носу столкнулся с бывшим своим лепшим корешем, с которым жизнь развела их как раз лет двадцать назад при довольно мутных обстоятельствах, подробностей которых Ильич не особенно помнил, так как был изрядно нетреzv.
По прошествии же времени они даже обрадовались друг другу, много утекло с тех пор воды, делить было теперь уж точно нечего, а потому был выбран за углом недорогой, но вполне приличный пивняк, называемый по-новому пабом, где взяли по пинте пшеничного и, устроившись уютно в уголке, приготовились обменяться новостями за истекший немалый период – последние, так сказать, известия.
Оба не спешили: Ильич – так не сговариваясь звали его знакомые, - как уже говорилось, был на заслуженной пенсии, ну а друг его – в свободном графике, тоже не был в тот день связан обязательствами, вследствие чего пинту повторили, и не раз.
Друг и сообщил ему о дочери, зовут Машута, учится в архитектурном. Откуда знает? Так с Машутиной матерью, Альбиной, Ильич и познакомился у кореша на свадьбе: оба они, и Ильич, и Альбина, подружка невесты, пришли поодиночке, это на фоне всех остальных семейных пар, ну как-то само собой и вышло – один медляк станцевали, второй, а там Альбина заторопилась домой, он и пошел проводить.
О любви говорить не приходилось в этом движении навстречу друг другу, просто, что называется, «встретились два одиночества» - а вдруг получится? Месяца три повстречались, и что-то Ильичу в этих отношениях все время жало, как будто ботинки купил на полразмера меньше, ну и закончилось все в один день, это когда Альбина после долгих уговоров затащила его в Большой зал Консерватории, а в антракте они вдруг натолкнулись на ее какого-то знакомого – то ли бывший, то ли примеченный, кто поймет, ну и пока Альбина с ним троекратно в щечку, Ильич ускользнул незамеченным в буфет и, пропустив два раза по коньяку, вдруг почувствовал такую легкость во всех членах, что незамедлительно, даже не задумываясь, направил стопы на выход, до свиданья, друг мой, до свиданья, Чайковского обходим справа и – вниз под горочку, по Герцена, а дальше – бесцельно по центрам, никому не отчитываясь, без этих всех «когда вернешься», «будешь задерживаться – позвони», вольный казак, кум королю, таким вдруг счастьем пахнул этот напоенный, густой весенний воздух, не передать.
И не особенно-то вспоминал он об этих месяцах вместе-врозь, ну было и было, сколько всего еще случилось после этого - женитьба, контузия, госпиталь, санаторий, освидетельствование и – всем привет, пенсия, досрочно, по состоянию здоровья.
И вот теперь известие про Машуту запало Ильичу прямо в душу. Не сказать, чтобы он был сентиментален, но вот именно сейчас, после двух неудачных бездетных браков – от первой жены ушел сам, вторая бросила его после тяжелой контузии, полученной в Кавказских горах, - что-то защемило, и понятно: дело шло к пятидесяти, и мысли сами собой сворачивали на предварительные жизненные итоги – как полагается, дом-дерево-сын, и вот с сыном-то и была самая затыка.
Дочь, конечно, не сын, но все равно продолжение, родная кровь, меня не будет, а она останется, - так думал он после встречи с корешем, возвращаясь домой.
На следующий день попросил кореша дать ему телефон Альбины, тот промычал что-то типа «спрошу у жены», потом выяснилось, что телефон не дадут – не хотят. Жена звонила Альбине спросить, можно ли, та – ни в какую, жили, говорит, без него сто лет и дальше проживем, ни к чему он нам.
А у Ильича – не поверите – взыграло. «Это что ж такое! – возмущенно сказал он себе. – Машута и моя дочь тоже, а мне и посмотреть на нее на дают?», - и погрузился во всемирную паутину, из которой вылез уже с готовым решением.
Дело было в том, что Машута, учась в своем этом МАРХИ, подрабатывала на шпильки и булавки фотографом – числилась в какой-то никаноровой конторе и выезжала к клиенту: кому свадьбу запечатлеть, кому торжественный вынос из роддома, в общем, разные у людей нужды, так вот на этом Ильич и решил сыграть.
В воскресенье с утра, оформив предварительно бумаги с Машутиным фотографическим агентством, Ильич сидел у станции метро Сходненская, поджидая дочь.
Девушка вышла из метро и сразу увидела ждавшую ее машину – очень неплохой Ровер последней модели, из которого при виде нее тут же выкатился дядька в стильном камелевом двубортном пальто из качественного кашемира и, поприветствовав, даже открыл ей заднюю дверцу – сам он сидел впереди, рядом с водителем. Ничего дядька, болтливый только очень – всю дорогу, пока ехали, все-то он у нее выспрашивал – и про учебу, и кем мама работает, и зачем она фотографом устроилась, что денег, что ли не хватает? (его какое дело, работаю и работаю, думала девушка раздраженно, клиент уже начал утомлять).
Но вот когда приехали на место, тут у Машуты челюсть так и отвалилась – дом в коттеджном поселке на Новой Риге, который ей предстояло профессионально фотографировать, чтобы клиент мог выложить фото и выставить его на продажу, был чудо как хорош.
Не так, чтобы очень большой, но гармоничный и стильный, панорамное остекление веранды, выходящей на полянку, обрамленную голубыми елями в окружении штамбовых уже отцветающих, прощальных нежно-розовых роз, отличный бассейн с южной стороны, по-осеннему времени уже без воды, плетеные лежаки среди стареющих, почти бордовых гортензий - это была очень дорогая простота, безусловно говорящая об изысканном вкусе и хорошем достатке.
- И зачем же Вы хотите его продавать? – вырвалось у Машуты само собой, хотя по правилам агентства им запрещалось задавать клиенту вопросы личного характера.
- Так на Канары хочет переехать, там теплее, - вдруг встрял в разговор водитель, хотя его и не спрашивали ни о чем – замызганный такой дядька невнятных лет, куртка вон с масляным пятном сбоку, кепчоночка серенькая, даже удивительно, что такой вальяжный клиент не нашел водилу получше, - это Машута так подумала.
- Ну и как она тебе? – спросил Ильич у водилы, как только они вошли в дом. Машута носилась между елок, выстраивая свет и подлавливая кадры поэффектнее, - знаешь, - продолжал он задумчиво, - мне сначала не очень, а потом пригляделся – ведь на мать мою очень похожа, в молодости, конечно. Тот же разрез глаз, манера головой встряхивать, голос. Вообще, она молодец, конечно, учится вот, работает, - в этот момент Машута зашла фотографировать дом изнутри, он замолчал.
Выпив чаю, отправились обратно, надо было успеть до пробок, которых ближе к вечеру воскресенья богато припасено на Новой Риге. «Сказать ей, что я ее отец или нет, - тикало в голове у Ильича – да-нет, да-нет, тик-так, ладно, посмотрим».
- А что же Вы про маму рассказали, а про папу – ни слова? – спросил он, оборачиваясь к Машуте, которая клевала носом, разморенная свежим воздухом, помноженным на горячий чай.
- А что про него говорить, если он был негоdяй, так мама всегда говорила, - отрезала Машута, всей манерой давая понять, что дальнейший разговор крайне нежелателен. «Не буду говорить, - решил Ильич, - потом, может».
Вернув Машуту на Сходненскую, машина, попетляв, вышла дворами к станции Тушино – оттуда электричкой до Савеловского вокзала было быстрее, чем на метро.
- Ну, бывай, - сказал Ильич, протянув руку, а затем и пальто своему «водиле», - спасибо, Андрюха, что помог, вон выходной на меня потратил, - Андрюха бодро тряхнул Ильичеву руку и сел обратно в машину.
Натянув кепчонку и кацавейку с масляным пятном на боку, Ильич затрусил к электричке - надо было поспешать: дома ждала мать, которую нежелательно было надолго оставлять одну, ее иногда подклинивало, и тогда она начинала называть сына Ильюшей, путая его с давно ушедшим мужем и настойчиво спрашивая, где же сын, Боренька, ведь уже поздно, а он все гуляет.
Андрюха же, старинный приятель Ильича, поддав газку, поспешил в обратный путь, в тот самый элегантный дом, который с таким увлечением фотографировала Машута. Ему тоже нужно было поторапливаться – завтра с утра подчистить хвосты, загрузить сотрудников – он работал начальником юридической службы Иерихон-Банка – и, подхватив чемодан, гнать в Шереметьево, рейс Москва – аэропорт Рейны Софии, Тенерифе, где его давно ждали – жена, дети, собака.
Отсняв клиента и получив чаевые, Машута заскочила в Филипповский и, прихватив коробочку эклеров, погнала дальше, в восточный район столицы – так было нужно.
- Сонька! Ну что, все норм? – спросила ее открывшая на звонок заспанная девица в пижаме и с компрессом на левом ухе. Сонька кивнула и молча протянула фотоаппарат и коробку с эклерами – ее подруга была до них великая охотница, хотя ела их редко, боялась поправиться, наследственность. Но тут уж как не взять – благодарность.
Сонька всегда чем-нибудь ее баловала за то, что Машута подгоняла ей клиентов, вот и в этот раз, получив выгодный заказ от своей конторы, Машута, у которой вообще-то уже неделю был отит, отдала клиента Соньке, которой деньги нужны позарез: главное - за комнату заплатить. Сонька была из Элисты, жила в Москве одна и крутилась как волчок, а Машута, добрая душа, подбрасывала ей работенку, когда у нее складывалась такая возможность.
Точно также и ее бабушка Галина Ивановна, мать Ильича, по доброте душевной приютила когда-то сослуживицу, пустила пожить за занавеской, а та через две недели съехала вместе с мужем Галины Ивановны, только их и видели.
Но Машута об этом не догадывалась, а просто поступала сообразно своей природе.
Как не догадывалась она и о том, что сегодня не увидела своего папашку, который выстроил целую интригу, чтобы только на нее посмотреть.
Другие рассказы автора читайте здесь: #рассказы рт
Если Вам понравилось, поддержите канал. Буду признательна за лайк, комментарий, подписку.