✍Тема лагеря в XXI веке обретает иные масштабы, раскрывается по-новому, отображая её специфическое осмысление писателями, киносценаристами, режиссерами сложившейся современной культуры. Однако отталкиваются современные писатели от сформировавшихся в литературе традиций лагерной темы.
✍Хочу поделиться с вами впечатлениями от прочитанного мной «Острова Сахалина» Эдуарда Веркина (2018 года). Здесь лагерная тема принимает постапокалиптическое обрамление и входит в идейно-содержательную основу приключенческого романа, истории любви и повести об утраченной надежде.
При написании постапокалиптической драмы Эдуард Веркин отталкивается от знаменитого «Острова Сахалина» А.П. Чехова.
Главная героиня Сирень пребывает на постапокалиптический остров. Девушка занимается практической футурологией: «Кроме того, моя миссия преследует гуманитарные цели — изучения положения дел ссыльно-каторжных, условий их заключения и окрестного быта для дальнейшей гуманизации» [с. 35].
Общая ужасающая атмосфера острова является некой данностью изначально. Взгляд героини на почти обреченное опосредованное общество Сахалина меняется с разворачиванием событий — к середине книги происходит восстание каторжников, где каждый (в том числе и Сирень с ее изначальной неприкосновенностью) вынужден выживать любыми доступными способами.
Финал книги дает некую надежду читателю на светлое будущее обитателей острова. Однако эта надежда возводится в статус относительной, если обратить внимание на следующее замечание рассказчика: «Между постройками в беспорядке лежали детали различных машин, вероятнее всего использовавшихся в горных и химических производствах. Котлы, фермы, колеса и поршни, огромные, в человеческий рост и выше, изъеденные кислотой, коррозией и давлением, страшные, точно на самом деле побывавшие в инфэруно, впрочем, может, так оно и было. Глядя на них, я думала: что же здесь творится с людьми, если не выдерживают машины» [с. 23].
Книга пронизана атмосферой обреченности: возможность человеческого освобождения (духовного и физического) становится немыслимой: «После четырех месяцев в промышленной зоне многие не могут покинуть остров. Я сказал «многие», но на самом деле их большинство. Посмотрите на них, — патэрен указал пальцем вслед уходящим. — Посмотрите. Половина из них ходит под себя. Другая половина не может самостоятельно питаться. Третьи не помнят, кто они и зачем они. Они никому не нужны. Если физически они еще живы, то души их больны, в каждой по полграмма…» [с. 34]. Этот факт также доказывает существующая на острове «традиция», — из мертвецов получают топливо, которое помогает просуществовать его населению еще некоторое время: «Индустрия растет поступательно, в частности, два года назад запущена и успешно функционирует модельная электростанция, работающая на сушеных мертвецах, пропитанных отработанным торфяным маслом» [с. 57].
Ценность человеческой жизни трансформируется в ценность человеческой смерти: чем больше мертвецов и меньше населения, тем больше шансов выжить. Мертвецов можно обменять у корейцев на экстракт клоповки, чтобы по возвращении домой (если такое произойдет) продать это целебное средство [с. 41].
Лагерь Эдуарда Веркина — этой ад в высшей форме его проявления. На острове живут не только заключенные, то и те, кто оказался там не по своей «преступной воли», — те, кто, помимо Японии, выжил после глобальной катастрофы и исчезновения практически всего живого. В первые дни пребывания на остров Сирень услышала страшный «прогноз» о своей дальнейшей жизни: «Там ад, — сказал патэрен. — Итуруп с его серой, жаровнями и живыми мертвецами — всего лишь преддверие инфэруно. Там ад. Я всей душой желаю, чтобы вы вернулись домой, но вы не вернетесь. Как и не повернете вспять. Храни вас Бог» [с. 37].
Смерть на страницах «Острова Сахалина» выступает спасительной, благой силой. Мэтр Тоши, еще один персонаж, с которым «посчастливилось» познакомиться Сирени, выражает свое непреодолимое желание скорейшей гибели, которое, кажется, пронизывает всю его сущность: «Под конец нашей экскурсии мэтр уселся на огромный череп и признался в том, что он мечтает умереть как можно скорее и быть сброшенным в море, хочет, чтобы рыбы и крабы объели его бестолковую плоть и очистили суть и чтобы его скелет вынесло вот сюда, на этот древний пляж, чтобы лежать рядом с этими костями, ведь он, мэтр Тоши, ценит удаленность, одиночество для него есть безусловное блаженство, так он и сказал» [с. 40]. Таким образом, человеческая смерть выступает не просто средством спасения для самого желающего умереть, но и выгодным преимуществом среди жителей острова Сахалина. К слову, Сирени позволено стрелять в каторжных, если «вдруг возникнет желание» [с. 65].
Тут не просто «утрачивают человеческий облик достаточно быстро» [с. 48], но «большинство же высаживаются здесь уже безо всякого облика» [с. 48].
Жители Сахалина настолько подавлены многолетним пребыванием на острове, что думать о возможном побеге — бессмысленная идея.
Надежная закрытость острова — это главный и неоспоримый показатель невозможности бегства: «Бегут не для свободы, а для того, чтобы погулять. Как правило, такие побеги заканчиваются зверствами, творимыми беглецами над поселенцами, поджогами имущества, прочими злодеяниями, нападениями на посты береговой охраны, уничтожением коммуникаций» [с. 55].
Эдуард Веркин не акцентирует внимание на описании быта самих заключенных, повествование ведется человеком «извне», прибывшим на Сахалин. Отталкиваясь от традиций своих литературных предшественников, в частности, от А. П. Чехова, он нивелирует необходимость описывать взаимоотношений персонажей-каторжников. По выражению господина Т., смысла в каторге нет и искать его не стоит ,а в обязанности тюремного начальства не входит исправление осужденного [с. 62].
Автора интересует вопрос: можно ли найти выход из этой — крайней — ситуации и получить хотя бы маленькую долю надежды на возможное «оздоровление» общества. Однозначного ответа на этот вопрос автор так и не дает.
Двойственную природу острова раскрывают слова Префекта: «Сахалин — благо для мира и ад для его обитателей» [с. 72]. Остров выступает «последним рубежом перед наступающими силами хаоса» [с. 72], а его обитатели — «некие полуденные стражи» [с. 72]. Герой подводит нас к мысли, что Сахалин — это необходимость, без которой невозможно существование извечно противоположных начал — добра и зла.
Постапокалиптическая драма вбирает в себя традиционные особенности отечественной лагерной прозы, однако осмысление темы лагеря происходит по-новому, в рамках темы конца света. И если он наступил, но остались выжившие, то и прошлое мироустройство теряет свои составляющие, пытаясь «подстроиться» под новую постапокалиптическую данность, — что и происходит на страницах книги «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина.
✍Жду ваши отзывы и комментарии на обзор.