Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Сегодня мы продолжим наши практически бесконечные странствия по Российской Империи образца 1821-го (а затем и последующих лет, коли доведётся), надеюсь, будет как минимум небезынтересно, даже несмотря на то, что с недавнего времени на вашем "Русском Резонёре" уже два почти пересекающихся цикла.
Сперва, как и полагается, не мешало бы поинтересоваться погодою в обеих столицах. Политика, знаете ли, политикой, быт - бытом, а, коли погода хороша, так и всё ладнее спорится. Среднемесячная октябрьская температура 1821 года в Москве составила 4.2 градуса, а в Санкт-Петербурге наконец-то покомфортнее - аж 7 градусов. Что, не жарко? Это ничего, иркутянам вон пожёстче приходилось - у них всего 0,3 градуса, впрочем, сибирякам не привыкать...
Пора бы обратиться к постоянным корреспондентам нашего цикла - столичным почт-директорам Александру и Константину Булгаковым, тем более, что (ежели помните) мы давали им в сентябре отпуск ввиду полной пустяшности их переписки. Сегодня Александр порадовал нас описанием всё отстраивающейся после визита Наполеона Москвы.
"...Москва удивительно украшается. Дом Татищева дал Кузнецкому мосту совсем другой вид. Славное здание, и кучу будет приносить доходу, но и вскочил, я думаю, в копейку Дмитрию Павловичу! Он, кажется, тихо собирается в свою Голландию. Я надеюсь, что ты ему часто кланяешься от меня. В новопостроенном на Кузнецком мосту доме против.
Собакина теперь магазин Негри, и все выставлено с большим шарлатанством, как в Париже. Петровский театр ломают, отделывают, строят не на шутку. Площадь эта будет первая в Москве; гулянье под стенами Кремля, называемое Александровский сад, прекрасно, и в полдень там весь высший свет. Одним словом, Москва просится в Петербурги, и посмотри еще, и перещеголяет, только в другом роде, и гораздо приятнейшем и разнообразнейшем..."
Насчет "перещеголяет" милейший Александр Яковлевич, кажется, поторопился... Обязательно перещеголяет, но лет этак через сто, а уж через двести - так и вовсе уйдёт в такой отрыв, что бедному Петербургу только и останется, что дуть щёки и, обиженно теребя дохловатое портмоне, именовать себя "столицей культурной"... Как-то так, да: либо деньги, либо культура!
1 октября 1821 года на службу в Конный лейб-гвардии полк юнкером поступает 18-летний Александр Одоевский, родившийся в семье генерал-майора Ивана Сергеевича Одоевского, женатого, кстати, на собственной двоюродной сестре (не то, чтобы частая, но всё же достаточно неудивительная практика эпохи).
Двоюродными братьями Александра были будущий писатель, мыслитель и основоположник отечественного музыкознания Владимир Одоевский и ... Александр Грибоедов. Будучи одним из активнейших участников "Северного общества", Одоевский в ночь на 14 декабря, сдав дежурство по Зимнему дворцу, прискакал на Сенатскую площадь и встал во главе восставшего взвода Московского полка. После ужасающего разгрома бунта, он сперва, переодевшись в партикулярное платье, пытался скрыться, но, передумав, после сам явился с повинной к обер-полицмейстеру Шульгину. Во время следствия, будучи заключённым в Алексеевском равелине, корнет Одоевский совершенно пал духом, трактуя собственное поведение как "ребячество"и "шалость". Тем не менее, последовавшее наказание оказалось совсем не "шалостью" - 12 лет каторги (правда, чуть позже срок сократили до 8 лет). В 1833-м Одоевский отправляет Императору покаянное письмо, его переводят на поселение в Иркутскую губернию, затем - по ходатайству отца - в губернию Тобольскую, а после - в 1837 году - Александр Одоевский определяется рядовым на Кавказ в Нижегородский драгунский полк, тот самый, где уже служит Лермонтов. "Христоподобный" - так называли его однополчане. Уже будучи произведённым в офицеры, Одоевский умирает в 1839 году от малярии, могила его не сохранилась. Для нас же с вами его имя навсегда связано со стихотворным ответом Пушкину - крайне, кстати, небезопасному для его автора... Дойди это послание до "соответствующих органов", Одоевскому было бы точно не сдобровать:
Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли…
К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
Но будь покоен, бард! цепями,
Своей судьбой гордимся мы;
И за затворами тюрьмы
В душе смеемся над царями.
Не пропадет наш скорбный труд
Из искры возгорится пламя, –
И просвещенный наш народ
Сберется под святое знамя.
Мечи скуем мы из цепей –
И пламя вновь зажжем свободы,
Она нагрянет на царей,
И радостно вздохнут народы!
11 октября 1821 года с Высочайшего утверждения комитет министров производит в доктора медицины и хирургии Николая Фёдоровича Арендта (урождённого Николаса Мартина). С учётом беспримерных заслуг, для него было сделано исключение — степень присвоена без экзамена. Прошедший множество кровопролитный сражений первых десятилетий XIX столетия, Арендт получил отличную хирургическую практику, и в 1809-м даже был жалован Императором бриллиантовым перстнем. Закончив Отечественную войну с Наполеоном в Париже штаб-доктором, он остался во Франции в должности главного врача русского оккупационного корпуса, по возвращении в Россию карьера Арендта заслуженно получила новый виток. Из множества должностей, занимавшихся им в разные годы, стоит, пожалуй, упомянуть выбор самого Николая, назначившего Николая Фёдоровича лейб-медиком. И, разумеется, он навеки вошёл в отечественную историю как хирург, пытавшийся спасти Пушкина в конце января 1837 года. Современная медицина - да, была бы в состоянии помочь умирающему, но не тогдашняя... даже если тебя лечил сам Арендт. Уже в зрелые годы великий врач практиковал мало того, что бесплатно, так ещё и необходимые медикаменты приобретал за свой счёт. Скончался Арендт, будучи 73-летним, в 1859 году, похоронен был на Смоленском кладбище, но могилы его до наших дней не сохранилось... Неблагодарное мы, что ни говори, потомство!
Кстати, о Пушкине... Считать чужие деньги - очень нехорошо и вообще - верх моветона... Если только это не деньги Пушкина. Так уж вышло: Александр Сергеевич - едва ли не единственный медийный персонаж в отечественной истории, доходы и расходы которого мы знаем едва ли не лучше собственных. Не думаю, чтобы поэт положительно бы отнёсся к такой, неприличествующей дворянину, "гласности", так уж вышло... Вот и в приведённой ниже расписке мы как бы "нечаянно" узнаем о его официальном заработке на государственной службе, на которой Пушкин, хоть и пребывая в ссылке, но всё же находился.
Расписка в получении жалованья
22 октября 1821 г.
1821 Года Октября 22 дня, Присланныя отъ Господина Статсъ-Секретаря Графа Нессельрода къ Господину Исправляющему должность Полномочнаго Наместника Бессарабской Области Генералъ-Лейтенанту Инзову принадлежащия мне изъ Государственной Коллегии Иностранныхъ делъ за Майскую сего Года треть въ жалованье двести двадцать пять рублей Ассигнациями и серебромъ восемдесятъ пять копеекъ получилъ Александръ Пушкинъ
Деньги, прямо скажем, невеликие, но - что делать - и чин на Пушкине столь же невелик, коллежский секретарь всего-то, так тысячи живут... Потому, видно, и воруют на Руси безмерно: властная "вертикаль" есть, а на местах...
Так, деньги в карманах Пушкина пересчитали, теперь же предлагаю поинтересоваться другими частными финансовыми и прочими вопросами, для чего, как уж у нас заведено, пошуршим абсолютно несвежими "Санкт-Петербургскими ведомостями". Сегодня у нас - нумер 79 от вторника октября 4-го дня, выдержки будут приведены с максимально возможною (насколько это уместно, разумеется) сохранностью особенностей оригинального текста. И сегодня - чур никакой политики, ну её...
"При С. Петербургской Таможне продаваться будет сего Октября 8 числа с аукциона, привезенный на Английском корабле Мари, под управлением шкипера Арчыбалда Ритчи, в четырнадцати ящиках сахарный песок, подмочкою поврежденный"
Да, в бизнесе есть и свои неприятные стороны... Вот так торгуешь, через моря студёные ходишь, жизнью рискуешь, а товар возьми, да и подмокни... Убыток один! Кто теперь купит "повреждённый подмочкою" сахар? А, коли и купят, так втридёшево... Не повезло Арчыбалду Ритчи, ну да ничего, вдругорядь внимательнее будет!
"Продажу моего Roob siccum (рооба в сухом виде) шеколада от чахотки, сухотки и разслабления во всем теле, так как и зубнаго эликсира поручил я в Ярославле Григорию Васильевичу Трехлетову - Карл Имзен, Аптекарь и Кавалер"
Боги, каким только шарлатанством не потчевали тогда народ и чем только не торговали!.. "Шеколад" от чахотки и сухотки (рака - по-нашему!)... Это ж надо такое выдумать! Ладно, "стартапер" Имзен, всё вышеописанное - на его совести, но вот г-ну Трёхлетову явно не позавидуешь, ярославцы - люди тёртые, недаром - по скудости земли - в трактирщики да половые всё больше подавались! Вот и впарь им... "шеколат от разслабления во всем теле", ага-ага!
"Нужна с одобрительными о поведении свидетельствами надзирательница за шестилетним дитятею, которого могла бы она учить читать и писать по Руски и первоначальному основанию Французскаго языка, согласная на отъезд в деревню не в дальнее разстояние от С. Петербурга. Таковая явиться может Московской части 2-го квартала в дом Статской Советницы Мирковичевой, под №173, к живущему на дворе"
Похвально, похвально... Особенно, когда и сама-то так себе знающая "по Руски" maman так печётся об образовании своего отпрыска. Надеемся, "дитятя" вырос более грамотным, чем госпожа советница.
"По дороге через Васильевский Остров потеряна Сентября 18-го числа записная книжка, в коей находилось 8.600 руб. двухсотенных ассигнаций, 525 руб. 50-ти и 25-ти рублевых; также разные долговые документы и завернутый в бумаге бриллиант в 5 каратов, о чем куда следует, подано явочное прошение. Нашедшего означенную книжку просят доставить в дом Театрального Училища, за что будет весьма достаточное награждение".
Сударь, полноте! Вы это серьёзно? Возить с собою 9 125 рублей, долговые документы и даже пятикаратный бриллиант, потерять всё это и ещё надеяться, что кто-то вам вернёт целое состояние?!.. Причём, прошу заметить: газета датирована 4-м октября, а утрата приключилась 18 сентября. Думаю, что к выпуску нумера кто-то на Васильевском острове резко поменял образ жизни... а кого-то ждут серьёзные материальные затруднения, да-с! Девять тысяч - сумма весьма почтенная, даже слишком почтенная, чтобы рассчитывать на бескорыстие человеков.
17 октября 1821 года в Санкт-Петербурге скончался не успевший отметить даже тридцатилетия один из самых неизвестных и невезучих российских поэтов XIX столетия - Михаил Васильевич Милонов. Выходец из семьи небогатого воронежского помещика. "Золотой" выпускник Московского униерситетского благородного пансиона, а затем - и Университета, выпущен "кандидатом словесности". Автор единственного, вышедшего в печать сборника "Сатиры, послания и другие мелкие стихотворения". В 1815 году вышел в отставку со службы в Министерстве юстиции. Имение сгорело. Нездоровье - Милонов был эпилептиком. Крайняя нужда, заливаемая спиртным отнюдь не в гомеопатических дозах. Трагическое невосприятия мира (также как и мир, разумеется, не воспринимал Милонова). Время своё поэзия Милонова не пережила - слог и самый способ стихосложения слишком придерживались традиций века ушедшего, меж тем, как уже творили и гремели удивлявшие новизною языка Жуковский, Вяземский и Пушкин. Его сатиры расходились в списках, но это было такое... локальное признание, на это - не проживёшь. Увы... Для примера приведу, например, это:
Что ты печальна, милая Лила,
В скуке, в безмолвье горьком сидишь,
К персям прелестны очи склонила
И по ланитам слезы струишь?
Более сердца не восхищаешь
Ангельским гласом песни твоей,
Тихо поникнув, все воздыхаешь,
Кроешься даже взора друзей!
Гряды любимы зрю без призора,
Арфу покрыту вижу в пыли;
Вместе ль с цветами, Лила, так скоро
Вянуть печально нам на земли?
Верного ль друга скрыла могила, -
Воли небесной не пременишь;
В злобе ль покинул? Плачь, плачь, о Лила!
Раны толь лютой не исцелишь!
Завершим же наш обзор октября четверостишием уже упоминавшегося сегодня Александра Одоевского, написанным как раз... в октябре 1821 года.
И если ты за то сочел безумным брата,
Что сердце ссорится с умом,
То верно бы пришлось и самого Сократа -
Врасплох - отправить в желтый дом
Впрочем, нет... вот ещё одно - написанное тогда же!
Иль, сбросив бремя светских уз,
В крылатые часы отдохновенья,
С беспечностью любимца муз
Питаю огнь воображенья
Мечтами лестными, цветами заблужденья.
Мечтаю иногда, что я поэт,
И лавра требую за плод забавы,
И дерзостным орлом лечу, куда зовет
Упрямая богиня славы:
Без заблужденья - счастья нет.
За мотыльком бежит дитя вослед,
А я душой парю за призраком волшебным,
Но вдруг существенность жезлом враждебным
Разрушила мечты - и я уж не поэт!
Я не поэт!- и тщетные желанья
Дух юный отягчили мой!
Надежда робкая и грустны вспоминанья
Гостьми нежданными явились предо мной
Таким (или примерно таким) увиделся мне октябрь 1821 года. Завтра же приглашаю немногих партизан нашего скромного канала на традиционные "Литературныя прибавленiя", где вас уже ожидает вторая глава фантасмагории "Делатель Истории" и её незадачливый герой Даниил Васильевич Кашкин.
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
"Русскiй ГеродотЪ" - гид по историческим циклам канала "Русскiй РезонёрЪ", включая "Однажды 200 лет назад..." и "Один день из жизни Российской Империи XIX века"