В Твери режиссер Валерий Персиков представил на суд зрителя постановку повести Достоевского «Дядюшкин сон». Благодаря этому произведению великий русский писатель вновь вернулся на поле литературы после каторги и стал тем, кем его знает весь мир. Долгожданная премьера спектакля прошла 24, 25 и 26 сентября.
За основу при постановке спектакля была взята версия для театра Юрия Лоттина. Литературоведы ставят повесть «Дядюшкин сон» в один ряд с гоголевскими произведениями и произведениями Островского: Достоевский рисует провинциальные нравы Мордасова, ограниченность, зацикленность этого общества на материальном. Завязка очень проста: князь К., получивший недавно богатое наследство, прибывает в городишко, где у многих на него есть свои планы. Не исключение и дама Мария Александровна Москалева, которой в голову внезапно приходит идея выдать за князя свою дочь, чтобы зажить наконец-то поистине богато. Дочь Зинаида поначалу не соглашается, но потом уступает матери. Правда, планы срываются: умысел Москалевой разоблачает Павел Мозгляков, влюбленный в Зинаиду. Престарелого князя развенчивают – причем в прямом смысле: снимают с него всю его дорогую одежду и фактически выбрасывают.
Чем не типичная комедия, каких тысячи? Но у Достоевского, уже перешедшего грань в виде пребывания на каторге, всё не ограничивается одним-единственным планом. И как раз с этим планом внимательно поработал режиссер Валерий Персиков. Он сосредотачивается на внутреннем мире героев – на каждом микрокосме, который исследует Достоевский.
Народной артистке России Ирине Андриановой блестяще удается воплотить на сцене образ деспотичной женщины, прошедшей жизненный путь не так, как ей хотелось бы, – и теперь эта женщина всячески заинтересована в том, чтобы изменить ситуацию за счет своей дочери. Ее голос по-настоящему гремит, движения резки, глаза сверкают («Ну, Буонапарт, чистый Буонапарт!» – говорят о ней). Это не тот человек, которому прекословят, даже когда она встает на колени. Ирина Андрианова играет стратега, знающего все ходы наперед. И вместе с тем, как бы парадоксально это ни звучало, Москалева – женщина запутавшаяся. Ей не чужды обычные человеческие чувства.
Очеловечивания ее режиссер достигает, в частности, в последней трогательной сцене с Москалевой, когда она горько сожалеет о собственном замужестве. В тексте инсценировки этого момента нет: к Москалевой приходит ее кроткий, подавленный авторитарностью муж с чашкой чая, хочет ее угостить, однако слышит слова про «ненавистного человека», про него самого, – и двое застывают, погружаясь во мрак. Афанасий Матвеич просто продолжает держать эту чашку, никуда не уходя: он уже не может уйти.
В финале спектакля благодаря такому решению режиссер выходит на новый уровень – это уровень пространства и времени, настоящего и прошлого. Москалева вместе с мужем остаются на сцене – в правом углу появляется униженный князь К., который, впрочем, навряд ли держит обиду на мордасовских дам. Это человек, над которым весь спектакль смеялись – и герои, и зрители: он очень забывчивый, постоянно путает имена, носит накладные усы и парик, пытается молодиться. Народный артист России Владимир Чернышев передает эту неестественность роботоподобными движениями: князя, очевидно, сковывает его модная одежда. Ко всему, князь К. очень любит рассказывать «правдивые» истории про встречи со знаменитыми людьми, например с Бетховеном. Но одним голосом, интонациями – мягкими, даже ласковыми – актер дает понять, что перед зрителем – герой, хоть и не без изъянов (как и любой человек), но все-таки светлый, беззлобный.
Это подтверждается все в том же финале, где князь рассказывает историю несчастной любви из своей далекой молодости. Его слушает Зинаида (Виктория Козлова), его несостоявшаяся невеста, которую он путает с «Полем» – Мозгляковым. Князь повторяет мысль Москалевой: он прожил жизнь не так. «Как билось сердце! Ах, как билось... Я совсем забыл, что оно у меня есть!.. Та зелень, те птицы... Где то солнце, где... где то утро?..» Князь в белом, что придает ему и вовсе невинный вид. И даже неловко становится от мысли, что это тот самый человек, над которым все потешались.
Понимает это и Зинаида – она плачет. Может, просто от осознания, что обманула этого несчастного человека вместе с матерью, а может она представляет на его месте себя. Валерий Персиков решил сохранить любовную линию Зинаиды с молодым учителем, умирающим от чахотки, что, кстати, делали немногие режиссеры, ставившие «Дядюшкин сон». Ее любовь умерла – что ей остается, как не прожить жизнь так же, как и ее мать, как и князь?
Виктория Козлова прекрасно понимает явление надрыва, характерного для произведений Достоевского. В финале ее героиня совершенно обессилена, и она даже не может уже говорить – обо всем говорят ее немые слезы, что роняет она в ответ на рассказ князя.
Без сомнений, упор Валерий Персиков сделал на трагичное. Но и комичное поставлено не менее мастерски. В первую очередь это общие сцены – в том числе сцена кульминации, в которой собираются все и в которой раскрывается правда. У Достоевского такие сцены позже будут появляться в других произведениях, в особенности в романе «Идиот». Из веселого, карнавального пиршества они погружают читателя (или зрителя) в омут черных страстей, человеческой низости. Так происходит и здесь: все начинается чинно-благородно на ужине в доме Москалевой, пригласившей гостей, чтобы объявить о свадьбе дочери с К., а потом дамы, словно фурии, разделываются с князем, который, в общем-то, и не виноват ни в чем.
«Дядюшкин сон» по праву считается произведением, предваряющим позднего Достоевского. И для Тверского театра драмы такой спектакль очень значим, ведь Достоевский, вне всяких сомнений, – фигура мирового масштаба, занявшая место в сонме великих писателей.
