Вдохновение каждого дня не всегда рождается самостоятельно. Порой нужно зажечь внутри светильник тихой радости бытия.
Вдохновение каждого дня не всегда рождается самостоятельно. Порой нужно зажечь внутри светильник тихой радости бытия.
Осенней порой золото кленовых листьев, запах смолянистой хвои и прелой лесной земли являются проводниками в мир тонкой неспешной радости.
Осенней порой золото кленовых листьев, запах смолянистой хвои и прелой лесной земли являются проводниками в мир тонкой неспешной радости.
И даже поганки кажутся симпатичными и дружелюбными, охотно позируя на фотокамеру.
И даже поганки кажутся симпатичными и дружелюбными, охотно позируя на фотокамеру.
Замер лесной пруд, любуются в его застывшую зеркальность тонкоствольные молодые берёзки, едва покачивая монистами пожелтевшей листвы. Неслышно скользят рябые дикие утки по безмолвности воды и порой пока не сорвутся стаей с громкими крякающими вскриками, хлопками сильных крыльев и не просвистят над головой разрезая туманный воздух, не заметишь, привычно вглядываясь в даль.
Замер лесной пруд, любуются в его застывшую зеркальность тонкоствольные молодые берёзки, едва покачивая монистами пожелтевшей листвы. Неслышно скользят рябые дикие утки по безмолвности воды и порой пока не сорвутся стаей с громкими крякающими вскриками, хлопками сильных крыльев и не просвистят над головой разрезая туманный воздух, не заметишь, привычно вглядываясь в даль.
Напряжённо вынюхивая воздух собаки держатся поблизости друг от друга. Где-то недалеко в чаще леса бродят кабаны, перерывая лесную подстилку своих делянок. И вдруг, в собак летит шишка, ещё одна и сердитая белка скачет прочь по ветвям старой сосны, громко ругаясь. Потревожили рыжехвостую.
Напряжённо вынюхивая воздух собаки держатся поблизости друг от друга. Где-то недалеко в чаще леса бродят кабаны, перерывая лесную подстилку своих делянок. И вдруг, в собак летит шишка, ещё одна и сердитая белка скачет прочь по ветвям старой сосны, громко ругаясь. Потревожили рыжехвостую.
А у дома на нотном стане проводов записываются новые мелодии точками дроздов рябинников, воробьёв и синиц. И кажется вот-вот осень возьмёт флейту и польётся волшебная мелодия и льётся, тут же... Певчая запоздалая птица спрятавшись в заросли боярышника, не имея возможности удержать в себе радость жизни, выплёскивается замысловатым пением. Недолго она поёт, но очаровывается мир, замирая на миг. Даже драчливые воробьи умолкают, прекращая свои вечные разборки.
А у дома на нотном стане проводов записываются новые мелодии точками дроздов рябинников, воробьёв и синиц. И кажется вот-вот осень возьмёт флейту и польётся волшебная мелодия и льётся, тут же... Певчая запоздалая птица спрятавшись в заросли боярышника, не имея возможности удержать в себе радость жизни, выплёскивается замысловатым пением. Недолго она поёт, но очаровывается мир, замирая на миг. Даже драчливые воробьи умолкают, прекращая свои вечные разборки.
В доме пахнет яблоками и поздним виноградом. В рыжий кувшин ныряет букет осенней листвы, на плите в старой турке поднимается шапка кофейной пены.
В доме пахнет яблоками и поздним виноградом. В рыжий кувшин ныряет букет осенней листвы, на плите в старой турке поднимается шапка кофейной пены.
Зажигается свеча, в цветастую чашку тонкой сильной струей вливается кофе и кладётся кусочек мороженого. Пусть сегодня это будет крем-брюле.
Зажигается свеча, в цветастую чашку тонкой сильной струей вливается кофе и кладётся кусочек мороженого. Пусть сегодня это будет крем-брюле.
