Ведь никто из тех, кого знаю, даже близко не подошел!

Чудачествам, если так можно назвать те немыслимые проекты, что ты

вносил. Даже мама, царство ей небесное, уж с кем только ни встречалась в

своей жизни, но призналась мне накануне отъезда на операцию —

наверное, предчувствовала, что не перенесет, вот на прощании и высказала

самое важное, — ты не от мира сего, послан нам Богом и все твои

начинания имеют божье благословение. Я тогда еще подумал — мама

бредит, теперь же понимаю — есть в ее последних словах немалая доля

истины. Ведь никто из тех, кого знаю, даже близко не подошел к тому, что

сделано тобой. С той же душой — до последнего момента не верил, что у

тебя получится. Но вот сейчас нет сомнения и уверен — ты добьешься

своего.

Павел прежде не делился с Медведевым правдой о своем появлении в

этом мире, сейчас же посчитал верным признаться даже из благодарности к

этому великодушному человеку, принявшему его в своем сердце:

— Ваша мама права, Святослав Всеволодович, я действительно не тот,

кем меня считают. Нет-нет, не подумайте, что какой-нибудь засланный

агент, просто мое сознание — или его матрица, — неведомым образом

перенеслось из моего прежнего времени в это, в котором сейчас нахожусь.

О душе не идет речь — сам же убедился, что она распадается и ее уже не

может быть, — но ведь я здесь, прожил почти двадцать лет за другого

человека, хотя и помню о себе самом в прошлой судьбе. Наверное, в том

чья-то воля — Бога или кого-то еще, — не знаю, что со мной будет завтра,

но пока мыслю и живу — делаю все возможное в моих силах.

После того разговора их отношения стали по-особенному близкими,

если не как между отцом и сыном, то все равно родными людьми. Хотя

Павел так и не вернулся в институт, но заезжал туда часто, не только по

служебным делам. А с перестройкой детских душ вышло не так скоро, как

он рассчитывал, как ни казалась та материя или субстанция податливой, но

все же выдалась слишком крепким орешком. Шли месяцы и годы

бесплодных испытаний, дети вырастали и сменялись, а дело не сдвинулось

ни на йоту. Павел все также продолжал трудиться психологом, помогал с

трудными подростками не только в своем заведении, но и других, его уже

знали во многих детских домах и интернатах Москвы и Подмосковья.

Казалось, одно только появление приносило спокойствие даже в самом

шумной ораве, от его крупной фигуры веяло добротой и какой-то

надежностью.

Дети это чувствовали и тянулись к нему, от малышей, едва вставших

на ноги, до подростков и юношей старших групп. Именно в такие минуты .