Я медленно иду по сухой траве, выглядывая знакомое имя на мраморных надгробиях. Я огибаю могилу за могилой, теряясь и не зная куда мне идти. Как будто дуновение ветерка мне подсказало правильный путь и ноги сами несут меня в нужную сторону. Я останавливаюсь у еще свежей могилы с деревянным крестом в изголовье и сажусь на колени, касаясь холодной земли. Я сижу так уже несколько минут и только сейчас замечаю, что мое лицо мокрое от слез. Я вытираю щеки рукавом вязаного кардигана и глажу крест.
- Привет, - мой голос даже тише, чем кажется, как будто я боюсь разбудить его.
Я тянусь к сумке и достаю оттуда мятый лист бумаги, который перечитывала и переписывала много раз по дороге сюда, чтобы идеально сложить свои мысли на этот, ничего не значащий для окружающих, но много значащий для меня, листок. Развернув его, я удобно сажусь на землю и смотрю на могилу.
- Я написала тебе письмо, - я глотаю скопившийся ком в горле и снова вытираю вновь подступившие слезы, - Ты не смейся, если это глупо, - усмехаюсь я, как будто говорю с живым человеком.
Я поправляю лист и крепче беру его в руки, чтобы порывистый ветер не унес мои слова, которые я так сокровенно берегла для своего любимого.
Я еще раз смотрю на деревянный крест и выдавливаю улыбку.
- «Я сейчас тебе улыбаюсь, потому что знаю, что ты любишь мою улыбку. Ты всегда старался меня насмешить, даже когда мне было плохо. Я тебе очень благодарна за это, а еще, - я сглатываю ком в горле и снова вытираю слезы, - Я благодарна тебе за то, что ты когда-то вошел в мою жизнь и осветил ее. Ты был для меня всем и им же навсегда останешься.
Ты говорил, что любишь мою улыбку, а я, если честно, любила твою. Именно ее впервые увидела на том берегу, где встретила тебя и именно в нее я влюбилась сначала. Я каждую минуту нашего с тобой расставания думала о ней. Когда я уходила домой, то часами не могла заснуть, трогая свои губы, к которым прикасался ты. Я смеялась в подушку, когда перекручивала наш день в памяти и вспоминала твою какую-нибудь шутку. А еще, ты бы видел, с каким рвением я собиралась на наши с тобой встречи. Могла часами выбирать наряд, лишь бы тебе понравиться еще сильнее.
А ты помнишь, как я начала краситься? - с каждым словом на моем лице растягивается улыбка, - Ты меня заставил умываться прямо в школе. Я так была обижена на тебя. Но как я могу злиться на тебя? Ты ведь первый, кто поцеловал меня. Стал для меня первым во всем. Только ты увидел во мне нечто большее, чем простую серую мышь, которая часами зубрит уроки и не ходит на тусовки. До тебя я не жила. Это была не жизнь, а мучения. С тобой я вздохнула полной грудью и начала ценить жизнь...», - слезы все текут и текут по моим щекам, перекрывая кислород в мой организм и заставляя меня прерваться, чтобы я могла перевести дыхание.
Я закрываю глаза, чтобы вздохнуть глубже и передо мной появляется его облик. Такой живой. Я запомнила его в мельчайших подробностях. Его большие глаза, в которые смотришь, как в туман, спутанные и немного кучерявые шоколадные волосы, нос с горбинкой и эту родинку на правой щеке, которую я так любила целовать.
Я открываю глаза и понимаю, что это была лишь иллюзия и от этого хочется забиться в угол и заплакать, как маленькая девочка. Чтобы Томас гладил меня по волосам и вытирал мне слезы, говоря, что я глупенькая и все воспринимаю близко к сердцу. Как же мне этого хочется. Чтобы он стоял здесь со мной, а не лежал в этой гадкой холодной могиле.
- «... Ты оставил меня, виня, что это я позабыла тебя. Это не так, любимый, - продолжаю я читать с листа, хотя каждое слово и каждую запятую знаю наизусть, - Меня увезли от тебя. Заставили. Я так много хотела сказать тебе. Миллион раз представляла нашу встречу спустя время и каждый раз она в моих мечтах была разной. Иногда ты был рад меня видеть и бросался на меня с поцелуями и объятиями, а порой делал вид, что меня не знаешь, но вскоре уставал от этого. И в любом моем вымышленном сюжете в заключении мы были вместе. Я даже нашу смерть представляла, - я повышаю голос и прикладываю руку к трясущимся губам, чтобы их успокоить, - Но не такую. Я не такую смерть представляла. Мы должны были умереть очень-очень старыми в один день, в одной постели, держась за руки. Вместе, понимаешь?
Я так давно хотела сказать тебе кое-что, но ждала подходящего времени. Не думаю, что это оно, но другого может не выдаться. Когда я уехала, (не по своей воле) то хотела даже сбежать и пыталась, но родители как будто знали все мои планы и не позволили мне этого сделать. Я и плакала и угрожала им, но все было тщетно. Они меня заставили, - я вспоминаю те ужасные дни в Лондоне, когда родители силой вели меня в больницу и чуть ли не ремнями пристегивали к кушетке, чтобы я не дергалась, и всю меня наполняет злость и ненависть, - Заставили убить нашего ребенка, любимый. Нашего маленького малыша, которого я носила под сердцем. Здесь и моя вина. И я ненавижу себя за то, что не дала им тогда отпор и позволила манипулировать собой. Ненавижу за то, что не смогла сбежать к тебе, за то, что не сказала тебе, за то, что была слаба и уязвима.
Но даже это не сравниться с тем, что я чувствую сейчас. Это не похоже ни на что. Это помесь скорби, злости и любви. Я все это время была, как во сне и не понимала происходящего. Я ждала чего-то столько времени и потеряла единственное, чем дорожила за всю свою жизнь.
Прости меня, любимый, за все, что я сделала и, чего не сделала.
Я люблю тебя.
Навеки твоя Катрин».
Я сворачиваю листок пополам и закапываю его в землю. Стараюсь закапать глубже, чтобы прочесть его мог только он и ни кто другой. Хочу, чтобы он читал это письмо и вспоминал меня. Хочу, чтобы не забывал то, что его кто-то все же любить.