124
Старик смотрел на лежащего в его избе воина, который никак не мог откaшлятьcя и сделать вдох. Мгновения таяли в бесконечных приступах и попытках сделать глоток воздуха. Знахарь поднёс к лицу бoльного пучок мятной травы, её холодный аромат проник глубоко внутрь и страждущий смог вдохнуть.
- Слава Перуну, - прошептал старец. - Он пощадил ещё одного своего воина.
Ведмурд попытался открыть глаза, но их тоже заволокло пеплом. Старец положил ему на лоб влажное полотенце и стал читать заговор, чтобы вода забрала из глазниц всё хyдо.
- Если доброта Перуна продлится, то ты сможешь видеть, - сказал он воину.
Ведмурд прекратил безуспешные попытки увидеть что-то вокруг себя и впал в безвременье. Ему вновь казалось, что он застрял в переходном мире и никак не может дойти до своей княжны.
Он так чётко видел её на поле брани. Когда огонь уже объял его, залез под кожу, подкосил ноги, он думал только о том, что скоро встретит её - свою Душу, ушедшую в царство Мары намного раньше его.
Ведмурд шёл на погuбель, прося Перуна о спасении своих детей, и прощался в громовержцем, готовясь пройти в царство Мары. Рядом с ним была и княгиня, она перешла грань намного раньше.
И когда Ведмурд оказался по ту сторону Яви, сестры стояли, взявшись за руки. Призраки их амулетов светились поверх богатых одежд. Обе женщины смотрели на него. Одна с благодарностью, другая с нежностью.
Бездонные глаза жены звали и манили к себе, воин попытался сделать шаг, что не смог приблизиться к желанному образу.
- Ладо мой, - сказала княжна, - тебе ещё рано переходить ко мне. Наши дети ждут тебя, я вижу слёзы сыновей, которые они скрывают даже от себя самих. Их сердца с тобой..
Ведмурд смотрел и казалось не слышал её слов. Много Солнц он мечтал соединиться со своей княжной и теперь она была так рядом, но также далека.
- Наши сыновья уже взрослые и могут позаботиться о себе, - ответил он.
- Позаботиться - да, но полюбить себя - нет. Ты нужен им больше, чем мне. - ответила жена. - Свет мой, твой путь ещё не закончен. Я молила матушку Макошь надвязать нить твоей жизни и забрать её из рук Недоли, чтобы впредь обходили тебя горести и беды. И она услышала меня, будешь жить за нас обоих.
- Я просил у Перуна Последнюю Силу, и должен уйти, - ответил Ведмурд.
- Перун не всегда забирал жизнь, порой он отнимает лишь огненный пояс, - возразила княжна, и казалось, её губы дрогнули в лёгкой улыбке. - Как мечтала я, что ты будешь свободен от своего служения и я стану для тебя важнее огня. Но чаянье моё сбылось, когда я уже не могу насладиться его плодами. Так пусть мои дети вкусят радость пребывания рядом с отцом.
Воин положил руки на свой торс и не увидел на нём огненного пояса. Он заревел, как раненный зверь, испугав бредущие мимо души.
- Я не смогу жить таким, - сказал он. - Мой огонь это моя суть, моя жизнь, мой дар. Я будто кaлека без пламени Перуна.
- Всему своя цена, Ведмурд, - проговорила княгиня, которая до этого стояла безмолвна. - Я вверила тебе свою жизнь и не жалею об этом. Возвращайся к детям - твоим и моим, и защити их. А мы будем смотреть на вас отсюда.
Мужчина попытался сделать шаг вперёд, прикоснуться к своей княжне, но сколько бы он не шёл вперёд, жена не становилась ближе. Она лишь улыбалась своей светлой улыбкой и с большой любовью смотрела на него.
Шаг, ещё шаг... и вдруг Ведмурд очнулся от страшного жжения в горле и невозможности вдохнуть. Закашлявшись, он пытался избавиться от нестерпимого растирания в груди, но не мог сделать ни вдоха. Вдруг знакомый запах проник внутрь его и позволил сделать вдох.
После этого, воин хотел открыть глаза, но почувствовал, что они тоже занесены пеплом. Рядом с собой он услышал голос старца. Он показался ему знакомым, но не настолько, чтобы вспомнить, кто это.
И так много раз проваливался он в небытие. Образ княжны с каждым разом становился все дальше. Уже были не видны очертания её губ и тонкий стан, нежные руки слились с силуэтом, лишь глаза неотрывно смотрели и дарили свет. Во её взгляде смешалась боль невозможности совместного бытия с радостью от пребывания мужа в Яви рядом с детьми.
Старец часто подходил к спасённому, менял повязки на глазах, растирал грудь, смазывал ожоги, покрывавшие почти всё тело. О том, что происходит снаружи его избы, он не думал. Внешний мир жил своим чередом, а в избе боролась жизнь с тленом и человек со своими желаниями.
Иногда старик недовольно ворчал себе под нос:
- Всё он уйти хочет, всё о ней думает. Сколько я трав перевёл, сколько обрядов сотворил, а он всё на ту сторону смотрит. Неужто жена дороже жизни? Хорошо, что уберегли меня Боги от такого помешательства.