— Не предложишь мне утреннего кофе? — девушка кокетливо стреляет взглядом и пошло закусывает губу, откровенно проводя ладошкой по бедру, будто невзначай зацепляя края длинной футболки.
Футболки Чонгука.
— Не предложу. Снимай, — Чонгук кивает на свою вещь и протягивает руку, не обращая внимания на удивлённый взгляд девчачьих глаз.
Сейчас не до этого — дурно пахнущие языки похмелья облизывают тело изнутри, Чонгуку кажется, что провоняла даже его душа, последней ночью вылетевшая изо рта во сне.
Она осторожно встаёт, подмигивает и медленно и эротично поднимает края футболки, а Чонгук откровенно зевает и отворачивается, пока ему в грудь не прилетает ткань вместе с возмущённым вздохом.
— Почему ты не смотришь? — её правильные и симметричные брови сходятся вместе, образуя складку, а губы и щёки надуваются. Чонгук бы назвал её милой, но не в этой жизни. Сейчас в нём присутствует лишь раскатистая злость, грозящая вытолкать девушку из дома, даже не дав ей одеться.
— Детка, ты, видимо, не так растолковала мои слова, — Чонгук раздражённо переводит взгляд со стены на девушку. — Проваливай из моего дома.
Она непонимающе на него смотрит, а потом громко топает в спальню, толкая в плечо. Фурия, ей-богу. Все использованные так себя ведут, рассчитывая на что-то большее, чем секс, а потом (понимая, что никаких чувств не было и в помине, что тобой попользовались, словно одноразовой салфеткой, и кинули на пол, не попав в мусорный бак, после даже не подняв, потому что очень лень, да и к чёрту) даже не пытаются собрать осколки легко влюбчивого сердца, оставляя их в разделившей жизнь на "до" и "после" квартире.
Хлопок двери сопровождается раздражённым выдохом. Чонгук зло зыркнул на лежащую на полу футболку и, подняв её, скомкал ещё сильнее, кинув в стиральную машину в ванной. Не хочется иметь ничего после. После всего. Ни запаха, ни смятых и испачканных в сперме простыней, ни хранивших на себе волосы подушек, ни испачканных стаканов в кофе, чае или что там они любят — плевать.
Чонгук привык. Привык цеплять девочек в клубах, барах и даже в своей школе, чтобы потом наслаждаться звучными стонами, ощущениями ногтей на своей гладкой карамельной коже, сжимания пальцев на своих крепких накачанных бёдрах, а потом с улыбкой обводить пальцами красные, бордовые и иногда синие пятна. Не более. Никаких отношений, никакого флирта, никакой дружбы, ни-че-го. Чонгук расслабляется, цепляется пальцами за кожу и трахает, сосредотачиваясь лишь на своём удовлетворении и наслаждении. Облизывает, кусает, шлёпает, душит, связывает, но не целует.
Чонгук славится своей непостоянностью: все прекрасно знают, что никто у него не задерживается дольше одного раза, но от этого на него не стали презрительно смотреть. Даже больше. Стремятся попасть к нему в постель, ставят это своей целью. Хотят быть той самой, кто останется на второй, а то и третий раз.
А потом навсегда.
Синдром «исправить плохого мальчика», коим Гук, по сути, не является. Разве плохо жить и не отказывать себе в чём-то? Использованные считают, что да. Но Чонгуку плевать. Хочешь в постель? Ложись. Хочешь сверху? Седлай. Хочешь снизу? Поворачивайся. Хочешь отсосать? Открывай рот. Хочешь второй раз? Проваливай. Таковы негласные правила.
Жарко. Чонгуку после похмелья всегда жарко, ему не хочется пить, не хочется в душ, не хочется догнаться, ему хочется холодного, прямо ледяного ветра, потому что тогда мозги встают на место, и воспоминания о неадекватном времяпровождении приходят в голову. Но сейчас приходится лишь довольствоваться ветерком из слабого кондиционера, который не меняли лет пять, а то и больше, даже не потому что денег нет, а потому что лень до ужаса, да и откладывать дела — самое любимое. Либо ждать, пока кто-то сделает это за тебя.
Взгляд медленно скользит по недешёвому интерьеру, купленному родителями в первый же день переезда сюда год назад. Светло-серые обои совсем недавно буквально потребовали чистку, потому что были в каком-то тёмно-красном соусе, грязи и, кое-где, алкоголе. Большая и мягкая двухместная кровать в середине комнаты, застеленная белыми простынями, ни разу не имела чести скрипеть под слиянием двух или нескольких тел; там спал лишь Чонгук, который не пускал на неё даже друзей. Рядом небольшой диван винного цвета с двумя подушками: серой и белой — один раз чуть ли не развалился от быстрого темпа. Напротив кровати большой стол из белого дерева, изначально заставленный книгами и фоторамками, но сейчас там остались только фотокарточки с несколькими пустыми бутылками из-под алкоголя. И белое кожаное кресло, почему-то напоминающее Чонгуку кабинет психолога.
Шлёпая ногами без тапочек сначала по дорогому белому ковру, а потом по кафелю, Чонгук отходит от кондиционера, направляясь в ванную комнату, чтобы получше себя рассмотреть, цепляя на ходу новый телефон, купленный родителями просто так, потому что «старый надоел».
— Привет, пап, — Чонгук устало рассматривает чёрные неуложенные волосы с мыслью, что надо бы их немного укоротить. — Я думаю, пора поменять наш старый кондиционер на новый. Я и так больше половины лета терплю.
— Ты уверен? Сейчас лето не такое жаркое, как было раньше. Да и осталось совсем немного, может, потерпишь до следующего года? — Чонгук хмурит брови и чешет свой нос, сжимая гладкие тонкие губы.
— Уверен. Завтра надо поменять. Даже нет, сегодня, — он уверенно кивает своему отражению, пристально смотря в свои глаза, залитые дорогим виски со льдом.
Его отец тяжело вздыхает, соглашается и, пожелав всего хорошего, отключается, прежде сказав, что предупредит, когда приедет служба и поменяет им злополучную машину.
Чонгук счастлив.
До начала последнего класса школы осталось совсем немного времени, которое хочется провести с огромным отрывом, просто потому что уже привык, да и учёба даётся ему легко, поэтому проблем не будет.
Чонгук звонит друзьям, приглашает их к себе домой, попросив прихватить с собой пару девочек, и, скинув звонок, громко и неосторожно падает на кровать, роясь в приложениях по доставке еды. Молодой организм уже усвоил вчерашнюю порцию алкоголя, но нуждается в хотя бы одном спокойном дне на воде и здоровой еде. А Чонгук не спрашивает.
Не думая, заказывает десять пицц, много картошки фри с соусом барбекю и немного колы, потому что основное блюдо на каждой тусовке Чонгука — алкоголь. Дорогой вкусный алкоголь и лёд в форме черепов, просто потому что может себе позволить. Потому что не отказывает себе даже в мелких прихотях, таких, как форма льда, количество девушек за раз в кровати или цвет нового чехла для телефона.
Летние дни, смазанные литрами алкоголя и приправленные дорогим табаком, пролетели, как улитки с супер ускорителями, оставляя после себя лишь слизь и проблемы с внутренними органами.
Чуждо.
Главное — наслаждаться жизнью.
Если бы у Чонгука спросили, какой у него смысл жизни, он бы, не задумываясь, ответил:
— Конечно же быть счастливым!
И он старается. Изо всех сил старается угождать себе, но вздыхает почти каждый день, потому что веселье закончилось, а экспириенса в стеклянной колбочке «Счастье» не прибавилось. Разве он не становится счастливым? Как тогда, если не так?
.
Сначала это было:
— Сладкий, пошли в другую комнату, — взгляд темнеющих от возбуждения глаз и рука на твердеющем паху.
А потом в тёмной, из-за времени суток, комнате это были глубокие толчки в старательно расслабленное горло, крепко намотанные на кулак волосы, осторожное и неуслышанное: «Нежнее, малыш», синяки на нежной женской коже, резкие и грубые движения в стонущее тело в колено-локтевой позе, чтобы не видеть лицо, и сперма на бёдрах или спине.
Она осталась довольна, а он быстро застёгивает ширинку брюк, не снятых в процессе секса до конца, и уходит из комнаты пить чистый ром или виски с холодными черепками, небрежно хмыкая другу на вопрос: «Ну, и как она?»
— Как все.
И вечеринка продолжается, заканчиваясь отправленным в химчистку испачканным в вине ковром и нанятой горничной, потому что Чонгук, даже если ему кто-то начнёт помогать, не вывезет уборку никогда. Ну и очередной использованной.
Под холодным ветром нового кондиционера парень удивляется преображению своего жилья из грязного притона в среднестатистическую квартирку небедного человека, живущего в Сеуле. Вспоминая там и тут звякающие стекляшки, испачканный ковер, с трудом оттёртые полы и кучу коробок из-под пицц, таящих в себе использованные презервативы, Чонгук зарекается проводить вечеринку у себя дома, решая жить в уюте и комфорте, наслаждаясь плотскими утехами где-нибудь, определённо, не здесь.
<center>***</center>
— Ты выглядишь, как пай-мальчик, — Тэхён потыкал в Чонгука пальцем, нарочито медленно закрыв рот ладошкой и проговорив: «Вау, настоящий!».
— Если я надел костюм на ёбаное первое сентября, это не значит, что я-
— Да я понял, не ори, — Тэхён цокнул языком и отвернулся, бурча под нос что-то между «Зануда» и «Даже не пошутить».
Чонгук вдруг резко почувствовал себя ханжой и, хлопнув друга по плечу, сообщил ему:
— Наша новая учительница по английскому любит пай-мальчиков, — подмигнул, введя друга в ступор, а потом они оба тихо прыснули и посмеялись, забыв.
Класс был погружён в громкую какофонию галдежа, смеха и ругани, когда учительница зашла, осторожно подталкивая в спину паренька. Они остановились: она — с улыбкой на лице, он — слегка сгорбился и сдувал серую крашеную чёлку со лба полными розовыми губами.
— Это Чимин, и он наш новый ученик!
Он осторожно посмотрел на людей в классе, не останавливая взгляд ни на ком, выпрямившись после услышанного «Привет, Чимин».
— Здравствуйте, — Чонгук может поклясться, такой широкой и доброй улыбки он не видел нигде. Глаза превратились в щелочки, а губы растянулись в обворожительной улыбке, показывая белые зубы.
Чимин, немедля, идёт к задним партам, чтобы занять место, падая на соседнюю парту от Чонгука, и несмело ему улыбается. Чонгук удивлённо смотрит, потом фыркает, закатывает глаза и отворачивается от поникшего парня, который вздохнул и начал готовиться к первому уроку.
.
Чимин был дружелюбным со всеми, дарил яркую улыбку, смущался, осторожно отвечал на вопросы о нём, протягивал свою маленькую ладошку при знакомстве, осторожно держал рукава большой ему кофты, прикрывал рот руками, когда смеялся, а Чонгук бесился каждый раз, смотря на него.
Чимин не похож ни на кого из окружения Гука, бывающего во многих компаниях. Он — новый и интересный объект, но слишком добрый, слишком мягкий и слишком открытый. Слишком.
На первый взгляд, он кажется очень зажатым, но, если начнёт говорить, то будет сложно уследить за потоком его мыслей. Он рассказывает заинтересованно абсолютно обо всём, не считает что-либо скучным и не осуждает людей за вкусы, свято веря, что всё существующее прекрасно. Наивность высшей степени.
Для Чонгука, привыкнувшего держать всё под контролем, Чимин слишком эмоциональный и импульсивный, его застенчивые зажимания надоедят в первые минуты, а яркая улыбка и открытый взгляд будут успешно топить лёд в чужом взгляде. Ему это не нужно.
Чонгук пытается вспоминать, сопоставлять, искать существенные недостатки, но не получается, как бы сильно он не напрягал память. Это раздражает, заставляя ощущать себя не способным чувствовать что-то помимо злости существом.
То, что Чимин, ничего толком не делая, вызывает у Чонгука такую злость, выводит из себя ещё сильнее, так что он не сдерживается: стреляет презрительными взглядами в сторону и отпускает едкие комментарии.
— Он меня раздражает, — в столовой много свободных мест, но Пак Чимин решил сесть за столик рядом с Чонгуком, чтобы бесить его своим смехом и милыми разговорами ни о чём.
— Кто? — Тэхён вскидывает голову, следя за взглядом Чонгука, и натыкается на новенького. — Цветочек?
— Какой, к чёрту, цветочек, Тэхён? Ты головой ебанулся? — но он ведёт себя крайне серьёзно.
— Ну он же цветочек, сам погляди, — Чонгук снова смотрит на Чимина, который измазал кончик носа кремом от пирожного, а потом, мягко смеясь, вытер его, смешно жмурясь. — Милашка.
— Фу, Тэхён, — Чонгук отворачивается от Чимина, натыкаясь на его удивлённый взгляд.
— Что опять Тэхён?
Гук громко вдыхает-выдыхает, поднимается, проскрипев стулом по полу, и идёт к выходу, снова мимолётом глянув на Чимина, крутящего серые волосы на палец. Хмурится, толкает дверь, в мыслях надеясь не увидеть ненавистного парня хотя бы до конца дня.
.
— С кем, говоришь, начал дружить? — Чонгук давится водой, а Тэхён радостно и размашисто хлопает его по спине, не жалея силы.
— С цветочком, — ещё шире улыбается, каков наглец.
— Хватит его так называть, — Чонгук изображает рвотный порыв и, пока друг завязывает шнурки, пробегает взглядом по столовой, ища серую макушку.
— Ему, вроде, понравилось, — Тэхён пожимает плечами и тащит Чонгука к шкафчикам, чтобы оставить учебники и спокойно свалить домой на выходные.
— Постой, мне в другую сторону, — Тэхён удивлённо смотрит на Чонгука, спрашивая, не переехал ли тот. — У меня проблемы с физикой, надо подучить.
Парень важно кивает, отчего его голубые волосы падают на лоб, оставляет руку Гука в покое и, напевая какую-то свою дребедень, идёт домой.
На самом деле, Тэхён своеобразный малый, это давно известный факт. Ещё с первого дня общения, когда он представился Чонгуку, как «мастер по танцам», исполняя кривой твёрк. Или когда он купил латте, да ещё и карамельный, когда все берут эспрессо или, на крайняк, американо.
Какое молоко? Какой сахар? А карамель куда?
— Ты спиздил заказ у первоклассницы? — Чонгук сильно удивился, увидев не чёрный кофе.
— Нет, всё правильно, это мой кофе, — Тэхён грозно смотрит на подавившегося Гука, а тот понимает, что пить кофе с молоком и сахаром — нормально. Тэхён же пьёт. Хотя, если Чонгук захочет сказать о нормальности латте, капучино и всякой такой ерунды, приводить в пример Тэхёна, как любителя таких видов кофе, он не будет. Тогда точно не поверят.
Излюбленная кофейня в коричневых тонах встречает ароматом корицы и кофейных зёрен, уютные круглые столики напоминают дырки в качественном сыре или пчелиные соты, а официантки напоминают самих пчёл. Особенно та, что в жёлтой кофточке и чёрном фартуке, смущённо машет Чонгуку рукой, а тот отвечает ей лёгкой улыбкой, прежде проведя языком по нижней губе.
Они несколько секунд смотрят друг другу в глаза, пока девушка не тыкает языком во внутреннюю часть щеки, а Чонгук удивлённо вскидывает брови, медленно кивая и следуя за официанткой. Она заводит его в служебный туалет, щёлкает замком и на развороте впечатывается губами в чужие. Чонгук, слегка опешивший от таких действий, грубо отрывает от себя нахалку и, цокая, говорит, что не любит целоваться.
Он успел почувствовать раздражающий вкус эспрессо на языке, решая сегодня купить что-нибудь с молоком, и, не в силах терпеть приторный отвратный вкус, слегка надавливает на плечи. Девушка ласкает твердеющую плоть через ткань брюк, после вжикая застёжкой и становясь на колени.
— Тебе просто отсосать, или хочешь потом взять меня? — она стреляет глазками, а Чонгук подмечает, что стрелки-то кривые, брови какие-то толстые, нос непропорциональный, губы сухие. Если бы он её получше рассмотрел, не согласился бы даже на отсос.
— Мне хватит, — она понимающе кивает и плотно обхватывает полустоящий член губами, втягивая головку и играя с ней языком.
Чонгук шипит, хватает её обеими руками за волосы и совершает грубые толчки, не реагируя на слабые постукивания руками в свои бёдра. Расслабляет руки, позволяя вытащить член изо рта, как тут же надавливает, заставляя прижаться к мошонке, перекатить её на языке и услышать слабый стон, поморщившись от него.
Наслаждения приятно разливается по телу, член радостно реагирует на ласки мокрого горячего рта, выделяя почти прозрачный предэякулят, который оказывается на активном языке.
Сейчас главная задача: представлять изящную и красивую девушку, что скачет на его члене. Тонкие лодыжки, мягкую ровную кожу, плоский живот, розово-коричневые ореолы сосков, хорошо виднеющиеся ключицы, полные губы, закатывающиеся глаза, серые волосы.
Чонгук отчетливо представляет, как резко вгоняет член, надавливая рукой на поясницу, как крепко обхватывает другой рукой ягодицу, оставляя следы, как волосы липнут ко лбу, а пот неприятно стекает по щекам и шее.
Гук оставляет на голове официантки одну руку, позволяя ей самой решать, что делать, а она, возвращаясь к члену, играет языком с уретрой, целует головку, после осторожно вбирая его в себя полностью, зацепив плоть зубами. Она промычала, видимо, извиняясь, пуская вибрацию в горло, и начала не спеша двигаться вверх и вниз, удивляясь раздражённости парня.
Она старается, непонятно для чего. Они даже не знакомы, но Чонгук не против поделиться своим членом, если очень хочется. Он сам стал, как нимфоманка, жадным до секса и ласк, до стонов и естественной смазки, до приятных ощущений, связывающихся узелками внизу живота, после оргазма расплёскивая слабость и удовлетворение по всем мышцам.
Приятно, конечно, но настроение сегодня до ужаса плохое: Чимин весь день был особо заметным и милым, чаще сталкиваясь взглядами с Чонгуком. Он ему даже помахал, а Гук сделал вывод, что тот слабоумный, потому что не машут и не улыбаются людям, которые тебе постоянно грубо отвечают и чуть ли не взглядом посылают.
— Ой, блять, — Чонгук закатил глаза, понимая, что ему придётся, в прямом смысле, брать всё в свои руки, и, намотав часть волос на кулак, сделал несколько пробных неглубоких толчков, давая девушке привыкнуть (он же не зверь, ей-богу), чтобы в следующее мгновение загнать член полностью.
В его голове последние пять минут бежит красная строка: «кончить как можно быстрее».
Чонгук чувствует увеличившееся до предела напряжение в паху, вгоняя член глубже, чем до этого, и, держа девушку за затылок так, что она касается губами мошонки, изливается в глотку, отодвигаясь и позволяя проглотить всё. Кончил он не так феерично, как хотелось бы, и без бабочек. Поправляет чёрные боксеры, застёгивает брюки и молча выходит, подойдя к кассе, чтобы заказать и впервые попробовать карамельный латте. Занимает дальний столик, достаёт тетрадь, открывает и просто смотрит в текст, даже не пытаясь читать.
— Что? Просто что? — Чонгук пытается вникнуть хотя бы в несколько слов из закона. Говорят, самый простой, потому что следует из формулы. — Количество теплоты, выделяемое проводником с током, прямо пропорционально квадрату силы тока, сопротивлению и времени. Где тут время? Это же температура... — Чонгук непонимающе уставился на формулу закона Джоуля-Ленца. — Ладно, эм... Сила тока прямо пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению. Это ясно. Закон Ома для участка цепи. Что? Закон Ома для полной цепи? Зачем? Почему нельзя вычислить две части, а потом сложить их? — Чонгук прикладывается лбом об стол, когда слышит тихое:
— Потому что тебе может не хватить информации... — Чимин стоит около его столика, придерживая одной рукой спереди себя рюкзак, другой рукой поправляя волосы, и кивает на стул напротив Чонгука. — Могу я?
Конечно нет. Не может. Он раздражает Чонгука, собственноручно зажигая петарды неприязни в чистое небо, но тот всё равно кивает, отчего Чимин дарит ему свою улыбку. Как всем.
Солнечная, она, кажется, создаст яркий свет там, где его априори не может быть. Глаза щелочки напоминают глаза спящего котёнка, а из ряда белых ровных зубов один зуб немного выглядывает, нисколько не ухудшая, а, наоборот, добавляя натуральности лицу. Никакой натянутости, ни намека на неправдоподобность, он просто хочет и улыбается, ярко и лучисто, как весеннее солнце, наконец-то выбравшееся из-за туч, как луна, в сравнение которой не идет ни одна звезда, как северное сияние, заставляющее непроизвольно восхищаться и любоваться.
Блять, лучше пусть уходит. Либо всем, либо только Чонгуку. Другого варианта нет. Если выбрал всем, значит, проваливай. Но не скажешь же ему, когда он радостно заказывает раф и спрашивает, помочь ли Гуку с чем-нибудь.
Это не собственничество; Чонгук предпочитает называть это выбором, а что уж решит человек — не его дело. Это не собственничество, но внутри предательски что-то рвётся очень медленно после каждой улыбки, предназначенной не ему, а Чонгук не понимает, путает чувства, ощущения и желания, что завязались в клубки и образовали множество неразвязываемых узелков. Это не собственничество, ведь Пак Чимин ему, по сути, ничем не является, но его хочется хорошенько тряхнуть и отчитать за время, подаренное не ему, за внимание, обращённое не к нему, но одновременно с этим Чонгук видеть не хочет Чимина, каждый раз скалясь и выпуская наружу прикрытую холодным равнодушием злость, что никак не найдёт успокоения.
— Обойдусь, — Чонгук закатывает глаза и делает вид, что смотрит в окно, на самом деле наблюдая за Чимином, что мягко поблагодарил официанта за кофе, обворожительно улыбнувшись и ему, а сейчас рисовал что-то трубочкой на пене. — Чего пришёл?
Чимин перестаёт пить кофе и смотрит на Чонгука. Несколько секунд что-то обдумывает, не моргая, а потом поправляет челку и кладёт подбородок на ладошку, встречаясь взглядом с Гуком.
Его глаза, яркие и искренние, заставляют Чонгука хотя бы попытаться вспомнить человека, имеющего такие же, но всё, что приходит на ум — чёрствые, отстранённые, похотливые или грустные глаза, показывающие, через какую жопу прошли все они, а Чимин другой. Почему?
— Это моя любимая кофейня.
— И что? Ко мне-то чего подсел? — Чонгук, как обычно, не выбирает выражения с незнакомыми людьми, но Чимин, вместо того чтобы оскорбиться, покраснел и потёр нос миниатюрными пальчиками.
— Подружиться хочу, — серьёзный взгляд янтарных глаз плюс смелое заявление заставили Гука сначала прыснуть в кулак, а после, не сдержавшись, тихо захохотать.
— Ты такой простой, — Чонгук положил ногу на ногу, сцепил руки в замок и уткнулся взглядом в пухлые губы, напоминающие пастельно-розовое клубничное мороженое, немного подтаявшее, но всё такое же желанное. — Уверен, что я хочу?
— Да, — такой твёрдое, что Гук сначала опешил и чуть было не согласился, но потом быстро пришёл в себя, вспоминая, что перед ним, вообще-то, сидит Чимин, которого он терпеть не может всеми фибрами души. Ну, может и не так категорично, но суть роли не меняет.
— Смешно, Чимин, смешно, — а Чимин ответил «я не шучу», заставив Чонгука ещё громче засмеяться. — Ты лучше молчи и пей свой кофе.
Чимин от досады кусает нижнюю губу, бурча себе под нос что-то про «предупреждал» и «Тэхён», заставляя замолчать и прислушаться. Чонгук переспрашивает, а Чимин слабо мотает головой, сцепляя пальцы в замок на столе.
Тэхён. Неужто он приложил свою огромную ладонь к этому делу? Вечно что-то пытается сделать, ищет и «находит» в Чонгуке то, чего у него не было отродясь, что вряд ли когда-нибудь, с его то образом жизни, появится.
Тэхён цепляется за каждый добрый поступок, за каждое доброе слово, мысль, придумывает отмазки и оправдания для плохих — пытается доказать, что Чонгук добрый и хороший. Да вот только это не так. Не то чтобы прям недобрый и нехороший, злой и плохой, нет. Никакой. Так предпочитает описывать себя Чонгук.
— Может, ты передумаешь? — если продолжишь так смотреть, ярко улыбаться и закусывать губу, он точно передумает.
— Нет.
Чимин разочарованно вздыхает, обхватывая трубочку пухлыми губами, и отпивает немного кофе, после причмокнув несколько раз. Смотрит удивлённо на Чонгука, а тот, заметив изучающий взгляд на себе, трясёт головой и, бросив что-то про родителей, контроль и уборку, собирается, спешно выходя из кофейни.
Ноги его там не будет.
.
— Цветочек такой милый, — Тэхён, пьяный в дребедень, рассказывает про Чимина дома у Чонгука, попивая хороший алкоголь со льдом. — Он поделился со мной едой и смеялся над моими шутками.
Чонгук закатывает глаза, не найдя в себе сил что-то ответить, потому что устал слушать битый час про нового милого друга Тэхёна. Одно упоминание о нём вызывает у Чонгука рвотный рефлекс, а помимо этого ещё и раздражение после пятницы плещется грязным осадком.
— В пятницу он предложил мне дружить, — Чонгук внимательно смотрит за реакцией друга, пьяные глаза-стёклышки которого бегают с пола на потолок. — Давай будем честны, это ведь ты его подтолкнул?
— Что? Неправда. Я его отговаривал, как мог. Ой, — Тэхён виновато глянул на Чонгука, но, не заметив осуждения или обиды, продолжил: — Он сказал, что хочет с тобой подружиться, но боится подойти, потому что ты колючка. Он тебя так и назвал, прикинь? — Гук не разделял настроение друга, молча прося его продолжать. — Я ему сказал, что ты, на самом деле, хороший парень, вот он, видимо, и воодушевился.
Резкий удар кулака о стол расплескал немного виски, а ножки стола издали неприятный скрип, заставивший поморщиться.
Опять двадцать пять. Сто раз проходили сценарий «ты на самом деле добрый парень».
Чонгука легко разозлить, вывести из себя, да вот только у Тэхёна нет такой задачи. У него задача «открыть друга-бро», которая никогда не увенчается успехом, потому что открывать нечего. Всё напоказ, всё открыто — заходи, располагайся. За его жизнью и времяпровождением легко следить, он не скрывается. Чёрт, если очень сильно хочется, он разрешит посидеть на стульчике, пока под ним стонет очередная <i>использованная</i>.
— Ты, блять, понимаешь, что он теперь не отъебётся от меня? — Чонгук раздражённо схватил свой стакан и, громко допив алкоголь, уставился на друга.
— Да, но если продолжишь в том же духе отшивать его — он остановится. Ты всё прекрасно знаешь без меня, Чонгук, — Тэхён встал, еле удерживая себя на пьяных ногах, и пошёл на выход, махнув рукой. — Дай ему шанс.
А Чонгук промычал тихое: «Ага, щас».
Сложно отказаться от привычек, на то они и привычки, но вполне возможно, если очень захотеть. Вообще, если что-то очень сильно захотеть, то есть шанс это получить. Чонгук не привык изменять своим привычкам, он любит стабильность: стабильно несколько раз в неделю неплохой трах с девушками или мальчиками, стабильно раз-два в неделю пьяные встречи с друзьями, стабильные тренировки.
Но тут врывается Чимин и переворачивает всё вверх дном одним присутствием, так он ещё и подружиться хочет, паршивец. Чонгук всерьёз думает, что тот мазохист, раз, несмотря на явную ненависть со стороны, решает начать дружить. Дружить!
Чонгуку хватает своих друзей, которые всегда рядом. Тот же Тэхён, пусть и злодей редкостный, лезущий не в своё дело, но всегда поможет и словом, и делом. Он никогда не просил денег, не пользовался привилегиями, не позволяя себе больше, чем можно, не лез длинным носом в стабильный отношения Чонгука к <i>неиспользованным-использованным</i> и просто был лапочкой-душкой. Ему даже можно было поплакаться в жилетку, но Чонгук пока не пробовал — у него же всё стабильно и хладнокровно.
Тэхён никогда не общался с Чонгуком из-за выгоды, он дружит с ним, потому что хочет, в этом нет сомнений. Но Чимин неизвестная птичка, хоть и яркая и открытая — это может быть маска, которых у него может быть больше одной, двух или трёх — плевать, Чонгук не собирается врываться в его душу, обнажая при этом свою.
Привычка проверять людей у него была с детства, когда ещё в детском садике с ним начинали дружить ближе к его дню рождения, чтобы у них были куски торта побольше; когда соседские дети начали первые знакомиться, чтобы им можно было погладить его собаку; когда в начальных классах он был самым лучшим учеником, с ним дружили, чтобы он давал им списывать; когда в средней школе он был старостой, с ним дружили, чтобы их отмазали за прогул; когда сейчас у него много денег и своя квартира, с ним дружат, чтобы было, где тусить бесплатно.
Он любит свою привычку, он создаст новые, улучшенные, которые помогут ему отсеивать не тех людей из своего окружения, а он будет счастлив в окружении своей идеальной жизни.
.
Чонгук был прав, Чимин так просто от него не отстанет. Его тело горело от пристального взгляда всё свободное время, а когда Гук нашёл записку у себя в шкафчике, то буквально взвыл. Он ясно дал понять, что дружить не собирается, растолковал, как мог, разложил по полочкам, если так удобнее.
Нет.
Будем дружить?
Да — ты складываешь эту записку и кладёшь в карман.
Нет — выбрасываешь записку.
Насколько нужно быть наивным?..
Если сильно хочет, то пусть. Он либо испортится под чужим влиянием, либо будет одним из использованных — Чонгуку не привыкать трахать парней.
Чонгук глубоко вдыхает, задерживает воздух в лёгких и, медленно выдыхая, оглядывается по сторонам. Занятия давно закончились, отчего приходится щуриться, чтобы что-нибудь увидеть в полутьме коридора, но не настолько темно, чтобы не увидеть Чимина, выглядывающего из-за угла.
— Чимин, я знаю, что ты здесь. Выходи, — Гук устало потёр переносицу и быстро поморгал, прежде чем сосредоточить внимание на парне напротив. — Иди сюда.
Чимин радостно посмотрел на Чонгука, внутри у которого вдруг стало тепло и, что странно, одновременно разбито, сердце пропустило удар, а мозг сгенерировал надоедливое и раздражающее «Милый». Чимин быстро подошёл, с надеждой глядя в глаза. Он топчется, постоянно поправляет волосы, но не отрывает взгляда — лишь терпеливо ждёт.
Его глаза цвета жареного миндаля распахнуты, серые волосы небрежно, но красиво разбросаны по голове, чёлка падает на брови, но до глаз не достаёт, влажные губы приоткрыты. Чонгук хмыкает, у него действительно нос-кнопка.
— Наивный, — Чимин быстро моргает, сведя брови вместе, и проговаривает тихое «Прости?» — Думал, я буду дружить с тобой?
Чонгук тонет в больших доверчивых глазах напротив, почти осознавая, что безвозвратно, но быстро приходит в себя и хватает пальцами подбородок Чимина, ещё сильнее его вздёргивая и приближая к своему лицу.
Чонгук кожей чувствует чужое дыхание, как чувствует и слабый запах кофе и корицы. Замирает, вдыхает полной грудью и втирает в подкорку этот запах надолго, потому что он настолько уютный, что собственный дом кажется ему теперь чужим и нелепо пахнущим ничем. А, ну, иногда там воняет алкоголем и грязными носками, но это уже зависит от лени.
— Отвечай, — на него посмотрели как-то загнанно, отчего собственное сердце готово проломить рёбра, а мозг устроить забастовку со слоганом «Чон Чонгук пидор».
— Ну, да. Чонгук, отпусти... — Чимин слегка дёргается, но Гук не выпускает, смотрит, не моргая, в глаза и сильнее сжимает пальцы.
— Хочешь, чтобы я с тобой дружил? Хорошо. Но на что ты готов пойти ради дружбы, цветочек? — Чонгук нарочито медленно опускает глаза на чужие губы, проведя по своим языком, и замечает, как дрогнул Чимин от прозвища, которое дал ему Тэхён.
— Чонгук, ты же не всерьёз? — Чимин ещё раз дёргается, в этот раз успешно, и медленно пятится.
— Куда ты? — голос источал наигранную грусть. — Ты же хотел дружить со мной, Чимин-и. Уже передумал?
Чимин ошарашено смотрит на Чонгука, после резко разворачиваясь и убегая подальше от него. А тот разочарованно вздыхает, упираясь спиной в шкафчики, и зарывается лицом в ладони.
— Я такой придурок.
Чонгук вспоминает изумлённое и не верящее лицо с мягкими чертами, удивляясь своей грубости и развязности. Вспоминает лицо, не имеющее былой радости — лишь непонимание вперемешку со страхом. Вспоминает лицо, которое больше никогда не подарит ему улыбки.
Впервые за довольно долгое время по голове бьёт странное чувство, схожее со стыдом и сожалением, отчего Чонгук дёргается и отгоняет прочь, но оно не поддаётся. Зарывается в волосы, проникает под одежду, под кожу, всасывается в кровь, переступает границу "страх", заходя совсем недалеко, но этого хватает.
« — Сам же этого хотел. Либо всем, либо только мне. Чьи слова?»
— Надо же было додуматься.
Чонгук легонько бьётся затылком несколько раз, а после, неуверенно закинув рюкзак на плечо, идёт в ту же сторону, в которую убежал Чимин. Может, не поздно всё исправить? Дать шанс, как и говорил Тэхён?
В туалете пахнет чем-то странным и, определённо, неприятным. Вопреки ожиданиям о звенящей тишине, Чонгук слышит тяжёлое дыхание. Так устал от того, что сюда бежал? Хочет дойти до кабинки и постучать, но тихий осторожный всхлип заставляет прирасти ногами к дешёвому кафелю и понемногу начать себя ненавидеть.
Доигрался. Хочется вонзить ногти глубоко под кожу и вытащить, вытащить, вытащить ненужные сейчас чувства, хочется кричать на весь мир "О, нет" и метаться из стороны в сторону, хочется просить прощения, хочется быть прощённым.
Слёзы — последнее, о чём думал Чонгук, когда доводил Чимина. Слёзы — на самом деле, отличный показатель его успешных трудов. Настолько ли они успешны, насколько провальны? Чужды. Отвратительны. Гадки.
Чонгук никогда не считал себя плохим человеком. Да, пользовался. Но потому что они сами прыгали к нему в кровать. Да, издевался. Но потому что ему не перечили в ответ. Да, требовал всё здесь и сейчас. Но потому что ему никогда не отказывали.
А сейчас что? Нет, он не считает себя плохим. Он просто понял, что своими бессмысленными и грубыми играми довёл до слёз, до маленькой истерики, до бегства в туалет. Как ребёнок убегает из дома из-за очередной ссоры с родителями, не в силах показать им свои слёзы, но в силах сделать разозлённое лицо и бежать, бежать, пока ветер бьёт по лицу, медленно сдирает слизистую глаза, тисками вытаскивая слёзы ещё на людной улице.
Чонгук всё-таки тихонько дошёл до двери, осторожно приложил ладонь к плоскому дереву и закрыл глаза, не решаясь что-то предпринять. Слушал обрывистое дыхание и шмыгание носом, почти отчётливо представляя себе подрагивающие плечи, сведённые брови и закусанную губу.
Цветочек плакал, а всё, что мог Чонгук — это тихо стоять у кабинки, слегка касаясь длинными пальцами двери, крепко сжимать записку в руке и понимать, что поздно спохватился.