Гумбиннен-Гольдапское сражение (или, если угодно, битву при Гумбиннене) 8 (20 по новому стилю) августа 1914 года 1-я русская армия, хотя и не без труда, выиграла. Командующий Павел Ренненкампф, по всем канонам военной науки, приказал преследовать отступавшего врага, однако очень быстро отменил свое распоряжение. Причиной официально назывались большие потери – из строя выбыло около 15 тысяч человек, отставшие тылы и усталость личного состава после многодневных форсированных маршей. Что происходило после этого, можно увидеть хотя бы на примере 1-й кавалерийской дивизии генерала Василия Гурко.
Надо сказать, конница выносила тяготы не меньшие, чем пехота. С 31 июля соединение находилось в непрерывном движении, то и дело ввязывалось в мелкие бои, и было вынуждено рассылать повсюду разъезды и разведывательные эскадроны. Один из них – Сумского гусарского полка сразу после Гумбиннена отправили на рекогносцировку в район Лётцена (теперь это польский Гижицко) на Мазурских озерах. Комэск штаб-ротмистр Поляков доносил, что на своем пути повсюду видел следы бивуаков немецких частей, отходивших в западном и юго-западном направлении. Получив эти данные, в штабе армии окончательно уверились в том, что разгромленный противник решил укрыться за Вислой.
Тем не менее, не обходилось без стычек с немецкими арьергардами. Так, 10 августа на подходе к Ангербургу (теперь Венгожево в Польше) русские кавалеристы были неожиданно обстреляны германцами, передвигавшимися на велосипедах.
Впрочем, этот бой вышел скоротечным: два эскадрона сумских гусар обошли городок с севера и заставили вражеских самокатчиков поспешно отступить во избежание окружения. Вечером того же дня Гурко запросил штаб армии на предмет более активных действий по преследованию противника, который явно не намеревался задерживаться на оборонительных рубежах. Утром по телеграфу пришел ответ:
«Конечно, пришло время действовать более энергично, наблюдая Летцен, разведывайте полосу Летцен-Ангербург-Даркемен (ныне Озерск - ХП)».
Но всего через два дня поступил новый приказ, согласно которому, дивизия должна была уйти от своих разведывательных частей на север. Едва начался марш, передовой разъезд все того же Сумского полка у моста через Ангерап (Анграпу) столкнулся со спешенным полуэскадроном германских конных егерей. Командовавший разъездом корнет Георгиади бросился со своими бойцами через реку вброд и вплавь, зайдя немцам в тыл. Гусары застрелили нескольких егерей, остальных обратив в бегство. В этом бою Георгиади был ранен.
Вскоре пришло донесение от командира разведэскадрона Петроградского уланского полка. Ротмистр Палчинский сообщал, что на станции Гиргартен обнаружил документы о произошедшей недавно погрузке в эшелон 3-й резервной дивизии рейхсхеера с назначением на Алленштайн (сегодня – польский Ольштын). Причем немцы очень спешили, пристрелив около 40 лошадей, находившихся в плохом состоянии, и бросив их трупы рядом со станцией.
Утром из штаба армии доставили распоряжение дивизии двигаться к Норденбургу (теперь – поселок Крылово). Город нашли пустым – почти все население бежало на запад вместе с немецкими войсками.
«Мы часто находили в кухнях приготовленную пищу, - писал участник тех событий ротмистр В. Арнхолд. – Скот, привязанный в стойлах, и в некоторых фермах скот был выгнан во двор; коровы, лошади, свиньи уныло стояли и ждали, чтобы их кто-нибудь покормил».
Кстати, в Норденбурге располагался и госпиталь, где оставалось около 400 немецких солдат. В большинстве своем это были пехотинцы 35-й дивизии XVII армейского корпуса Макензена, который изрядно потрепали в Гумбинненской битве. Компанию им составляли около двух десятков русских раненых – по большей части из 25-й пехотной дивизии, принимавшей активное участие в том же сражении. Солдаты двух империй, еще недавно сходившиеся как смертельные противники на поле боя, теперь лечились в соседних палатах.
Следующий пакет из штаба армии, полученный Гурко, содержал приказание занять и разрушить важный железнодорожный узел Коршен (сегодня – польский Корше) в 60 километрах к северо-востоку от Алленштайна. В 7 часов утра 13 августа дивизия, в которой оставалась только дюжина эскадронов (все остальные были в разведках) выступила из Норденбурга и, разгоняя по пути мелкие вражеские разъезды, сутки спустя оказалась на подходе к намеченной цели. Выяснилось, что перед станцией немцы отрыли окопы фронтом на восток, их пехота также укрепилась в близлежащих деревнях. Судя по отсутствию касок на головах, это были подразделения ландвера – второочередных войсковых формирований.
Едва занялась заря 14 августа, четыре сотни Донского казачьего полка со взводом конной батареи направились в обход Коршена с севера. В 10:00 русская артиллерия обстреляла станцию, после чего в атаку двинулись спешенные эскадроны Петроградского уланского и Сумского гусарского полков. До поры они завязали оживленную перестрелку с немцами, дожидаясь вестей от казаков. Ответного артогня обороняющиеся не открывали по причине полного отсутствия у них пушек, зато яростно строчили по наступающим из пулеметов. Чтобы уравновесить сложившуюся ситуацию, в цепи эскадронов пришлось влить дивизионную пулеметную команду поручика Шведа, подчиненные которого, по свидетельству очевидца, «работали не переставая».
Между тем, донцы вынужденно отвлеклись от главной цели совершаемого маневра. Около полудня разведчики полковника Грекова доложили, что обнаружили сильную кавалерийскую колонну немцев с артиллерией и «агромадным» обозом, направлявшуюся в район боя. Ее появление у Коршена грозило кардинально изменить расклад сил, поэтому казакам было приказано всем силами сдерживать продвижение противника. Второй неприятностью стало сообщение о том, что боеприпасы у спешенных эскадронов и пулеметчиков Шведа на исходе. Гурко запросил содействия дивизионной конницы II армейского корпуса, однако там ограничились тем, что прислали несколько двуколок с патронами.
Тем временем вражеская колонна, напрочь пренебрегавшая всякими мерами охранения, выперлась на открытое место, тут же попала под огонь нашего взвода конной батареи и в замешательстве остановилась. Немцы явно не ожидали встретить здесь какое-либо противодействие. Потоптавшись под сыпавшимися с неба снарядами, они послали в сторону донцов значительный заслон, а сами свернули к деревне Кремиттен (сейчас она называется Кшемиты). Две казачьи сотни под командой есаула Конькова развернулись лавой и яростно наседали на отходивших германцев, стреляя по ним «с коня». Вражеские уланы дважды пытались контратаковать казаков, но лава просто размыкалась, уходя в стороны, и попытки акцентированных ударов не достигали цели. В общем, можно было считать, что угроза с этой стороны для дивизии Гурко была устранена.
Тем не менее, положение частей, ведущих бой у Коршена, становилось все более рискованным. Уланы и гусары несли потери, в цепях был тяжело ранен Петроградского полка подполковник Орлов (позже он скончался в госпитале Ковно). И тут около двух часов пополудни к штабу дивизии не спеша подъехал казак с донесением от Грекова.
- Ты, станишник, совсем уж нюх потерял, еле плетешься вместо того чтобы, как положено, галопом скакать! – напустился на гонца дежурный офицер.
- Так что, Вашскородь, незачем коня гнать, - улыбаясь, ответил тот. – Герман с деревни Кремнева тикает – извольте сами в биноклю посмотреть.
И действительно: немцы, не задерживаясь в Кремиттене, уходили дальше на юго-восток, обоз, поднимая тучи пыли, догонял всадников. Почему противник решил уклониться от боя, можно было только догадываться – возможно, колонна имела иное назначение и решила не отступать от поставленной командованием задачи. Как бы то ни было, у Гурко появилась возможность полностью сосредоточиться на происходящем у Коршена. А там русским особенно досаждал фольварк, расположенный на холме между деревушками Подлахен и Шёнфлиз. Оттуда по нашим цепям велся особенно губительный огонь. Начдив приказал сосредоточить на фольварке огонь четырех орудий, благо, для артиллеристов имелся превосходный ориентир в виде высокой трубы какого-то заводика, обустроенного при ферме. Двум эскадронам улан поручили обойти фольварк в конном строю и постараться оседлать проходившее вблизи него шоссе, к которому с холма, словно тараканы, уже бежали не выдержавшие плотного артогня одиночные немцы и тарахтели несколько повозок.
Но еще до получения этого приказа командиры 1-го и 5-го эскадронов Петроградского полка ротмистры Македонский и Сушинский самостоятельно решили выбить вражескую пехоту с фермы и кладбища. Выслали по одному взводу для охвата фольварка с флангов. Выждав, когда обходящий холм справа взвод приблизился к кладбищу, «комэск-один» скомандовал:
- Шашки и пики к бою!
И с дистанции двух верст поднял своих кавалеристов в галоп, выстраивая фронт на ходу. Их поддержали три взвода Сушинского. Поначалу немецкие пули свистели высоко над головами атакующих, но по мере приближения их к фольварку противник пристрелялся, и уланы один за другим начали падать с коней. В Македонского попало сразу пять пуль (видимо, он угодил под пулеметную очередь), сразивших храбреца наповал. Корнет Шестаков получил ранение в правую руку и лишился возможности держать поводья. Тогда он зажал их зубами, продолжая вести вперед эскадрон. У входа на ферму стояло много сельскохозяйственных машин, которых ранее не разглядели в бинокль. Сеялки и веялки еще на какое-то время задержали продвижение кавалеристов, но они все-таки ворвались внутрь, принявшись рубить и колоть немцев, которые устремились к шоссе, побросав винтовки с велосипедами.
Собрав всех улан, что были поблизости, Сушинский немедленно повел их в атаку на кладбище, с которого по русским продолжали вести огонь. Обойдя погост с тыла, ротмистр ворвался внутрь через ворота. В этом бою офицер оказался тяжело ранен тремя пулями. Вовремя подоспел обходящий взвод 1-го эскадрона. Его кавалеристы напоролись на преграждавшую путь колючую проволоку, попали под немецкий огонь из Подлехена, были вынуждены спешиться и продолжать атаку уже на своих двоих. Остатки оборонявшейся роты 176-го ландверного полка во главе с ее командиром – лейтенантом фон Бриннелем (также раненым) взяли в плен.
Еще хуже пришлось обходящему взводу 5-го эскадрона: уланы выскочили на шоссе, где столкнулись с бронеавтомобилем, и тот немедленно начал стрелять из всех своих пулеметов. Под корнетом Васильевым убило лошадь, падая вместе с которой, офицер сломал ключицу. Невзирая на страшную боль, Васильев остался в строю, приказал унтер-офицеру с несколькими нижними чинами задержать немецкий броневик, а сам вместе с остальными бойцами продолжал двигаться к фольварку, по пути разоружив нескольких самокатчиков противника.
В результате этой продолжавшейся менее четверти часа атаки было убито пятеро офицеров полка, из строя выбыло также 40 улан и до 60 лошадей. Среди пленных немцев оказались один уже упоминавшийся офицер, велосипедисты, пехотинцы и 20 оставленных на кладбище раненых. Кроме того, победителям достался полностью исправный Maschinengewehr 08.
«На ферме у входа в дом лежал огромный немец, фельдфебель велосипедной роты, тяжело раненый шрапнельной пулей в грудь, - вспоминал Арнхолд. – И громко ругал своих велосипедистов, бросивших пулемет. Померанец грозил им наказанием, но, увы, вывезенный нами на перевязочный пункт, скончался к вечеру от большой потери крови, так и не успев взыскать с них. Немецкий фельдшер был оставлен при тяжелораненых пехотинцах, которых было около 15 человек; 7 солдат были захвачены позднее в разных домах. Все они оказались поляками из Данцига».
Команду над эскадронами принял ротмистр Бирон. Заняв фольварк и кладбище, получившие в свое распоряжение два пулемета уланы принялись интенсивно обстреливать Подлахен. Вскоре из деревни поодиночке стали выбегать немцы, группируясь у своего броневика на шоссе. Около 16:00 ландвер под прикрытием, как отмечалось в боевых донесениях, «необычайно сильного пулеметного огня» начал отход из Коршена, а еще через час станция была, наконец, занята русскими. Полковые конно-саперные команды немедленно приступили к подрыву железнодорожных сооружений. Весьма ценной добычей для доблестных кавалеристов оказался обнаруженный в Коршене богатый винный погреб.
«Много бутылок с «лечебной целью» было роздано эскадронам, - подтверждает Арнхолд. – Хотя «легкое виноградное» поднимало настроение, но тяжелые потери и гибель великолепного командира эскадрона ротмистра Македонского всех нас очень опечалили».
(Заглавная иллюстрация - «Уланы». Художник Александр Ежов.)