Письма графа Ф. В. Ростопчина к А. А. Закревскому (1812-1818 гг.)
1812 г. без месяца и числа
Благодарю вас за дурное известие. Если армия пойдет назад, то я сожгу и село, и дом мой здесь. Пусть место, где я счастливо жил восемь лет, не достанется злодеям на ругательство и не осквернится их пребыванием. Прощайте.
21 ноября 1812 г. Москва
Приятно для меня было, почтеннейший Арсений Андреевич, получить письмо ваше, но еще приятнее будет, когда вы мне напишите, что вы генерал-майор и едете к Сабанееву (Иван Васильевич). Я сужу потому, что знаю на опыте: в войне и везде единодушие производят успех. Довольно и вашей похвалы, чтобы я взял в адъютанты г. Кромина (Павел Евграфович), а к тому и Михайло Богданович (Барклай-де-Толли) имеет право от меня требовать малых заслуг, одолжая человеком опытным и с достоинствами.
Вы себе представить не можете, сколько мне дела и как теперешнее мое положение еще заботливей и трудней летнего. Тогда все было в чаду, жару и бреду, а теперь, в естественном положении, все на ногах. Но здесь многие могут умереть с голоду и холоду и все у меня на руках. Жаль мне, что граф Воронцов (Михаил Семенович) не генерал-лейтенантского покроя, что может быть со временем и фельдмаршалом.
Пожалуйста, отпишите, что поделывается, я в болтовню Кутузова не более верю, как "тысячи одной ночи", а он и днем спит. Сын (Сергей Федорович) в Твери, очень горячится и хочет на войну, а я сомневаюсь, чтобы на тот год была кампания. Прощайте. Прилагаю письмо и прошу доставить к Михайле Богдановичу (Барклай-де-Толли). Будьте здоровы, сего желает вам истинно почитающий и проч.
Р. S. Небольсин (Николай Андреевич) с ополчением (москвичи) идет в Глухов; пора бы это ополчение отпустить по домам.
16 января 1813 г. Москва
Приношу вам, почтеннейший Арсений Андреевич, чувствительную и отцовскую благодарность за участие, приемлемое вами в графе Сергее Федоровиче (Ростопчине). Я совершенно вашего мнения и это было мое желание, чтобы он был адъютантом у Михаила Богдановича (Барклая-де-Толли). Если вы пойдете через Москву, как пишет сын, то я надеюсь, что вы избавите полицию от труда отводить вам постой, въехав прямо ко мне на двор и приняв по-русски нашу хлеб соль.
Кромин едет также в армию; я похваляю его намерение и приверженность к прежнему начальнику. Мне кажется, что вы нынешнее лето будете гулять по северной Германии, разве Гданьск осаждать станете. Вы себе представить не можете, какое дурное действие произвели в народе 40 пудов серебра, отосланные Кутузовыми в Казанский собор. Он же сам говорит, что оно с образов; за что грабить еще Москву. Хорош и кум Матвей (Иванович Платов). Не знаю, как устроится начальство. Михаил Богданович неохотно, я думаю, пойдет служить под команду этой старой придворной собаки. Я не очень здоров и от прошедшего и от настоящего. Впрочем, воля Божья!
Прощайте. Забыл вам сказать, зная, сколь вы любите друзей, что Н. А. Небольсин прошел Тулу со своим полком и идет в Малороссию.
17 марта 1813 г. Москва
Я ездил объезжать четыре уезда и был на Бородинских полях. Там все истреблено и, страшно сказать, трупов людских 56811, а лошадиных 31644! Теперь я совершенно спокоен насчет последствий. Не могу только надивиться тому, что Бонапарт дал тут баталию, имея вдвое против нас войска.
Чего бы ему лучше, как заняв нас демонстрацией, прямо из Колоцкого монастыря пройти на Верею и отрезать от Москвы и от Калуги. Но Провидение его ослепило и послало сильное счастье кривому полководцу (Кутузову). Прощайте. Бог с вами. Если можно будет, напишите ко мне с сим курьером о себе, а я вас обнимаю и остаюсь навсегда вам преданным.
30 марта 1813 г. Москва
Давно я не имел никакого известия о сыне, и так как винить нельзя не зная, точно жив ли он, не ранен и не в плену, то я и питаюсь одним огорчением, не дивясь ни беспечности, ни холодности, а еще меньше неблагодарности детей, ибо эта зараза мерзкой французской революции привита французами в нашем несчастном сословии. Киселев просил меня очень препроводить для верного доставления к его сыну 250 р. и я их адресую к вам, прося Киселева, который адъютантом у графа Милорадовича, их отдать. Мы в совершенной неизвестности о делах военных и, не имея официальных известий, принуждены слушать беспокойные иногда новости.
Я все еще нездоров; лекарства мне ничего не сделали. Теперь жду излечения от хорошей погоды и просился у Государя к липецким водам. Из Москвы вышла "несносная, сумасбродная и злая ведьма" и я только жду возвращения Государя, чтобы с ней проститься (дело Верещагина). Будьте здоровы и любите, как вас любит преданный вам.
19-го июня 1813 г. Москва
О происшествиях за границей ничего не скажу - воля Божья, так определено. Но все уныло и несколько в страхе. Народ Бонапарта знает лучше, чем Государя и его министров. Но из армии пишут и cie везде сделалось гласно, что армия наша под Бауценом спасена Михаилом Богдановичем (Барклаем-де-Толли), чему я рад, почитая его, и для уничтожения новых злоключений происшедших от прежних впечатлений и от разглашений сирот Смоленского... Прощайте, я страдаю почти всякий день головою и в ней сидит и действует 1812 год. Бог с вами.
3-го июля 1813 г. Москва
Два письма ко мне и одно к Булгакову (здесь: Константин Яковлевич) хотя и успокоили меня на счет жизни сына, но приводят в беспокойство о здоровье. Я с удовольствием читал в приказах, что адъютанты Михаила Богдановича произведены за отличие... Возьмите на себя труд поблагодарить почтенного генерала Сабанеева о попечении его о сыне. Если за то, что я не зная его лично давно почитаю как русский русского, честный честного, то я совершенно имею право на его дружбу и прошу его с первого раза отпустить и доверенность и любовь. Очень обрадовался, узнав, что он занимает важнейшее в армии место. Дай Бог, чтобы у нас умолк ропот глупых и вранье недовольных, а в последние войны, особливо Кутузов, ввели цесарское (?) маранье бумаг и самохвальство. Мне казалось, читая реляции Чернышева (Александр Иванович) и "компания", что они поют: Сам себе дивуюся; с ... целуюся.
Здесь много слухов и разглашений, но очень все боятся мира. Так как я ни одной минуты не надеялся ни на цесарцев, ни на шведов, то и не очень огорчен событием происшествий, где они могли играть блистательную роль. Я все держусь того мнения: выгони французов из России, истреби внутри грабежи, стань на своей границе и спи спокойно.
Не можно ли сыну влепить что-нибудь прусское, и, кажется Merite прусский нередок. Поздравьте от меня Кромина с чином. Я видел здесь его брата. Прощайте. Вас истинно почитающий и проч.
13-го июля 1813 г. Москва
Мы ждем с нетерпением известий по окончании последнего перемирия, и может быть вчера вы уже дрались. Не жаль крови, если она купит славный мир; но тяжело, если пролита будет как в Бородине. Я послал, между прочим, представление, чтобы из сумм, кои я успел спасти от общего грабежа в течение зимы, мне позволено было на том месте, где была батарея у дороги на центр позиции, построить церковь, где бы целый год служили панихиды по убиенным 24-го и 26-го чисел.
Мне жаль, если сыну не дадут чина, как Кромину. Я думаю, что и он свое дело также делал. Прошу вас г. Сабанееву от меня сказать, что я ему вечно обязан за участие в сыне, и если останусь долго жив, то найду случай доказать ему, что я больше делаю, чем говорю.
Москва строится и одумавшись очень изволит гневаться на бессмертного воеводу Михаила (Кутузова).
31-го января 1814 г. Москва
Письмо ваше, почтенный Арсений Андреевич, от 23-го декабря, из Фрейбурга, я получил и очень благодарю вас за все хорошие известия. По моему мнению, к марту все должно кончиться или низложением тирана рода человеческого или гнусным для него миром. Тут много будет политических препон; но это все есть дело обрадовать того, кто умел в 14 месяцев истребить 700000 неприятелей и попрать Наполеона (здесь: Александра I).
Не могу понять, с кем он будет сопротивляться и людей собрать трудно. Но выучить канонир и кавалеристов невозможно. Это будет парижская Моркова сила (?), которую я к вам отправил в Бородино. Желательно получить скорее известие, что армия Наполеонова разбита и что его нет в живых. Не знаю, почему мне часто приходит в голову, что злодей кончит как Пугачев и будет выдан своими.
Тут он получит в награду сходство судьбы с бородатым самозванцем. Русский погиб от того, что не шел в Москву, а французский, что зашел в Москву.
Москва завеселилась от балов, театров, маскарадов. Этот город никто разорить не может - вы молоды и увидите через пять лет что здесь вырастет.
Хорошо следствие о госпиталях! Тысячи с голоду поморили. Я кидаюсь как собака, то на комиссариатских, то на провиантских, штук с десять засудил по одному пункту - по воровству. За одного, вступаясь, мне писали следующее в облегчение его судьбы: "Он несчастлив уже тем, что отец ему подал дурной пример и последовал общей наклонности нашего века".
Прощайте, обнимаю вас русским сердцем. Письмо к счастливому отцу вашему наверно доставлено. Бог с вами; когда он нас сведет поговорить и побеседовать. Вольф вручит вам 100 червонных, для вручения сыну, когда востребуется нужда.
28-го апреля 1814 г. Москва
Я знаю, что вы в Париж въезжали здоровый и очень сему рад. Наконец злодейство кончилось в гнусном творении Бонапарта, а французское возмущение - возвращением законных государей! Дай Бог, чтоб наш, облагодетельствовавший Европу и целый свет, поскорее возвратился на Русь и прекратил не ночной, а дневной разбой.
Ныне, тот кто не крадет, почитается дураком. Мы крепко праздновали занятие Парижа и для вас прилагаю при сем описание. Не забыты и раненые воины и еще скоро доставлю для них кой-что. Мне сказывали, что по входе во Францию, вы обыкновенно бывали при Михаиле Богдановиче (Барклай-де-Толли). Я и за него рад, а больше признаюсь тому, что мой сын имел случай быть у вас на глазах.
Я посылал курьеров по трем дорогам с известием о занятии Парижа; один возвратился, ездивший в Тулу, в Орел и в Курск. Судите как обрадовались, что он привез 3600 рублей деньгами и четыре золотые табакерки. Здоровье мое немного поправилось и я переезжаю скоро на дачу и просился у Государя на два месяца в Липецк.
Если же к зиме не выздоровлю, то принужден буду ехать в чужие края, а Москва по многим причинам мне огадилась. Здесь страсть беспрестанно все ругать. Прощайте, я рад, что Михаил Богданович фельдмаршал. Государь с процентами ему выплатил старый долг. Обнимаю вас от души и здесь и везде ваш преданный.
29 декабря 1816 г. Париж
Пользуясь отъездом курьера графа Воронцова отправляю cie письмо и намерен вам нечто сказать о сем вавилонском столпотворении.
Я здесь полтора месяца и намерен еще пробыть до апреля. Мне нужен покой и хотя нервические болезни и унялись, но вместо того кишка мучает очень часто, не смотря на единообразную жизнь, еду и занятия. Здесь все волнуется, все кружится, все поет и все боится. Француз отменно учтив и скромен, но французы вздорны и дерзки, до сих пор непобедимы и новые есть утешительные доказательства (сарказм):
В 1812 году холод помешал окончить завоевание России; в 1813 году отвержение саксонцев под Лейпцигом заставило отступить; в 1814 году союзники были в Париже по причине измены фельдмаршалов, а в 1815 году опять пришли в Париж оттого, что Бонапарт потерял голову.
Я очень здесь хорошо принят и известен на улицах, как "адмиралтейский шпиль в Петербурге". Всякий день с Воронцовым и из русских часто вижу Орлова, Стренкевича (Старынкевича?) и Свечина. Не могу привыкнуть к часу обеда и ем дома в четыре часа. Я надеюсь, что сын к апрелю получит свой отпуск к водам и приедет к июню ко мне; а в конце лета надеюсь соединиться и со всей своей семьей.
Здесь мой приятель Лисаневич. Вот французские известия. Пожалуйста, одолжите меня присылкой календаря на 1817 год; без него я как Козодавлев без передних, Пестель без Пукалова ("близкий Аракчееву человек")", а Пукалов без просителей.
Прощайте, Арсений Андреевич. Меня здесь всякое утро мучают родные за мерзких французов, коих отыскивают мерзкие стихотворцы и милые... кои с рекомендациями являются на работу. Но у меня нос мал, самолюбие много и силы не в комплекте. Итак, я разделываюсь любезностью и комплиментами, что нравится при входе и навлекает при исходе на меня брань и проклятие. Бог с вами. Вам преданный.
Р. S. Горчаков врал здесь пять недель и поехал врать по разным немецким дворам. При отъезде выпросил у короля аудиенцию, дабы спросить: "не изволите ли чего приказать Государю". Жаль, что его выпустили за границу. Сказывают, что Витгенштейна он довел в Лондоне до отчаяния, не давая ему сказать ни единого слова и "цицерон" военной коллегии замазал рот спасителю Петрова града.
1-го января 1817 г. Париж
Нового в течение суток нет, только то, что французы от мороза заплясали и дуют в кулаки, что напоминает мне победоносную ретираду Наполеона в 1812 году и славный фланговый марш бессмертного князя Михайлы (Кутузова), иже и Казанский.
О славном муже сем, нельзя сказать слова,
Слепое спасение напало на кривова.
Прощайте. Прошу не оставить сына касательно его намерения проситься к водам, чтоб в приказе не ввернули чего по милости друзей, коих в земле и на земле у меня довольно.
5-го (17-го) июля 1818 г. Париж
Получил из департамента вашего требование о сообщении списка о награждениях в службе мною полученных. По первому я отвечал еще в прошлом году. Но судя по второму требовании полагаю, что мой ответ до вас не дошел, и так повторяя мою исповедь при сем прилагаю, заметя, что не имею здесь нужных бумаг, помню лишь года, а число можно будет поварить или приказами или жалованной грамотой на графское достоинство в 1799 г., где все подробно означено.
Я зажился здесь от лени на подъеме, а отнюдь не от лишней забавы. Мне Париж довольно приятен, но французы несносны. Они сперва покажутся любезны, потом станут тягостны и кончат сделавшись отвратительными или лучше сказать гадкими. Веселят себя куплетами и скверными эстампами; готовы опять завоевать вселенную и проч...
Теперь все ждут вывода войск, кои их очень пугают, хоть, впрочем, весь Париж желал бы третьего пришествия союзных войск, рассчитывая на поборы трактиров, купцов, театров и милых женщин. Я бы желал, чтобы войска остались. Малая часть благоразумных французов сего желают, но король не смеет сего требовать, а министерство, имея свои виды, спешит освободиться от приставов за их сумасшествием.
Если бы они удовольствовались междоусобной войной, то и тут бы мешаться посторонним не зачем, но революционная тактика и Бонапартова послужат правилом тем, кои на первый раз управлять станут, и чтобы покойнее заниматься делами своими для блага общего отправить на смерть сотни две или три тысяч разбойников к соседям не для вольности и равенства, а для отмщения за измену немцам и отнятия завоеванных земель.
Сентябрь решит судьбу Франции и Европы. Наш чрезвычайный Поццо (ди Борго) впутался в заем и непристойно ругается и с английскими газетами и со здешними банкирами. Но он человек умный и если приберет (как уверяют) три миллиона франков, то перенесете все по примеру "Козодавлева, Пестеля и компании".
Вы, верно, жалеете о Барклае, он имел много хороших качеств, но не мог сохранить достоинства, не имев твердости. Я уверен, что другой до Бородина армию бы не довел; вышел наверх почестей, быв безгласным человеком и кончил жизнь как многострадальный Иов, а Михайло Кутузов отдыхает в Казанской на спине, ползая весь век на брюхе! Я ездил в Мобеж и там познакомлен с братом вашим.
Или я ничего не понимаю или Воронцова корпус весьма близок к совершенству: порядок, присмотр и строгость привели Воронцова в любовь и в почтение как у подчиненных, так и у жителей. Авдотья Селиверстовна пропала; писала из Флоренции, что едет сюда уже тому два месяца, но с тех пор и слуху о ней нет. Вот мои известия. Прошу вас приложенный при сем пакет и ящичек отослать повернее к Адаму Фомичу Брокеру, который полицеймейстером в Петербурге. Затем пожелав вам здоровья и веселья пребуду с искреннею дружбою вам преданный.
12-го (24-го) сентября 1818 г. Париж.
Весьма для меня приятно было, почтенный Арсений Андреевич, письмо ваше исправно ко мне доставленное. Поздравляю вас от души с решительным основанием судьбы. Знаю очень тестя вашего, служа некогда с ним в одном полку, а о невесте вашей чрезвычайно много наслышался от графини и дочерей, которые ее поздравляют. Булгаков писал мне из Петербурга, что вы вместе едете в Москву, где исполнится брак ваш. Возьмите его в пример и постарайтесь ежегодно отпускать для России по маленькому Закревскому.
Я сему в противном смысле столько же буду радоваться как бездетию Аракчеева, Козодавлева, Лобанова и прочим сим подобным. Дай Бог, чтобы и впредь таковые великие мужья остались с холостым потомством.
Я принужден еще зиму провести здесь. Мы живем здесь спокойно; французы, не знаю за что, но меня любят (по своему) и называют просто "губернатором". Теперь уже собралось довольно русских и все разного калибра, как-то: Чичагов, Лунин, Куракин, Пассек. Авдотья Селиверстовна (здесь: Небольсина) опять пропала; едет во второй раз в Париж и все не доезжает, а мы ждем.
Дела здесь стоят, а идут языки, и правительство испытанное действием слов пускает по воле Божьей, зная, что перемелется, все мука будет. Мы как сироты в Европе. Министры наши у чужих дворов быв нерусские совсем для нас чужие.
Я отдал, однако ж, справедливость его превосходительству Поццо-ди-Борго. Не знаю, как он исправляет дела государств, а свои славно и не дурно бы Пестелю прислать к нему детей на выучку. Он так ловко вмешался в последний здешний заем, что ни кладя ни копейки своих денег прибрал до двух миллионов французских. Корпус наш сбирается оставить землю, где долго о нем помнить будут.
Честь и слава графу Воронцову; я знаю, что он много имеет неприятелей, ибо возбуждает зависть; но я, зная человека и его образ мыслей почитаю его редко благородными человеком. Он намерен на время отпроситься, проводя корпус за Рейн, потом учреди дела свои здесь, поехать на несколько месяцев к отцу, коему 76 лет и который по справедливости гордится сыном. Вот вам часть старых и новых известий. Вам желаю здоровья и через девять месяцев по венчании колыбель с ребенком. Живите спокойно, сомневайтесь во многом, но верьте тому, что я навсегда вас люблю, почитаю, в чем и подписуюсь собственноручно.
7-го марта 1819 г. Париж
Умные и глупые люди привыкли говорить, что привычка есть вторая природа. Этому и я понаслышке верю и вам доказываю, что вас люблю по прежнему и, не смотря, что у вас ни минуты свободной нет, препровождаю пакет с двумя письмами, уверен быв, что они дойдут исправно по надписи.
Здесь чудеса в решете и в Парнасе в одно утро все пришло в движение; пустые вечно головы на несколько дней заразились любовью к отечеству и хотят: иные уничтожить, другие удержать закон выбора народных депутатов. Министерство глупое, вольнодумное и в заговоре на изгнание негодных ни на что Бурбонов.
Король думает о себе, так как и Деказ, наперсник Его Величества. План сделал удалить от престола графа Дартуа и его сыновей и, провозгласить Наполеона II, назвать регентом Богарне. Не смотря на высокопространный ум Поццо и глубокое наблюдение рыжего гения Нессельроде влияния постороннего нет, и Деказ с одной, а либеральные с другой стороны идут быстрыми шагами к разрушению всего здания союзных царей, плодов конгрессов и тишины, водворенной трехлетним пребыванием войск иностранных во Франции.
Но пока что-нибудь решится, жители сей ветреной столицы забавляются и надо всем смеются, начиная с Бога и кончая Поццом.
Вы получите известие о женитьбе гр. Воронцова; выбор прекрасный. Дай ему Бог счастья! Мне жаль того, что тут много польского языка, Потоцких куча и нельзя откровенней друг друга ненавидеть, как русские и поляки, с той разницей, что первые вторых презирают, а вторые первых боятся.
Прощайте, почтенный Арсений Андреевич. Меня пугает ревматизм и сын больной, не получая облегчения от прежней болезни, очень худеет и не в состоянии предпринять путь. Все это не придает духа радости, да правду сказать мало есть чему радоваться. Что-то будет на том свете? а здесь я вам преданный.
#librapress