Иногда, вместе с девчонками из города приезжала Лариса - "седьмая вода на киселе", - как говорил про нее дед.
Лариса - плохой работник, - тоненькая, "худосочная и доходнАя". У нас Таечка такая – субтильная, да слабенькая. Но она – младшая дочка, «последышек", "поскребышек", дедушка ее жалел.
А вообще, такие не в цене.
"Надо, чтобы девка была справная, в теле, чтоб кровь с молоком! А то как же она работать то будет? Вот возьми ее на покос, она там и окочурится. А рожать! Кость надо широкую. А то и не жди от нее здоровых то детей", - рассуждал дед. Он уважал крепких и работящих.
Паша и Костя колют дрова перед домом. Лида, Тая, Марина носят их под навес. И Любашка пыжится, таскает полешки от дороги и подает деду, а он укладывает их в красивую и ровную поленницу.
- Давайте, давайте, девки, своя важка не тяжка,- подгоняет дед Лиду и Таю.
И я помогала, и Лариса, а потом, мы с ней отлучились, и не стали возвращаться. «Улизнули» ото всех и забрались на "подловку", - так у нас чердак называли.
Меня иногда так и тянет залезть на чердак, есть там что-то необъяснимо-загадочное. Там свой чердачный дух. Пахнет пылью, старым хламом, который не выкидывают, "авось, пригодится", и кисленько, вениками, которые висят рядком, связанные по два, и перекинутые через веревку.
На чердаке в углу, говорят, сидит Домовой, и мы с Ларисой на цыпочках, медленно, осторожно пробираемся по чердачному пространству и разговариваем шепотом.
Мне казалось, что Домовой - это чудище волосатое, косматое, как большая, черная и лохматая собака. И оно обязательно должно пыхтеть, громко дышать, возиться. Я с опаской смотрю в угол, приглядываюсь ..., нет, никого там нет, никто в углу не пыхтит и не возится, а только свалена куча книжек, в основном, старых учебников.
Мы с Ларисой сели возле этой кучи, стали перебирать. Я нашла себе книжки с картинками. Лара листала учебники и толстые исписанные тетрадки.
Хорошо так сидеть в тишине, возле вороха забытых книжек, имеющих свой чердачный, чуть сладковатый запах: пылью, забытостью. И общество Ларисы мне очень нравится. Она спокойная, несуетливая. Смех у нее изнутри, как колокольчик, только не тонкий – противный и дребезжащий, а будто бы из толстого металла отлит, и звучит весомо, с достоинством.
Лара научила нас с Любашкой разным играм: на смекалку и "для ума". Например, с мячиком в "съедобное, несъедобное", в "города": один из играющих называет город, и на букву, которой заканчивается слово, следующему игроку надо назвать другой город. А мы с Любой очень мало пока слышали названий городов, поэтому, Лариса для нас изменила правила, нам можно было просто слова придумывать. А сама она много знала. Мы удивлялись: какие имена у городов бывают красивые, причудливые: Кривой Рог, Орел, Караганда. ... Как интересно с ней, с Ларисой то.
Вот только, слабость у нее была..., судачили, что "уж больно" она конфеты шоколадные любит. Поставят на стол к чаю вазу с конфетами, она так и тянется, одну за другой таскает, "михрит", в задумчивости ли, увлекшись ли беседой. Целый ворох фантиков возле ее блюдца образуется.
Дед с подковыркой называл Ларису "барыней", говорил: "Белоручка, работать не любит, а шоколаду ей подай". И мне всегда хотелось незаметно часть фантиков от ее чашки к своей переместить, чтобы дед потом не «костерил» ее за страсть к конфетам.
Что тут такого! Сладко ведь, приятно. Да и Лара, она такая рассеянная, а к людям ко всем доброжелательная, славная.
Я может, тоже, вот дай мне волю, ничего бы не делала, только сидела бы возле окошечка, да конфеты ела. Книжки бы рассматривала. А устала бы сидеть, в лес бы пошла. Или на электричке на речку бы поехала.
Учиться все же надо, - размышляла я.
Может, я буду учительницей, как тетя Тамара. А вот еще, писатели. Какая у них работа замечательная. Идут это они утром в заведение, типа конторы, там большой стол, длинный, на всю комнату. Садятся за него писатели, человек так десять, перед ними на столе бумага, много бумаги, перья, ручки, чернила... Сидят они, и пишут весь день в тишине, каждый свою книжку. Поглядывают в окошко, у окошка самое лучшее место, размышлять хорошо и мечтать, и сочиняют сказки или рассказы. А мы эти книжки потом читаем.
А художники в другой комнате к этим сказкам картинки рисуют.
Вон как придумал художник дерево нарисовать. Вся книжка, и все картинки в ней грустные, зеленые, и Дерево стоит одно в поле, и лицо у него женское, печальное, зеленое, - лицо замученной красавицы. Как ей, наверно, тоскливо стоять вот так одной в поле. И Ветер, тоже зеленый, тоже с лицом, только мужским. Лицо у Ветра тонкое, красивое, только очень уж гордое, величавое, ... кружит Ветер над Деревом-девушкой, теребит ее кудрявую голову. А ей, небось, хочется в лес переместиться, там все же веселей, - подружки, а никак невозможно, до конца своего века так и придется стоять одной в поле. Вот и донимает ее Ветер, треплет, одинокую и беззащитную.
* * *
Есть песня в исполнении Е. Камбуровой, "Я такое дерево",
муз.Микаэл Таривердиев
сл.Григорий Поженян, : "Просто я другое дерево".
Продолжение следует...
Все картинки и фотографии с Pixabay.
Все зарисовки о моем детстве в доме деда можно прочитать здесь: Навигатор. Сборник рассказов - повествований "Дом с голубыми наличниками".
Для тех, кто читает все мои воспоминания, отдельно даю ссылки на прошлые мои повествования, по каким-то причинам не попавшие в ленту: Виноват ли ребенок? Стоит ли ругать...Зарисовки из советского детства. Галереи с фотографиями.
Тамара. Как после этого верить взрослым? Зарисовки из детства.
И такое бывало. Детские шалости. Воспоминания из детства.
По другим рубрикам на моем канале:
Мои статьи об алкоголизме. Навигатор.
Люблю старушек, если они настоящие и не злобные. Мои наблюдения. Навигатор.
Навигатор. Жизнь маленького городка.
Рубрика Альманах воспоминаний. Навигатор.
О семейных отношениях. Навигатор.
Навигатор. О трудностях подросткового возраста.
О стариках с деменцией. Вся история ухода за стариками - соседями. Навигатор.