сестре Лоре, с любовью.
Рейснер Лариса Михайловна - русская поэтесса, переводчица и публицист, деятель революционного движения, командующая флотилией кораблей Поволжья, знаковая фигура Серебряного Века и Октябрьской революции, супруга посла России в Афганистане, Федора Раскольникова, Муза поэта Гумилева, подруга Анны Ахматовой. Не слишком ли много ролей, на одну небольшую Жизнь, которую она потеряла в 1926 году, сгорев в неделю с небольшим от брюшного тифа?
Кому же справедливо и полно дано об этом судить? Современники судить никак не могли, потому что тотчас же, при общении с нею, подпадали под лавину ее очарования и обаяния, блестящей эрудиции и энергичности. Она была поистине неугомонным духом, блестящим, авантюрным и сметающим все на своем пути.
Вадим Андреев, сын знаменитого писателя Леонида Андреева, вспоминал о ней:
«Ее серо - зеленые, огромные глаза, прозрачные руки, особенно руки, легкие, белыми бабочками взлетавшие к волосам, когда она поправляла свою тугую причёску, сияние молодости, окружавшее ее, - все это было действительно необычным. Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту как факел… Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мною установленная, врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе.»
То, что сотворила в рамках своего Бытия Лариса Рейснер, стремительно пролетевшая над миром, будто бы - чайка, гордая и порывистая птица, приводило в ошеломление ее современников: Александра Блока, Николая Гумилева, Всеволода Рождественского, Михаила Кузмина, Михаила Зенкевича.
Лариса писала книги (к 1914 году вышло целых два альбома стихов, под псевдонимом «Лео Ринус», пьеса « Атлантида», переводы из Шекспира!) издавала вместе со своим отцом – профессором литературный журнал «Рудин» (вышло восемь номеров), училась в Петроградском университете и параллельно – в Психоневрологическом институте В. Бехтерева, где увлеченно читала научные доклады или лирические, тонкие, манерные стихи, чуть в нос, чуть нараспев, слегка откинув голову, и подражая манере А. Блока, такие, например, как вот это стихотворение:
Не дорожи теплом ночлега,
Меха любимые надень.
Сегодня ночь, как лунный день,
Встает из мраморного снега.
Ты узнаешь подвижный свет
И распростертые поляны.
И дым жилья, как дым кальяна,
Тобою вызванный, поэт.
В ее архиве сохранилось много стихотворных строк, написанных карандашом едва заметных от времени, полустертых. Она владела разными размерами довольно свободно и вольно, будто бы – легким дыханием, и ей можно было легко и прочно предсказывать судьбу серьезного, большого поэта, но к 1918 году она вдруг бросила стихи. Ее увлекло иное – стихия революций, мятежа и она блестяще и дерзко занималась агитацией среди матросов Балтийского флота, стала просто легендой и образом той эпохи. Участвовала в боях, выступала с речами перед матросами Кронштадта, реквизировала имущество в бывших дворянских поместьях. Дерзкого комиссара Лару Рейснер видели то в кожанке, то в длинном платье со шлейфом, с большим бриллиантовым перстнем на руке. Говорили, что перстень - из Зимнего дворца, но это не установлено. Хотя ей, молодому потомку тевтонских рыцарей, может, и нравилось быть мятежною амазонкой. Ее комната в Генеральном штабе флота, в Адмиралтействе, походила на пещеру андерсеновской разбойницы «какие-то медные, натертые до блеска сосуды и ящички стены затянуты экзотической тканью. На полу белый астраханский войлок…» / Вс. Рождественский/
Пещера с сокровищами не обогревалась, в ней было холодновато: уголь и молоко из пайка комиссара флота Лариса Рейснер непременно отдавала детскому приюту на Елагином острове, госпиталю, беженцам, всем своим голодающим знакомым.
Георгий Кружков, исследователь творчества и судьбы Ларисы Михайловны, пишет о ней так: «Политические страсти часто искажают подлинную перспективу людей и событий. Произнося сегодняшний приговор, забывают, что революцию в России совершили не большевики, что радикализм был культурной традицией всего русского общества. Что поэтов убивали не только красные, но и белые (Осипа Мандельштама лишь чудом не расстреляли в Крыму). Да и саму Рейснер, проживи она подольше, конечно, ликвидировали бы «новые коммунисты». Ей никогда не доверяли до конца. «Путь ее был пол - ветра, вразрез» (В. Шкловский).»
«Ларисе повезло, она вовремя умерла», – едко заметила о ней Н. Мандельштам - то ли подруга, то ли соперница.
***
Добавлю еще от себя, что путь Рейснер по жизни был страстный, особенный, неповторимый. Путь кометы. Всегда, до самого ее ухода.
«Чайка революции» сияла яркой, пылающей звездой и на пыльном кабульском небосклоне, в бытность там полпредом Федора Раскольникова – ее преданного друга и мужа. Раскольников писал ей: «Вряд ли найдется человек и друг, любящий тебя и преданный тебе так же, как и я!» /дословно/ Но она рассталась и с ним. В 1923 году Рейснер вернулась из Афганистана в Россию – все еще отчаянно мятежную, полуголодную, озлобленную.
Лариса совершенно по-особому держала себя и с Николаем Гумилевым, которому писала совершенно потрясающие письма- и после встречи с ним, и после разлуки.
Рейснер бешено дерзила даже смерти: пила воду из грязных луж, и в тифозном бреду бормотала: «Теперь я понимаю, в какой опасности нахожусь». Но, кажется, ничего и никогда не понимала, шутила, блистательно играла роли и искала высокое небо для полета, как и подобает потомку тевтонских рыцарей, летящей чайке.
В одном из последних своих писем к Н. С.Гумилеву Лариса Рейснер открыто и пылко обмолвилась: «В случае моей смерти, все письма вернутся к вам. И с ними то странное чувство, которое нас связывало, и такое похожее на любовь.
И моя нежность — к людям, к уму, поэзии и некоторым вещам, которая благодаря Вам — окрепла, отбросила свою собственную тень среди других людей — стала творчеством. Мне часто казалось, что Вы когда-то должны еще раз со мной встретиться, еще раз говорить, еще раз все взять и оставить. Этого не может быть, не могло быть. Но будьте благословенны, Вы, Ваши стихи и поступки. Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный. И будьте чище и лучше, чем прежде, потому что действительно есть Бог
Ваша Лери.»
Бог и вправду - есть, ибо он оставил нам имя Ларисы Рейснер в первозданном сиянии, блеске и чистоте совершенства и жизненной сложности. Мы воспринимаем ее уже не как символ борца и революционера, символ отчаянной женской эмансипации, а, скорее, как образ дерзкой женственности, нежной и рыцарственной, израненной чайки с подбитым крылом, до конца защищавшей слабых.
Лариса Михайловна мечтала забрать из приюта дочь Николая Гумилева, Елену и писала об этом Ахматовой, надеясь, что Леночка «хоть немного на него (Гумилева), но –похожа». Не успела, не смогла, не сбылось… Леночка умерла в блокаду, вместе с близкими. Так свершилось.
***
У истории нет сослагательного наклонения, но мы думаем о не свершённом «бы», перечитывая стихи строфы, письма Ларисы Рейснер, зеленоглазой сирены из Серебряного века, плавно перешедшего в октябрьский, мятежный вихрь…