<-> Глава 3. Деструктивные силы.
Теперь здесь необходимо провести различие, которое слишком часто игнорируется. Коллективизация означает управление общими делами человечества с помощью общего контроля, ответственного перед всем сообществом. Это означает подавление “делай, как тебе заблагорассудится” в социальных и экономических вопросах так же, как и в международных делах. Это означает откровенную отмену погони за прибылью и всех приемов, с помощью которых люди ухитряются паразитировать на своих ближних. Это практическая реализация братства людей посредством общего контроля. Это значит все то, и это значит не более того.
Необходимая природа этого контроля, способ его достижения и поддержания еще предстоит обсудить.
Ранние формы социализма были попытками продумать и опробовать коллективистские системы. Но с появлением марксизма большая идея коллективизма переплелась с меньшей идеей — вечным конфликтом людей в любой нерегулируемой социальной системе, стремящихся взять верх друг над другом. Это продолжалось на протяжении веков. Богатые, власть имущие в целом, более умные и жадные до наживы сошли с рук, и потели, угнетали, порабощали, покупали и разочаровывали менее умных, менее жадных и неосторожных. Имущие в каждом поколении всегда брали верх над неимущими, а неимущие всегда возмущались лишениями, связанными с их невыгодным положением.
Так оно и есть, и так было всегда в неколлективизированном мире. Горький крик экспроприированного человека эхом отдается в веках от Древнего Египта и еврейских пророков, осуждающих тех, кто растирает лица бедных. Временами неимущие были настолько необразованны, так беспомощно распределены среди своих более успешных собратьев, что они были неспособны к социальным беспорядкам, но всякий раз, когда такие события, как работа на плантациях и фабриках, скопление людей в портовых городах, расформирование армий и т. д., объединяли массы людей в одном и том же невыгодном положении, их индивидуальные обиды сливались воедино и становились общим негодованием. Были раскрыты страдания, лежащие в основе человеческого общества. Имущие оказались охвачены возмущенным, мстительным восстанием.
Давайте отметим, что эти восстания неимущих на протяжении веков иногда были очень разрушительными, но неизменно им не удавалось внести какие-либо фундаментальные изменения в эту старую-старую историю о том, как одерживать и не одерживать верх. Иногда неимущие пугали или иным образом побуждали имущих к более достойному поведению. Часто неимущие находили чемпиона, который приходил к власти из-за их ошибок. Затем скирды были сожжены. Аристократов гильотинировали, а их головы носили на образцовых пиках. Такие бури проходили, и когда они проходили, для всех практических целей снова возвращался старый порядок; новые люди, но старое неравенство. Возвращение неизбежно с незначительными изменениями во внешнем виде и фразеологии, в условиях неколлективного социального порядка.
Следует отметить, что в незапланированной борьбе человеческой жизни на протяжении веков конно-пешего периода эти постоянно повторяющиеся вспышки проигравших против победителей ни разу не привели к какому-либо постоянному улучшению общей судьбы или сильно изменили особенности человеческого сообщества. Ни разу.
Неимущие никогда не производили интеллекта и способностей, а имущие никогда не производили совести, чтобы постоянно изменять правила игры. Восстания рабов, крестьянские восстания, восстания пролетариата всегда были приступами ярости, острыми социальными лихорадками, которые прошли. Факт остается фактом: история не дает оснований предполагать, что неимущие, рассматриваемые в целом, обладают какими-либо резервами директивных и административных способностей и бескорыстной преданности, превосходящими возможности более успешных классов. Морально, интеллектуально нет причин предполагать, что они лучше.
Многие потенциально способные люди могут упустить образование и возможности; возможно, они не являются неполноценными по своей сути, но, тем не менее, они калеки, недееспособны и подавлены. Они испорчены. Многие особо одаренные люди могут не “преуспеть” в суетливом, конкурентном, стяжательном мире и поэтому впасть в нищету и в сбитый с толку, ограниченный образ жизни простых людей, но они тоже являются исключениями. Идея о правомыслящем пролетариате, готовом взять власть в свои руки, - это мечта.
По мере того, как коллективистская идея развивалась из первоначальных положений социализма, более здравомыслящие мыслители поместили эту вековую горечь имущих и не имущих на свое место как часть, как самую печальную часть, но все же только как часть огромной потери человеческих ресурсов, которую повлекла за собой их беспорядочная эксплуатация. В свете текущих событий они все яснее и яснее осознают, что необходимость и возможность прекращения этого расточительства путем всемирной коллективизации становится все более возможной и в то же время настоятельной. У них не было иллюзий относительно образования и освобождения, необходимых для достижения этой цели. Ими двигали не столько моральные побуждения, сентиментальная жалость и так далее, достойные восхищения, сколько тщетные мотивы — сильное интеллектуальное раздражение от жизни в глупой и разрушительной системе. Они революционеры не потому, что нынешний образ жизни является жестким и тираническим, а потому, что он сверху донизу невыносимо глуп.
Но на пути социалистического движения к коллективизации и его исследований в целях какой-либо компетентной директивной организации мировых дел возникла неуклюжая инициатива марксизма с его догмой классовой войны, которая сделала больше для искажения и стерилизации человеческой доброй воли, чем любое другое неправильное представление о реальности, которое когда-либо сводило на нет человеческие усилия.
Маркс видел мир из своего учения и сквозь дымку огромных амбиций. Он плавал в современных идеологиях своего времени и поэтому разделял преобладающее социалистическое стремление к коллективизации. Но в то время как его более здравомыслящие современники изучали средства и цели, он перескочил от очень несовершенного понимания профсоюзного движения в Великобритании к самым смелым обобщениям о социальном процессе. Он изобрел и противопоставил два фантома. Одним из них была Капиталистическая система, другим — Рабочая система.
На земле никогда не было ничего, что можно было бы правильно назвать капиталистической СИСТЕМОЙ. Что было не так с его миром, так это, очевидно, полное отсутствие системы. То, к чему социалисты стремились, было открытием и созданием мировой системы.
Имущие нашего времени были и остаются фантастическим множеством людей, унаследовавших или получивших свою власть и влияние самыми различными способами и методами. У них не было и нет ничего от скрещивающейся социальной солидарности даже феодальной аристократии или индийской касты. Но Маркс, глядя скорее в свое внутреннее сознание, чем на какую-либо конкретную реальность, развил эту чудовищную “систему” справа от себя. Затем вопреки этому, все еще пристально вглядываясь в этот вакуум, он обнаружил, что слева пролетарии неуклонно экспроприируются и становятся сознательными классами. В действительности они были так же бесконечно различны, как и люди на вершине борьбы; в реальности, но не в сознании коммунистического провидца. Там они быстро консолидировались.
Поэтому, пока другие люди трудились над этой гигантской проблемой коллективизации, Маркс нашел свой почти по-детски простой рецепт. Все, что вам нужно было сделать, это сказать рабочим, что их грабит и порабощает эта порочная “Капиталистическая система”, созданная “буржуазией”. Им нужно только “объединиться”; им “нечего было терять, кроме своих цепей”. Порочная капиталистическая система должна была быть свергнута, с определенной мстительной ликвидацией “капиталистов” вообще и “буржуазии” в частности, и наступит тысячелетие под чисто рабочим контролем, который Ленин позже выкристаллизовал во фразу сверх-теологической тайны “диктатура пролетариат”. Пролетариям не нужно ничему учиться, ничего не планировать; они были правы и добры по своей природе; они просто “возьмут верх”. Бесконечно разнообразные зависти, ненависти и обиды неимущих должны были слиться в могучем творческом порыве. Вся добродетель жила в них, все зло — в тех, кто улучшал их. Одно хорошая вещь была в этой новой доктрине классовой войны, она прививала столь необходимое братство среди рабочих, но она уравновешивалась организацией классовой ненависти. Так началась великая пропаганда классовой войны с этими чудовищными фальсификациями очевидных фактов. Коллективизация не столько была бы организована, сколько появилась бы волшебным образом, когда инкуб капитализма и все эти раздражающе состоятельные люди были бы сняты с великой пролетарской души.
Маркс был человеком, неспособным в денежных вопросах, и его очень беспокоили счета торговцев. Более того, он лелеял абсурдные претензии на аристократизм. Следствием этого было то, что он мечтал о прекрасной жизни Средневековья, как если бы он был другим Беллоком, и сосредоточил свою враждебность на “буржуазии”, которую он сделал ответственной за все те великие разрушительные силы в человеческом обществе, которые мы рассмотрели. Лорд Бэкон, маркиз Вустерский, Карл Второй и Королевское общество, такие люди, как Кавендиш, Джоуль и Уатт, например, все стали “буржуа” в его воспаленном воображении. «За неполное столетие своего правления, - писал он в “Манифесте Коммунистической партии”, - буржуазия создала более мощные, более грандиозные производственные силы, чем все предыдущие поколения в одном лице. Какие более ранние поколения имели самое отдаленное представление о том, что такие производительные силы дремлют в утробах связанного труда?»
“Утробы связанных родов” (Боже, что за фраза!) Промышленная революция, которая была следствие механической революции, рассматривается как ее причина. Можно ли запутать факты более полно?
И снова: «… буржуазная система больше не в состоянии справиться с изобилием богатства, которое она создает. Как буржуазия преодолевает эти кризисы? С одной стороны, - принудительным уничтожением некоторого количества производительных сил; с другой стороны, - завоеванием новых рынков и более тщательной эксплуатацией старых. С какими результатами? В результате прокладывается путь для более масштабных и катастрофических кризисов и уменьшается способность предотвращать такие кризисы.
Оружие (ОРУЖИЕ! Как этот сидячий джентльмен с огромной бородой обожал военные образы!) с помощью которого буржуазия свергла феодализм, теперь обращено против самой буржуазии.
Но буржуазия не только выковала оружие, которое убьет ее; она также породила людей, которые будут использовать это оружие современных рабочих, пролетариев».
И вот они здесь, серп и молот в руках, грудь выпячена, гордые, величественные, повелительные, в Манифесте. Но идите и сами поищите их на улицах. Поезжайте в Россию и посмотрите на них.
Даже для 1848 года это не является разумным социальным анализом. Это излияние человека с Б в шляпе ненавистной буржуазии, человека с определенным видением, некритичного к своим собственным подсознательным предрассудкам, но достаточно проницательного, чтобы понять, насколько велика движущая сила ненависти и комплекса неполноценности. Достаточно проницателен, чтобы использовать ненависть, и достаточно жесток, чтобы ненавидеть. Пусть кто-нибудь прочтет этот Коммунистический манифест и подумает, кто мог бы разделить эту ненависть или даже получить все это, если бы Маркс не был сыном раввина. Прочитайте “Евреи для буржуазии” и “Манифест” - это чисто нацистское учение образца 1933-1938 годов.
Разобранная, таким образом, до самой сути, первичная ложность марксистского предположения очевидна. Но это одна из странных общих слабостей человеческого разума — быть некритичным к первичным предположениям и заглушать любое исследование их обоснованности во вторичной проработке, в технических деталях и обычных формулах. Большинство наших систем верований покоятся на прогнивших основах, и обычно эти основы делаются священными, чтобы уберечь их от нападения. Они становятся догмами в своего рода святая святых. Шокирующе нецивилизованно говорить «Но это же чепуха». Защитники всех догматических религий приходят в ярость и негодование, когда кто-то касается абсурдности их основ. Особенно если кто-то смеется. Это богохульство.
Это уклонение от фундаментальной критики является одной из величайших опасностей для любого общего человеческого понимания. Марксизм не является исключением из общечеловеческой тенденции. Капиталистическая система должна быть реальной системой, буржуазия — организованным заговором против рабочих, и каждый человеческий конфликт повсюду должен быть аспектом Классовой Войны, иначе они не смогут с вами разговаривать. Они не будут вас слушать. Ни разу не было предпринято попытки ответить на простые вещи, о которых я говорил в течение трети века. Все, что не на их языке, вытекает у них из головы, как вода с утиной спины. Даже Ленин — безусловно, самый тонкий ум в истории коммунизма — не избежал этой ловушки, и когда я разговаривал с ним в Москве в 1920 году, он, казалось, был совершенно неспособен понять, что жестокий конфликт, происходящий в Ирландии между католическими националистами и протестантским гарнизоном, не был его священным восстанием пролетариата в полную силу.
Сегодня существует довольно много писателей, и среди них есть люди науки, которым следовало бы лучше мыслить, торжественно разрабатывая псевдофилософию науки и общества на глубоко похороненных, но совершенно бессмысленных основаниях, заложенных Марксом. Месяц за месяцем прилежный книжный клуб “Левые” изливает новый том на умы своих приверженцев, чтобы поддержать их умственные привычки и защитить их от пагубного влияния неортодоксальной литературы. За этим, без сомнения, последует Партийный Указатель Запрещенных Книг. Выдающиеся профессора с торжественным восторгом от своей собственной замечательной изобретательности читают лекции и дискурсы и даже выпускают серьезные на вид тома о превосходстве марксистской физики и марксистских исследований над небрендовой деятельностью человеческого разума. С ними стараются не грубить, но трудно поверить, что они намеренно не дурачат мозги. Или у них есть ощущение, что революционный коммунизм впереди, и они делают все возможное, чтобы рационализировать его с учетом тех красных дней, которые придут?
десь я не могу подробно останавливаться на истории возникновения и развращения марксизма в России. Это подтверждает во всех деталях мое утверждение о том, что идея классовой войны является запутанностью и извращением мирового стремления к мировому коллективизму, изнурительной болезнью космополитического социализма. В своих общих чертах он следовал генеральной линии истории каждого восстания неимущих с начала самой истории. Россия в тени продемонстрировала огромную неэффективность и медленно опустилась до России в темноте. Ее плеяда некомпетентных прорабов, менеджеров, организаторов и так далее разработала сложнейшую систему самозащиты от критики, они саботировали друг друга, интриговали друг против друга. Вы можете прочитать квинтэссенцию этой вещи в книге Литтлпейджа “В поисках советского золота”. И, как и любое другое восстание с незапамятных времен, поклонение героям овладело восставшими массами. Появился неизбежный Чемпион. Они убегают от царя и через двадцать лет поклоняются Сталину, изначально довольно честному, неоригинальному, амбициозному революционеру, склонному к жестокости самозащиты и раздутому лестью его нынешней квазибожественной автократии. Цикли завершается, и мы видим, что, как и в любой другой простой повстанческой революции, ничего не изменилось; многие люди были ликвидированы и на их место пришло много других людей, и Россия, похоже, возвращается к тому моменту, с которого она началась, к патриотическому абсолютизму сомнительной эффективности и неясных, неисчислимых призывов. Я верю, что Сталин честен и благожелателен в своих намерениях, он верит в коллективизм просто и ясно, у него все еще создается впечатление, что он делает хорошее дело в России и странах, находящихся в сфере ее влияния, и он самоуверенно нетерпим к критике или оппозиции. Его преемник может не обладать таким же бескорыстием.
Но я написал достаточно, чтобы прояснить, почему мы должны полностью отделить коллективизацию от классовой войны в наших умах. Давайте больше не будем тратить время на зрелище марксиста, который ставит телегу перед лошадью и привязывает себя сбруей. Мы должны выбросить из головы все это пролетарское искажение дела и начать заново решать проблему того, как реализовать НОВЫЕ И БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ МИРОВОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ, которые открылись миру за последние сто лет. Это новая история. Совсем другая история.
Мы, люди, сталкиваемся с гигантскими силами, которые либо полностью уничтожат наш вид, либо поднимут его на совершенно беспрецедентный уровень могущества и благополучия. Эти силы должны быть под контролем, иначе мы будем уничтожены. Но при грамотном контроле они могут отменить тяжелый труд, они могут отменить бедность, они могут отменить рабство и одним верным способом сделать эти вещи ненужными. Классово-военный коммунизм имел возможность осознать все это, и он не смог этого сделать. До сих пор он только заменял одну самодержавную Россию другой. Россия, как и весь остальной мир, по-прежнему сталкивается с проблемой компетентного управления коллективной системой. Она еще не решила эту проблему. Диктатура пролетариата подвела нас. Мы должны искать возможности контроля в других направлениях. Можно ли их найти?
Замечание.
На дружелюбного советника, читающего отрывок на стр.47 протестует против “утробы связанного труда” как неправильного перевода оригинального немецкого Манифеста. Я взял его из перевода профессора Хирендраната Мукерджи в индийском студенческом журнале “Шрихарша”, который случайно оказался у меня на столе. Но мой советник приводит Лили Г. Эйткен и Фрэнк С. “кругом социального труда”, что является более утонченной, но чистой ерундой. Немецкое слово “schooss”, и в самом широком смысле оно означает весь продуктивный материнский наряд от груди до колен, и здесь совершенно определенно означает матку. Французский перевод дает “sein”, который на первый взгляд, кажется, поднимает благородство на еще более высокий уровень. Но поскольку вы можете сказать по-французски, что будущая мать носит своего ребенка в своем “сейне”, я думаю, что у профессора Мукерджи это есть. Тысячи благоговейных молодых коммунистов, должно быть, читали это как “круг”, не замечая его абсурдности. Маркс пытается доказать, что повышение эффективности производства произошло благодаря “объединению” на фабриках. Лучшей фразой для выражения его (ошибочных) намерений было бы “скоординированные действия рабочих, сосредоточенных на фабриках”.
Следующая Глава 5. Несоленая молодежь.