Интро: В сентябре 1927 года мать Сталина Екатерина Джугашвили написала благодарственное письмо учителю русского языка Горийского духовного училища Захарию Алексеевичу Давиташвили: «Я хорошо помню,что Вы особо выделяли моего сына Сосо, и он не раз говорил, что это Вы помогли ему полюбить учение и именно благодаря Вам он хорошо знает русский язык… Вы учили детей с любовью относиться к простым людям и думать о тех, кто находится в беде». (Джугашвили Е.Г. – З.А. Давиташвили. 15 сентября 1927 г. На грузинском языке. Перевод Д.В. Давиташвили // Архив Д.В. Давиташвили.)
Продолжение рассказа..
На каких-то странных одноколесных средствах передвижения, стараясь не попадаться в глазки вездесущих камер, они пробрались на окраину мегаполиса и внезапно оказались в гулких и мрачных лабиринтах облезлых, железобетонных многоэтажек. Здесь камеры были раскурочены и побиты, двери парадных кое-где выбиты, на тротуарах валялся мусор, серые стены пестрели безобразными рисунками.
Катя провела Иосифа в тайную квартиру ее друзей.
Это странное жилище располагалось на тридцатом самом последнем этаже дома и представляло собой одну комнату с грязно-оранжевыми стенами. Иосифа удивило и покоробило, что, едва открыв дверь, невольно вторгаешься прямо в эпицентр частной жизни хозяев. Даже ванна здесь отгораживалась от остальной площади всего лишь тонкой шторкой.
В центре комнаты стоял большой прямоугольный стол, вокруг него располагались несколько покосившихся стульев и кресло. Сквозь грязные окна почти не проникал свет, и поэтому прямо над столом горела большая тусклая лампа. Немного поодаль аморфным серым пятном расплылся в полумраке старый диван.
За столом собралась довольно необычная компания.
Катя по очереди представила всех Иосифу. Кроме Марка здесь был еще один достаточно молодой человек, одетый с подчеркнутой щеголеватостью в современный комбинезон. Его звали Вадим. Тучный мужчина с проницательным взглядом и высокий плотный мужчина средних лет в комбинезоне рабочего занимали длинную сторону стола. Это были Петр Петрович и Егор. Иосиф и Катя сидели напротив них.
В отличие от остальных Иосиф был вооружен. В плотно охватывающей корпус кобуре «оперативке» торчал пистолет. Но главная разница между ним и остальными все же была не в этом. Иосиф, даже сидя в удобном кресле, поражал своей осанкой, жесткостью черт, остротой взгляда. Он был внутренне собран и устремлен к цели, как стрела, выпущенная из тугого лука. В то время, как в чертах его собеседников проглядывали расслабленность, довольно вялый интерес и даже некоторое самолюбование.
Из четверых новых знакомых Иосифу больше всего понравился Егор, и поэтому свой первый вопрос он адресовал именно ему.
— За что вы боретесь?
Однако первым ответил Вадим.
— Мы боремся против существующей власти! Они там совершенно зажрались, воруют, ничего не делают, и, главное, эта постоянная ложь!
— У них есть все, а у нас только кредиты и долги, — добавил Марк.
— Значит вы боретесь за власть?
— Мы боремся за лучшую жизнь!
— За то, чтобы жить не хуже них, — Петр Петрович поднял палец вверх.
— И за социальные лифты! — добавил Вадим.
— Куда? — спросил Иосиф.
— Что куда?
— Лифты…
— Ну… наверх.
Иосиф нахмурился.
— А вы уверенны, что мы все уместимся в один лифт? — невесело усмехнулся он.
Собеседники молча переглянулись.
— И это все? — после недолгого молчания спросил Сталин.
— А чего еще? Нужно чтоб по справедливости… — сказал Егор.
Иосиф пожал плечами.
— То, что вы задумали требует многолетней подготовки.
— Зачем это? Если нам удастся занять парламент, то победа уже в наших руках.
Сталин прикрыл глаза рукой.
— И что вы будете делать в здании парламента?
— Ну… то же что и они…
— Егор, а ты?
— Я-то… ну я законы писать не мастак… вот ребята там сами разберутся. Главное этих скинуть.
— А сколько у вас людей?
— В смысле?
— Ну сколько товарищей в вашей организации, сколько людей пойдет за вами?
— А разве это можно сказать точно? Мы в интернете бросим клич, а уж кто придет неизвестно.
— Ну… у нас в цеху человека четыре найдется, да и вообще человек двадцать будет, — задумчиво протянул Егор.
Иосиф посмотрел на Катю. Она сидела, опустив голову.
— Я готов помочь оружием, — сказал толстяк, — однако сам участвовать не смогу.
— Думаю, это преждевременно, — сказал Сталин. — Если это и все, что у вас есть на сегодняшний день, то вы просто подставите людей под пули и ничего не добьетесь.
— А что же тогда делать?
Иосиф вздохнул.
— Я видел здесь рядом стадион. Будем играть в футбол.
— Что?!
— Приходите-ка туда через три дня к шести, но не одни, а пригласите всех верных товарищей, познакомимся под видом футбольного матча.
Все кроме Егора казались расстроенными. Особенно возмущался Вадим. Он требовал начать подготовку к восстанию немедленно. Но Катя сказала, что Иосифу нужно отдохнуть и вежливо выпроводила конспираторов за дверь.
— Тебе пора делать укол, — напомнила она Иосифу.
Иосиф посмотрел на нее каким-то странным взглядом.
— Давай-давай, ложись на диван, — улыбнулась она.
Он неохотно повиновался. И тут же почувствовал, чего стоил ему сегодняшний день. Голова просто гудела.
Катя достала лекарства и шприц. Иосиф не отрываясь смотрел на ее руки, шею, волосы.
Слабость боролась в нем с обжигающим желанием поцеловать ее, и это желание победило.
Он притянул Катю к себе.
— Неужели это правда? Неужели нет больше тех стен, железной двери, и ты здесь со мной и никуда не уйдешь…
— Правда, — тихо засмеялась она.
Позже он лежал на спине с закрытыми глазами. А Катя сидела рядом с ним с кружкой горячего кофе и вглядывалась в его черты.
— Они тебе не понравились? — наконец спросила она.
— Нет… — мотнул головой Иосиф. — Знаешь почему я взял кличку «Коба»?
— Нет.
Иосиф открыл глаза, но продолжал лежать неподвижно.
— Мой отец в детстве часто рассказывал мне о защитнике бедных Арсене Одзелашвили. Арсен грабил поместья князей, но ничего не оставлял себе, а все награбленное раздавал обездоленным. У этого героя я научился жалеть крестьян и ненавидеть знатных мироедов и угнетателей. Позже мне в руки попала книга «Отцеубийца». Это роман о любви и гибели деревенских парня и девушки, разлученных своим же односельчанином, на вершок поднявшимся над другими. Он, забыв свою честь и потеряв уважение к другим ради своей похоти, ни за что бросает парня в темницу, а девушку похищает. Этот душегуб, опьянел лишь от одного запаха власти и не задумываясь уничтожил других. Присягнувший принципу господства неизбежно приходит к этому. Но есть и другие, которым не безразлично горе униженных и слабых. В самый трудный момент юноше и девушке попытался помочь именно такой человек. Его звали Коба. Конечно, их сопротивление заканчивается трагично. Парень погибает, оскорбленная девушка сходит с ума и в припадке убивает своего отца. Но Коба не желает смириться и жестоко мстит тем, кто для него олицетворяет собой принцип господства.
Иосиф помолчал.
— Тогда на Кавказе еще чтили обычаи древней общины, при которой собственное «Я» не застило человеку всех остальных людей, — Лицо Иосифа стало жестким, почти жестоким. — А этим... товарищам… другие глубоко безразличны уже сейчас…
— Я, кажется, понимаю тебя. Но если есть принцип господства, то как ты назовешь второй, человеческий принцип?
Иосиф долго не отвечал. Несправедливость и унижения заставили его – сына своего века – вступить в схватку с богачами, знатью и чиновничеством. Поражения, утраты, ошибки, жажда отмщения ожесточили его сердце. Во времена его молодости он был само возмездие. Ему казалось, что, наказав и изгнав зло, восстановив справедливость, он что-то изменит. Но сейчас он знал, что на месте прежних чванливых паразитов и извергов всегда возникают новые авторитеты, быстро научившиеся обирать и оболванивать других. А тогда какой же принцип не позволит человеку желать удовлетворения своих прихотей за счет других?
— Принцип… Раньше я бы сказал справедливость или равенство, а теперь… Коммунизм… Солидарность… Сопереживание… Любовь… — хрипло прошептал он.
Катя смотрела на него, и в ее глазах блестели слезы.
— Да-да! — воскликнула она. — Я мечтаю, чтобы каждый, понимаешь, каждый начал воспринимать все человечество, не просто как братьев, но как самого себя. Если каждый проникнется этим чувством единства, состраданием, почувствует ответственность за всех, то он станет сравним по масштабу со всей вселенной! Он продолжится в каждом будущем потомке и достижении. Но и в привычном плане, если каждый будет думать о совершенствовании условий существования всех людей, то и его не обойдет забота других. В таком мире станет больше и материального, и духовного добра, такой мир будет совершенствоваться и двигаться, в нем будет развиваться и культура, и наука, и искусство! Но это станет возможно только если каждый человек откажется от принципа господства, от борьбы с другими, от стяжательства. И еще… Мне кажется, что это не все…
— А что же еще?
— Разум, знания, опыт и закалка нужны чтобы уберечь любовь от попустительства.
— Да! Да. Любовь не должна идти на поводу у легкомыслия, своенравия и изнеженности. Иначе… иначе опять полное подчинение собственным капризам… и разложение!
Иосифа охватило какое-то странное возбуждение. Он встал и ходил кругами вокруг дивана.
— А Егор? — спросила Катя.
— Да, из него, может быть, выйдет толк. Но на это понадобится время! Очень много времени.
— Что же нам делать?
— Собирать кружки.
— Что?! Но это практически нереально! Свои нас не поймут, а враги выследят, не успеем мы и глазом моргнуть.
Иосиф вышел на запыленный, обшарпанный балкон. На улице стояли глубокие сумерки, и центр города начал расцвечиваться неоновыми огнями, отражающимися в стеклах гигантских многоэтажек. Но чем дальше от центра, тем огней становилось меньше, а прямо перед Иосифом лежали широкие пустоши с кустарниками, болотами, свалками. Они служили границей города. За пустошами, сквозь деревья были видны редкие тускло-желтые огоньки.
— Что там? — спросил Иосиф.
— Там трущобы.
— Значит нам нужно туда, — решительно заявил он.
— Там… — Катя запнулась, — там живут странные люди. Они… алкоголики, наркоманы и преступники.
— Хм, это место ссылки? Там расположены специальные учреждения для их содержания? Вокруг решетки и они одеваются в робы?
— Ну конечно нет! Нет, просто так случилось, что они там живут, у них есть семьи, дети… Одежда у них, такая, как и везде… Хотя не совсем…
— Тогда нам нужно именно туда, — с нажимом повторил Иосиф.
— Но зачем? Они даже не знают кто такой Сталин.
— Тем лучше, — лукаво усмехнулся он. — Они агрессивны?
— В каком смысле?
— Ну, они организовывают банды?
— Нет… там, как и везде присутствует полиция.
— Тогда нам вообще нечего бояться. Или есть что-то еще?
— Нет, бояться нечего. Но как же все-таки быть с товарищами?
— Двое из которых жаждут единоличной власти, а третий коммерческой выгоды? Хотя… на их амбициях можно отлично сыграть…
— Хорошо, я готова. Что нам понадобится для поездки?
— Книги!
— Книги? Но может лучше взять не бумагу, а электронные носители? И, между прочим, там тоже есть интернет.
— Прекрасно! Но книги тоже нужно взять.
Через три дня на стадионе собралось едва ли человек восемьдесят настороженных, совершенно незнакомых друг с другом людей. Иосиф по глазам определил, что как минимум двое после встречи напишут куда следует подробные отчеты.
Сталин, назвавшись вымышленным именем, говорил с людьми, пристально вглядываясь в лица, задавая вопросы, давая в свою очередь ответы. Он говорил открыто, однако старался избегать радикальных высказываний. Вся эта церемония напоминала выступление какого-то шоу-мена, никак не оставляя впечатления серьезного разговора. Потом состоялась жеребьевка и начался матч.
После игры возбужденные, шумные люди стали расходиться по домам. Иосиф и Катя тоже пошли к себе.
Вдруг они услышали за своей спиной тихие шаги.
Иосиф нащупал оружие.
— Не бойтесь, я просто хотел спросить.
Их догнал парень лет двадцати двух, которого Сталин выделил еще в разговоре на футбольном поле.
— Я хотел спросить, что же вы теперь будете делать?
— Переедем в трущобы.
— А можно мне с вами? Меня зовут Иван. Я учитель и у меня есть машина.
— Вы молодец, Иван. Думаю, мы поладим.
На подготовку к переезду у них ушла неделя. Катя с помощью единомышленников взялась позаботиться о бытовых нуждах, Иосиф заказывал и упаковывал книги. Иван нашел возможность оформить их поездку как образовательный проект.
И вот в прекрасный осенний день машина Ивана подъехала к КПП на выезде из города. Иван прошел контроль, машину дотошно осмотрели. У полицейских не появилось никаких подозрений. Обычный энтузиаст ехал просвещать изгоев.
Труднее пришлось Иосифу и Кате. Новоиспеченным нелегалам пришлось восемь часов пробираться через свалки и болота.
Такие трудности отпугивали изнеженных и рафинированных городских жителей, но не могли остановить двух решительных людей, всерьез задавшихся своей целью. И в назначенный час Катя и Иосиф присоединились к Ивану.