1. Текст 1.
«Наконец около половины одиннадцатого дошёл он к вратам нашего Спасо-Ефимьевского Богородского монастыря, на краю города, у реки. Тут только он вдруг как бы что-то вспомнил, остановился, наскоро и тревожно пощупал что-то в своём боковом кармане и — усмехнулся. Войдя в ограду, он спросил у первого попавшегося ему служки: как пройти к проживавшему в монастыре на спокое архиерею Тихону. Служка принялся кланяться и тотчас же повёл его. У крылечка, в конце длинного двухэтажного монастырского корпуса, властно и проворно отбил его у служки повстречавшийся с ними толстый и седой монах и повёл его длинным узким коридором, тоже всё кланяясь (хотя по толстоте своей не мог наклоняться низко, а только дёргал часто и отрывисто головой) и всё приглашая пожаловать, хотя Ставрогин и без того шёл за ним. Монах всё предлагал какие-то вопросы и говорил об отце архимандрите; не получая же ответов, становился всё почтительнее. Ставрогин заметил, что его здесь знают, хотя, сколько помнилось ему, он здесь бывал только в детстве. Когда дошли до двери в самом конце коридора, монах отворил её как бы властною рукой, фамильярно осведомился у подскочившего келейника, можно ль войти, и, даже не выждав ответа, отмахнул совсем дверь и, наклонившись, пропустил мимо себя «дорогого» посетителя: получив же благодарность, быстро скрылся, точно бежал».
Достоевский, Ф. М. Бесы. Глава «У Тихона». Рукописные редакции. — Полное собрание сочинений. В 30 тт. Художественные произведения. Тт. 1 — 17. Т. 11. Л.: «Наука, 1974. Сс. 5— 6.
2. «...Получив же благодарность, быстро скрылся, точно бежал». Монастырь не меняет человека. Человек остаётся всё тем же. Лакейская душа столь же быстро, как и в миру, переходит от властности к подобострастию. И даже на протяжении сущих мгновений по нескольку раз. Считает это нормальным и как бы даже и не замечает таких душевных переливов.
3. Текст 2.
«Но беспорядочную речь его перебил догнавший путников монашек, в клобуке, невысокого росту, очень бледный и испитой. Фёдор Павлович и Миусов остановились. Монах с чрезвычайно вежливым, почти поясным поклоном произнёс:
— Отец игумен, после посещения вашего в ските, покорнейше просит вас всех, господа, у него откушать. У него в час, не позже. И вас также, — обратился он к Максимову.
— Это я непременно исполню! — вскричал Фёдор Павлович, ужасно обрадовавшись приглашению, — непременно. И знаете, мы все дали слово вести себя здесь порядочно... А вы, Пётр Александрович, пожалуете?
— Да ещё же бы нет? Да я зачем же сюда и приехал, как не видеть все их здешние обычаи. Я одним только затрудняюсь именно тем, что я теперь с вами, Фёдор Павлович...
— Да, Дмитрия Фёдоровича ещё не существует.
— Да и отлично бы было, если б он манкировал, мне приятно, что ли, вся эта ваша мазня, да еще с вами на придачу? Так к обеду будем, поблагодарите отца игумена, — обратился он к монашку.
— Нет, уж я вас обязан руководить к самому старцу, — ответил монах.
— А я, коль так, к отцу игумену, я тем временем прямо к отцу игумену, — защебетал помещик Максимов.
— Отец игумен в настоящий час занят, но как вам будет угодно... — нерешительно произнёс монах.
— Преназойливый старичишка, — заметил вслух Миусов, когда помещик Максимов побежал обратно к монастырю.
— На фон Зона похож, — проговорил вдруг Фёдор Павлович.
— Вы только это и знаете... С чего он похож на фон Зона? Вы сами-то видели фон Зона?
— Его карточку видел. Хоть не чертами лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший второй экземпляр фон Зона. Я это всегда по одной только физиономии узнаю.
— А пожалуй; вы в этом знаток. Только вот что, Фёдор Павлович, вы сами сейчас изволили упомянуть, что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вам, удержитесь. А начнёте шута из себя строить, так я не намерен, чтобы меня с вами на одну доску здесь поставили... Видите, какой человек, — обратился он к монаху, — я вот с ним боюсь входить к порядочным людям.
На бледных, бескровных губах монашка показалась тонкая, молчальная улыбочка, не без хитрости в своем роде, но он ничего не ответил, и слишком ясно было, что промолчал из чувства собственного достоинства. Миусов ещё больше наморщился.
«О, чёрт их всех дери, веками лишь выработанная наружность, а в сущности шарлатанство и вздор!» — пронеслось у него в голове.
— Вот и скит, дошли! — крикнул Фёдор Павлович, — ограда и врата запертые.
И он пустился класть большие кресты пред святыми, написанными над вратами и сбоку врат».
Достоевский, Ф. М. Братья Карамазовы. Книги I — X. — Полное собрание сочинений. В 30 тт. Художественные произведения. Тт. 1 — 17. Т. 14. Л.: «Наука, 1976. С. 34.
4. Вот ради этой «тонкой, молчальной улыбочки» и стоило прочитать эту страницу. Монастырь не меняет людей. Не меняет!
2021.09.23.