В четвертом классе меня посадили за одну парту с хулиганом и двоечником Вадькой Фролухиным. Меня, отличницу и гордость класса, призвали влиять на него положительно в плане учебы.
Так как дылду Вадьку, на первую парту не посадишь, меня пересадили к нему на четвертую. Для меня, "всю жизнь" просидевшей за первой партой с тихим, таким же мелким, как я, Дамиром Шакировым, перемена места, практически, перевернула картину мира - с задней парты видно весь класс! Вон Наташка под партой ест пирог, а лопоухий Ванька Павлов целится из трубочки в ее, Наташкин, затылок. Вадька, демонстративно растопырил локти пошире, давая понять, что мне тут не рады, я растопырила свои тоже, и, вздернув подбородок, уставилась на доску.
Тихоней я не была, училась хорошо, но и во всяких школьных проделках не отставала от других. В тот год, сентябрь начался с моды на плевательные трубочки. Плевались жеванной бумагой, и суровая правда была такова, что если у тебя нет трубки и ты не плюешься, значит заплюют тебя.
В мои школьные годы, в четвертом классе, был такой предмет "Природоведение" - к нам пришла новая учительница, Алевтина Николаевна - молодая, немного нервная особа. Молодым, немного нервным особам, в нашем классе было нелегко, вследствие этого, свой авторитет она подкрепляла криком. Кричала, Алевтина Николаевна, на ультразвуке - выдержать это было непросто, поэтому тишина в классе все-таки воцарялась, на некоторое время.
В тот день, Вадька заявил ноту протеста нашему соседству, в виде лягушки в моем портфеле. Я, сунув руку за учебником, и наткнувшись на что-то скользкое, от неожиданности заорала, Вадька вытащил за лапу лягушку и изрек: "Что, Савельева, принца заколдованного себе нашла?", - все заржали, а Вадька громче всех. От обиды я едва не разревелась, но все, на что меня хватило, это спихнуть Фролухинскую сумку на пол и пнуть ее в угол класса.
На уроке природоведения, кто-то, с первых парт, плюнул в меня из трубки и попал в плечо, кто это был я не поняла, но решила отомстить всем первым партам по очереди, чтобы неповадно было. Но что-то пошло не так, то ли рука дрогнула, то ли это просто злой рок, но мой снаряд смачно притормозил прямо об лоб Алевтины Николаевны.
Тишина в классе повисла такая хрустальная, что было слышно, как она потрескивает перед взрывом.
"Фролухин!" - заорала Алевтина Николаевна, стирая со лба жеванную бумагу - "ты что себе позволяешь, Фролухин, совсем стыд потерял, отца в школу завтра же! Не маму! Не бабушку! Отца!"
Вадька, офонаревшими глазами, посмотрел на меня, потом на орущую Алевтину Николаевну, открыл рот, потом закрыл его, потом снова открыл, встал, чтобы защитить свое честное имя и...
Ситуацию, и возможные варианты ее развития он просчитал мгновенно: ну скажи он - "Это не я! Это Савельева!" - ну да, конечно, вот эта пигалица-отличница с честными глазами, в отглаженной белой рубашечке и с бантом во всю башку, залепила учителю жеванной бумагой промеж глаз, ага, кто тебе поверит, отъявленный хулиган и двоечник Фролухин?
Вадька сел на место, показывая мне кулак. Я показала ему язык и почувствовала себя отомщенной за лягуху и принца.
Едва прозвенел звонок, как вездесущий Ванька Павлов, обитающий на пятой парте третьего ряда, подскочил ко мне и заорал: "Что же ты такая честная и не призналась, что это ты?". Я уже хотела, было, двинуть ему портфелем, но тут Вадька оттолкнул его, и, положив руку мне на плечо, выдал: "Видали, как она Истеричке залепила? Моя школа!".
Много позже, классе в 10, я спросила у Вадьки, почему он тогда не стал никому ничего доказывать, ведь случись между нами "очная ставка" в присутствии родителей и учителей - я бы отпираться не стала.
"Потому что потому, что кончается на у" - исчерпывающе ответил мне Фролухин и щелкнул по носу.