оглавление канала
Подъехав к калитке, мы спешились, привязали лошадей, и пошли по дорожке к крыльцу. Нарядный половичок, лежавший на верхней ступени, был скомкан и засыпан старыми осенними листьями. Ветер гонял сор по крыльцу. Это было совсем не похоже на нашу аккуратную бабушку. Я заволновалась всерьез. Громко постучала в дверь. Но, шагов, спешащих к нам, не услышала. Осторожно нажала на ручку и открыла дверь. В сенях царил полумрак. Свет еле-еле попадал сюда сквозь маленькое окошечко. Я толкнула дверь, ведущую в избу и переступила порог, при этом громко позвав:
- Мария Афанасьевна, вы дома?
Из спаленки раздался слабый голос.
- Дома я, дома. Сюда, в спальню ступайте.
Разувшись, и поставив корзину с калиной на лавку у стола, мы прошли в комнату. На большой кровати с панцирной сеткой и знаменитыми никелированными шариками, укрытая теплым одеялом, на высоких подушках полулежала, полусидела сама хозяйка. Синеватая бледность покрывала ее лицо. Но, глаза по- прежнему были синими, как летнее небо, и глядели живо.
Я кинулась к старушке.
- Мария Афанасьевна, что с вами? Может в район, в больницу?
Она сердито посмотрела на меня и махнула рукой.
- Еще что за глупости удумала. Сроду я по больницам не ходила, и сейчас не собираюсь. Так, сердчишко маленько прихватило. Пройдет скоро все. Печку мне вон соседка топит, и корову она же доит. Помогает по-соседски, как меж людьми и положено. А, ты, - Обратилась она к Михалычу, - Чего стоишь, как пень? Давай вон, самовар раздуй. Я сейчас встану, чаевничать будем.
Михалыч метнулся егозой обратно в горницу, и чем-то там загремел. Марья Афанасьевна сделала попытку подняться с кровати. Я кинулась ей на помощь. Тяжело дыша, она тихо, почти шепотом проговорила:
- Степка у меня вчерась был. Пришел, как лиса. Сел в уголке, бутылку на стол выставил и стал соловьем заливаться. «Афанасьевна, как здоровье, как коровка, хорошо ли доится ...», и прочую чушь понес. А, глазами сам по сторонам так и зыркает. Потом, так, вроде как, невзначай. «А, чего это, к вам наша девка егерь ходить повадилась?» Я с ним миндальничать то не стала. Говорю, мол, за молоком ко мне ездит. А тебе то, что за дело? Кто хочет ко мне, тот и ходит. Твоя то печаль какая? А, он так сладенько, «Девка мол, какая-то странная. Не наша она. Чужая. Вы ее сильно то не привечайте. Кто их, городских то знает, что у них на уме.» А, я ответила, что не его это дело. Я сама разберусь, кого привечать, а кого нет. Так вот, ты мне теперь скажи, чего это Степка на тебя взъелся то? Али поперек его мерзкой рожи что умудрилась сделать?
Сначала я не поняла даже, что за Степка такой. Потом, до меня дошло, что она говорит об охотоведе нашем, Переделкине Степане Ефимовиче. Я на минуту задумалась. Вот, сейчас бы, самое время все ей рассказать. Но, во-первых, в соседней комнате Михалыч пыхтит, и путнего разговора не получится. А, во-вторых, бабулька и так с сердцем мается. А я тут, со своими проблемами выкачусь. Не сделать бы ей хуже. Афанасьевна все это время внимательно смотрела на меня своими голубыми девичьими глазами, как будто, проникая в мои мысли.
- Да, не знаю я, чего он на меня взъелся. – Ответила я нехотя, отводя от нее взгляд. - Я его сынка с дружком в лесу за охотой застукала. Они мою волчицу подстрелили. А, больше я за собой ничего не знаю, где бы я ему могла дорожку перейти.
Я старалась говорить спокойно. Но, от старушки мои мысленные метания утаить не смогла. Она меня взяла за руку своей сухонькой холодной ладошкой, и заглянула в глаза.
- Ты, девонька, вот что. Будь с этим иродом поосторожней. Степка мужик то поганый, нутро у него гнилое. Я еще его отца помню, такой же был. Уставится на тебя своими глазами немигающими. Чисто, гадюка болотная. И ужалить так же мог. Так, сынок то от него не далече ушел, а может чего и похуже. Вся порода такая. – Потом она тяжело вздохнула. – Боязно мне за тебя. Одна ты на этой проклятущей заимке Игнатовской. Как бы эти вражины чего не сотворили недоброго.
Мы с ней еще помолчали немного. Не дождавшись от меня ничего внятного, она с тяжелым вздохом проговорила:
- Вижу, гложет тебя что-то. Ты знай, ежели чего, ты на Михалыча то, всегда положиться сможешь. Он хоть и балабол, но душа светлая, хорошая. Да, и ко мне всегда можешь за советом али еще за чем. Ты не гляди, что я расхворалась. Это я так. Пройдет это. Жизнь у меня была не сахар. Мужа схоронила, потом сына. Одна на всем белом свете. Их Господь забрал, а со мной вот не торопится. Видно, у меня на этом свете еще какое-то дело осталось. Вот, я думаю, может это ты?
Слезы навернулись мне на глаза. Я вскочила и порывисто обняла бабульку. Она поглаживала меня по спине и тихо шептала:
- Ниче, милая, все обойдется. Ты только не взваливай на себя шибко много, рано надорваться можно. Душа то она не безразмерная. А ты еще молодая, тебе замуж надо, деток рожать.
Михалыч стоял остолбенело в дверях, и смотрел, как я рыдала на плече у маленькой старой женщины.