- Ремни, шнурки, цепочки – сдать!
Начкар – капитан – смотрел на меня, будто я гопник какой-то. Шнурков не было – я носил гражданские ботинки, цепочку не таскал, отдал ремень и тренчик. Еще часы забрали. «Вертухаи»-конвойные, назначенные из числа караула, прошмонали, чтобы типа острого ничего не было, писем «печальных» (типа девушка другому подставилась и т.д.), и вообще – чтобы ничего при себе не было.
- Форма номер четыре, головной убор надеть!
Почти оделся.
- Встать! Смиррррна!
Как любят говорить «военные до мозга костей» (и они же любят, когда их так и называют) – ПРИНЯЛ СТРОЕВУЮ СТОЙКУ: вытянулся, руки по швам прижаты, подбородок параллельно земле. Сам думаю: ну вот надо оно тебе, нашел, кого застроить, тебе б реального гопника, который под удары ваших прикладов последними словами обзывал всех, а то может и кому в пачу кулака сунул «напасасок».
- Кррр-Гом! Рррки зАспину! Конвой взять под охрану сопроводить арестованного в карцер! Шшгам Марш!
Ой, как грозно, будто рецидивиста им привели. Конечно – нечасто, наверное, арестованных-то приводят, чтобы порулить ими, с другой стороны – все уже знали каков я, что за «два дня до дома» я мог и сам прийти в эту гарнизонку. Поэтому и вертухая мне приставили одного, так эт – для проформы. Это я так думаю.
Шли молча. 10 ч утра. Мимо иногда проходили военные, рукой я не махал – руки за спиной же, арестант все-таки – разговаривать нельзя, оборачиваться и дергаться тоже.
Смотрю по сторонам на желтые листья деревьев, с зелено-коричневой травы еще не сошла роса, на осеннее небо, цвет которого насыщенный, глубокий, голубой. Жаль, конечно, что с этим цветом пидарисню ассоциируют.
Иду и думаю: прошли два года, тянулись они долго, и не сказать, что легко, служил нормально – в том плане, что ни над кем не глумился, ничего не нарушал, пережил прилично – и уставщина, и дедовщина (а в показном полку все это вместе), что такое когда есть охота, потому что кормежка унылая – знал и до армии, как Ван-Дамм не стал, как Железный Арни не раскачался, право на тельник я получил с первым прыжком еще несколько лет назад, прыжков с парашютом у меня и до службы было сколько почти никто из офицеров не имел, вспомнил лопнувшую челюсть – пожалуй, это все, что мне пришло с голубым беретом ВДВ, который для многих так и остается недосягаемой мечтой.
Хотя, были и запоминающиеся моменты: две командировки в штаб ВДВ почти по месяцу, в течение которых как-то так получалось – в коридоре штаба встречались с главкомом ВДВ – генерал-полковником, тут уж я конечно – поправлял элементы формы (ну так – символически, особо и нечего было поправлять), за 3 шага до встречи браво вытягивался, сосредоточенное выражение лица, взор вперед, отмашка рук, строевой, чеканный, об мрамор пола, на весь штаб, шаг, поравнявшись с главкомом – третий шаг с одновременным поворотом в его сторону головы и с хлопком прижатие одной руки вдоль туловища и прикладывание другой руки к берету. Главком ВДВ здоровался за руку. Иногда он спрашивал: «Как служба, сынок?»
Остановившись и приняв строевую стойку, я браво отвечал: «Спасибо, тащгералполковник, нормально!»
Потом мы продолжали движение в ранее намеченных направлениях.
Не знаю, кто-то за всю службу старше майора никого не видел, а я вот – с целым главкомом ВДВ виделся.
Зимой в часть нашу приезжали как-то музыкальные ансамбли. Был там и «Лицей», в то время еще не раскрученный, девчонки на сцене в легких платьицах, а мы в зале в бушлатах (ну, наукоемко – бушлаты у мореманов, на берегу зимние куртки, но так называть короче), помню одну из их песен тогда про паровозик-облачко. Спасибо: порадовали глаза солдатские, я, к примеру, за два года только два раза в увольнении был, кроме сослуживцев и командиров никого мы не видели. Вообще-то это пдц. На корабле тоже пдц. Но на корабле все-таки по-другому: там и матросы и командиры – все в одном положении: в отрыве от жен, невест, подруг.
Есть старая песня со словами: «наши жены – пушки заряжены!», тогда рекрут уходил на службу и домой возвращался через 25 лет. Если выживал в боях. Хорошего, конечно, ничего в этом нет.
Однажды, приехал военный ВИА «Голубые береты», с которыми мне хотелось встретиться. На концерт попасть не получилось – служба, а вот автографы получить удалось. Расписались все участники на форзаце военника. Потом майор-кадровик одной части другого вида Вооруженных сил, в которую меня дослужить срочку перевели, посмотрел в военник, потом на меня и спрашивает: «И чо это тут за росписи какие-то? Я тебе щас за небрежное отношение к документу, пымаешь …», и заткнулся, а я, воспользовавшись паузой, сказал: «Это не какие-то росписи, вы же видите – внизу они написали – «Голубые береты» – вокально-инструментальный ансамбль ВДВ, они все точки горячие собрали, а вы о них так говорите», и думаю – че ты мне можешь сделать-то, я уже отслужил.
Тем временем, дорога поворачивала, показался забор из железных аэродромных (для грунтовой взлетки) плит, по верху которого колючка, дот у ворот и еще один вертухай, за воротами виднелось небольшое здание с решетками на окнах (через пару лет приезжал пофоткать, как-то что-то показное там было для публики).
Вертухай, что у железной двери с окошком, открыл ее, прошел вперед, остановился, повернулся лицом, я шагнул к нему, остановился, за мной зашел сопровождавший вертухай, закрыл замок и засов. Так же – во вход здания и в каждую дверь внутри него. Зрительно помню одни решетки вокруг, такие, что коробку спичек не просунешь, озираться нельзя – в основном только под ноги и смотрел, насчитал что-то в пределах пяти дверей – только замки щелкают и засовы клацают, и – опа! – «хата»: примерно 3Х5 м, светло-зеленые стены, пол бетонный, в него влит железный стол, у стены скамья как в спортзале, окон нет, под высоким потолком – наверное, чтобы никто не дотянулся вздернуться – лампочка ватт на 60. Дверь за мной вертухай закрыл на замок и засов. Ну что делать – лег на скамью, узковато, но ничего. Слышу – открывают дверь: щелкнул замок, клацнул засов, смотрю – тот же вертухай, говорит: «Выноси скамью».
Збс.
Ладно, вынес, тот опять дверь запер, смотрит в окошко круглое (около 10 см в диаметре) стоит, я начал выходить из себя, говорю: «Ну и чо зыришь, гражданин вертухай, жрать неси!», а сам подумал: стол влит в бетон, на нем сгруппируюсь немного и норм. Так и сделал. Вертухай стал в дверь долбить, чтоб я слез, но мне было пофик, я начал под этот шум засыпать.
На шмоне при начкаре у меня ничего ни острого, ни тупого не было: на ежедневном утреннем осмотре на плацу по команде «Наличие карманов в шапку!» (прошел переход на зимнюю форму) выкладываешь все в нее. У срочников шапка должна была оставаться пустой, максимум – зубец пасты ГОИ и кусочек ткани (наносить на нее пасту и натирать бляху или пряжку).
Шнурков не было, у меня шли последние дни двухлетней срочки, сапоги носить, как подухане, не хотелось, хотя я был сержантом – ботинки полагались командирскому составу, а меня уже вывели за штат, я стал «свободным сержантом». Отправлять переобуваться в сапоги – спасибо – не стали, к тому же, это старшину роты искать, новые выписывать, а они выдаются на 8 месяцев, мне оставалось несколько дней, а чьи-то я бы не надел. Не, ну если б набуцкали посильнее – наверное убедили бы. Там так: все проблемы решались сразу пинками среди всех слоев военнослужащих, потом все списывалось на занятия по рукопашке. Кому-то разок по лбу – уже убедительно, а кого-то мутузят, выбиваясь из сил, а «убедить» не могут. Надо же – какая воля несгибаемая у людей бывает …
Должности у срочников могут менять хоть сто раз на день, переобуваться акуеешь.
Короче, разжился я гражданскими ботинками, они прокатывали под армейские, если не присматриваться, как к духу – типа, что там у него не так, даже если все «как положено», например, в конце 90-х еще многим нравилась солдатская кокарда СА СССР (хотя, точнее она называется эмблемой, а кокарда размещается на тулье фуражки, но будем «по привычке» называть кокардой. Многие, к слову, петличную эмблему называют петлицами, но петлицы – это полоски ткани по цвету родов войск в углах воротника), я тоже носил именно ее – Советской армии, называлась она – «краб». В штабе ВДВ пацаны носили краба (кому положено по сроку), а в кармане новую – «орех» или «слонячий глаз» (это название закрепилось потому, что ее выдавали «духовенству» - кого только призвали, их же называли через пару недель слонами, СЛОН – солдат, любящий окуенные нагрузки), перед постановкой в строй меняли краба на орех, потом обратно. У офицеров, прапорщиков и контрактников с этим было проще: в ВДВ, ВВС и ВКС (Военно-космические силы, позже переименовали в Космические войска) многие уважали кокарду ВВС СССР, если не присматриваться – она прокатывала на новый образец ВС РФ для офицеров и прапорщиков, контрактникам полагался «слонячий глаз». Чтобы не путать со срочниками, контрактникам обычно разрешали носить кокарду как у прапоров и офицеров.
Грамотно «слоновий», но пишу, как называли в массах.
Проснулся я от того, что подзамерз. Тут я и обратил внимание: в хате нет батарей. Как говорится – Упс!
Потерял ориентировку во времени, т.к. не знал, сколько я проспал: час, два, или минут пятнадцать. Начал ходить полустроевым шагом по квадрату по периметру камеры. «Потолкал» пол (поотжимался), поприседал.
Начало хотеться есть, да чайку горяченького, или хотя бы просто подсоленного типа бульона с кусочком листочка капусты, как на гауптвахте – это щи там такие. Ток чтоб горяченькое. Можно с перцем красным – чтоб кровь погоняло. Лег на столе. Надоело: как космонавт – съежившись, хочется распрямиться, вытянуться. Как там они неделями в капсулах живут? – пдц. Наверное, время – обед. Не, ну кормить хоть как-то должны же здесь? Ну хоть раз в день-то. Сел на стол. Ни о чем думать не получается, потому что замерзаю, положение неудобное, хочется что-нибудь закинуть в бункер или хотя бы попить воды горяченькой.
К этому, у меня появился второй вопрос: параши в хате не было ... То есть, если так приспичит, а бывает же и внезапно – что делать? В уголок? Чтоб никто не уволок.
Попробуй доораться вертухая и дождись, пока он все двери откроет-закроет, потом тебя отведет на сортир.
Одно радовало: из карцера не дергают плужить на территории, плюс к этому – нет сокамерников, мне не нужна компания, одному збс, хоть поспать спокойно можно. Какой ты ни крутой – а спать захочешь, и в борьбе со сном всегда побеждает сон. Только ты первый глаза закрыл – второй тебя тут же и оглушил. К примеру. Ну и все: делай с тобой что хочешь.
Вдруг, слышу – возня вроде какая-то, замки щелкают и засовы клацают. Минуты три и вот – в «иллюминаторе» вертухай. О – опять зырит стоит там. Слышу – открывает дверь и говорит: «Руки за спину, выходи, иди вперед по команде». Это было типа – стой, вперед-назад, вправо-влево. Иду, думаю, все что ли – на волю?
За каким-то поворотом смотрю – стол накрыт … Фигасе! Да причем очень неплохой: чайник с горячим сладким чаем, три хороших куска черного и два таких же – белого хлеба, нечерствые, возможно – ночная выпечка, на одном куске кубик (примерно 2Х2 см) масла сливочного, два гарнира на тарелке второго блюда (точно не помню – рис и гречка может быть, но не суть), довольно крупная котлета, два салата – капустный и свекла, на первое – тоже не вспомню: то ли суп, то ли щи, но в них было что поесть.
В общем, закусил, прямо скажем, на ура. Уходя на хату, сказал вертухаю: «Спасибо, так и до пенсии можно тут кантоваться!»
Ну все: согрелся, похорошело как-то, по щекам тепло пошло, опять на столе устроился, и снова сон приплющил.
Посидеть меня отправили не сказать, что посерьезке: возвращаюсь из командировки, захожу в казарму, а в располаге сержант прокачивает моих солдат. У меня тут же все закрутилось, слово за слово – сцепились, обменялись ударами, свалились на пол, особо не размахнуться, но сунуть кому локоть в зубы, кому кулак в лицо получалось, тут нарисовался один из офицеров части, которого недолюбливали сами офицеры, он был с какими-то странностями, пример его разговоров приводить не буду – не суть. Он все и размотал. Пошли мы втроем к оперативному дежурному, потом пришли командир подразделения, ротный, начштаба и командир части. Да оно б может ничего и не было, просто это мудло – старший сержант, был, так скажем, угодником комсостава – постукивал, вкладывал, выполнял определенные поручения, которые, скажем так, нехорошие. Вот и решили меня слегка наказать, как было в формулировке – «за неуставные взаимоотношения, за неподчинение старшему по званию и что-то там типа в присутствии подчиненного личного состава» – не вникал в эту ахинею, оформили в карцер на гарнизонку, срок мне не назвали, да мне и пофик было – через несколько дней дембель, который, как известно – не избежен. По сути – клоунада. Ну так – духовенство попугать. Показуха кругом. Сначала на гауптвахту, а потом на гарнизонку.
Спасибо – нашлись адекватные люди в командовании части (один из них мой непосредственный начальник, перехаживал в звании капитана, некоторое время мы поддерживали связь, он съездил в одну командировку – участвовал в вооруженном конфликте, там ему предложили или медаль, или звание майора – на выбор, он выбрал звание), командир роты – боевой офицер, участник боевых действий, другой командир роты (в его подразделении я служил одно время) – тоже плохо ко мне не относился. В общем, ходатайствовали за мое УДО.
Так прошел первый день. Потом второй. Шконки не было почему-то, обычно хоть откидная должна быть – вообще не было. Даже одеяло не дали. Так, на столе, как шахматный конь и ютился.
На третий день слышу – сквозь сон послеобеденный – лязг металлический – соображаю: дверь открывают. Вертухай. Распахнул, говорит: «На выход!»
Странно – думаю – а где же там «руки за спину, стой там – иди сюда»? Идем через решетки-двери, смотрю – выход, на улице темно, вышли в коридор-«предбанник», там коробка с моими вещами и документами. Вертухай уже новый, говорит: «Одевайся, пассажир, и успеваешь на дежурку в город», а в городе моя часть, там у оперативного дежурного лежали все выписки, деньги мои сержантские за период службы (на руки их не давали).
В городе дежурный по части, майор, сказал, что я могу переночевать в казарме, а могу убывать в сторону дома – вокзал-не вокзал, билеты и т.д., по прибытии в местном военкомате встать на учет и отзвониться оттуда, типа – прибыл, все нормально. Конечно – в казарму больше ни ногой, даже в столовую на ужин не пошел.
На вокзале пасруль (или поцруль – ну патруль, в общем, или те же вертухаи), шнырял. Были там военные разной масти, несколько срочников «подорвались» – в другой зал пошли.
Ну я сижу в ряду у батареи, греюсь, пью горячий чай с «Альпен гольдом» – шоколад с орехами купил, на одной сидушке на газете (по-советски) стакан чая выпитый, начатый в руке, на другой – шапка, больше ничего нет, сижу – не дергаюсь, а они ко мне идут, два курсанта «минуса» – первокурсники и капитан. Подошли, стоят. Я типа смотрю в телевизор, жую. Капитан: «Товарищ сержант, приведите себя в порядок, встаньте и представьтесь».
Да, солдат считается типа служивым, пока он не приехал в свой военкомат и не встал на учет, но реально – это, конечно, муйня, если все сроки вышли. Ну негде мне было штатское взять, и некогда.
Я, не вставая, глядя в телевизор между двух организмов, облаченных в шинели, не борзо так, но на отъе*ись, говорю: «Во-первых, вы не представились, патруль представляется первым, во-вторых – я два дня, как отслужил свои долбаные два года, в-третьих – я только с гарнизонки откинулся, три дня в карцере мерз, через три часа поезд домой, пожалуйста, вот просто по-человечески – выберите себе другую жертву – для меня это уже закончилось».
Должен сказать, капитан повел себя как умный и адекватный человек, он уже таким, без понтов в голосе: «Ну тогда просто по-человечески покажите ваши документы и билет на поезд?»
Я достал конверт, в котором служебная карточка, корки всяких классностей, выписки там какие-то (не помню уже реально), в нагрузку приобщил военник, паспорт, права автомобильные, ж/д билет.
Капитан пролистал военник, походу увидел автографы на форзаце, спросил: «Это Голубые береты, которые поют?»
Я, сдерживая небольшой смех, говорю: «Да, которые поют».
Он пролистал паспорт, ж/д билет, все отдал, пожелал всего хорошего, и они ушли.
Потом подошел мой поезд, и я поехал домой.