Глава 11
Громадный атомный поезд «Рука легиона» покоился у бетонного перрона. Целый передвижной город, населённый учёными, инженерами, военными, без отдыха кочующий между Францией и протекторатами в промышленном секторе.
Язь разинул рот от благоговейного восхищения. Перрон располагался ниже уровня земли, поэтому махина не была видна на подходах, а стоя в нескольких десятках метров от неё, невозможно было увидеть ни начала, ни конца этого чуда.
По перрону туда-сюда сновали люди, среди них попадались и навьюченные разным скарбом аборигены, двух жалких рабов в пластиковых лохмотьях никто не замечал.
Старик огляделся и двинулся вправо вдоль состава, кивком указав Язю идти за ним. Тот пошёл следом.
После падения светляка и обнаружения пассажира в золотых одеждах, старик выглядел озабоченным. Язю не спалось, и он видел, как под утро тот выходил из барака. А когда вернулся, сразу направился к нарам, где был Язь, чтобы разбудить. Он успел притвориться спящим. Старик тронул его за плечо и позвал наружу поговорить. Он сказал, что теперь им обоим надо уходить отсюда. Язь не возражал. В его жизни ничего не происходило, а тут столько событий сразу. Полозу Старик строго наказал следить за пленником. После утренней поверки они перебежками через развалины пробирались к поезду. К концу дня они были у цели.
Они остановились не доходя пару вагонов до локомотива.
Из зеркального бронированного стекла двери вагона смотрел жалкого вида, тощий, лохматый абориген. Старик ухмыльнулся, покачал головой, пристыдив собственное отражение за жалкий видок. Из-за его плеча себя оглядывал Язь, по-детски неуклюже вытирая с щеки пыль.
Дверь плавно отъехала в сторону. Почти круглый, загорелый военный с крупным хрящеватым носом и вывернутыми пухлыми губами жестом указал пройти внутрь. Из пыльной жары, кишащего суматошной публикой перрона, двое беглецов нырнули в прохладу и полумрак багажного вагона. Офицер также молча указал на место на полу в углу, за переборкой у входа и собрался уходить.
- Нельзя ли повежливее, - поинтересовался старик без тени смущения.
Угрюмый вояка опешил, услышав родной французский от дикаря, но быстро оправился:
- Меня вынудили переправить неизвестно кого к себе домой, и я не в восторге от приказа. Вас встретят на месте, а дальше не моё дело.
- Но пока оно ваше, неплохо было бы предложить путникам воды и чего-нибудь поесть, - продолжил Старик.
- Что ж я посмотрю у себя в купе, - бросил офицер, удаляясь по узкому проходу меж заставленных ящиками стеллажей.
***
Не раздумывая, Старик толкнул Язя в колено и бесшумно поднялся на ноги. Как два бездомных голодных кота они прокрались за переборку и вниз по ступеням из вагона. Двое приятелей отошли по нужде и стояли спиной к выходу, а Фубар молча наблюдал за беглецами. Старик кивнул в благодарность, Фубар дернул подбородком, указывая направление
- Удачи, papito.
Оба нырнули в высокую траву и растворились во тьме.
Метров через триста от железной дороги начинался лесок. Они остановились на кромке, чтобы набрать воздуха после рывка. Старик оглянулся на поезд. У хвоста состава толпились люди. Поезд стал так, чтобы только последние вагоны поравнялись с крохотной станцией, а голова состава стояла дальше в поле, в темноте. Трехэтажные громадные вагоны светились окнами. Он разглядел три фигурки, мирно покуривающие, там - у открытой двери, из которой они только что сбежали на свободу.
Язь не удержался и впервые с момента начала их путешествия спросил:
- Куда мы теперь, Старик? - и сам испугался сказанного. Он не знал, куда идти. Всю свою жизнь он ходил под взглядами надсмотрщиков. Всю жизнь он чувствовал необыкновенную силу, которую чуяли в нём все - и в Утробе, когда он рос, и в Кормилице на рудниках. Сейчас он думал: - стоит ему повернуться и броситься в лес, как сразу он станет свободен от всего. Он будет бежать и бежать. Старику за ним не угнаться, он потеряет его след в темноте. А Язь видит всё как днём, ещё в детстве он обнаружил в себе эту способность, когда ночами они рыскали по свалкам, окружающим Утробу. Пока остальные перебирали руками мусор при свете луны, пытаясь найти что-то годное, Язь видел каждую мелочь. Остальные мальчишки удивлялись только, как ему всегда удавалось находить интересные безделушки на продажу в посёлке. Он понял и молчал.
- Нам надо где-нибудь спрятаться, сынок, пока нас не хватились. И поскорее. Если работяг высаживают здесь, должен быть городок неподалеку. Теперь ты пойдешь вперёд. Я уж догадывался, что ты видишь ночью. А тот солдат в поезде точно это углядел. Мы пойдём через лес вдоль дороги, по которой повезут рабочих.
***
- Тут главное, чтобы о вашем появлении никто не знал. А полиция и, тем более, гвардия заглядывают не часто. Оставайтесь сколько хотите.
- Благодарю вас, Бартем, - с чувством произнес Пётр, - Вы сказали, что много читаете. Уж не сохранились ли у вас настоящие книги.
- Да, книги, те самые, - на любой вкус и обо всём на свете.
- Как вам удалось сохранить их?
- Когда один из этих идиотов заговорил о том, что книжные обложки необыкновенно хорошо сохраняют вирусы, а от пореза бумажной страницей, вирус сразу попадает в кровь, я сразу понял, чем дело пахнет и припрятал всю семейную библиотеку. Вы не поверите, всю – несколько тысяч томов. Потом отыскал в подвале древних местных газет, рекламных брошюр и коробок, свалил в кучу за домом и устроил грандиозный костёр. А когда они наконец пришли и за моими книгами, я, - он расплылся в довольной улыбке, - сказал, что всё спалил со страху. Система безжалостна к социуму, но и тупа, когда единица понимает, как мыслит это многоголовое чудовище, провести её иногда возможно.
- И вы здорово поднаторели в этом упражнении, - Пётр поднял бокал, - за ваше коварство и жажду жить!
Они звякнули бокалами, а Язон, глядя на них, запил вишневый пирог молоком.