1. Чтобы затеять разговор, допустим, что эйдос и в самом деле определяем материей, а сознание и в самом деле определяемо бытием. Вообще возьмите любую парную оппозицию категорий и выберите из категорий ту, которая вам понравится в качестве определителя. Тогда другая категория окажется определимой.
2. Очевидно, что в так сложившейся ситуации активизим за той категорией, которая определяет. А в пассивном залоге пребывает та, что претерпевает определение, та, что чувствует окорот, та, которая определяема.
Итак, для удобства данного рассуждения мы выбрали в качестве определителей материю и бытие, а в качестве определимых эйдос и сознание. Поэтому если мы захотим выяснить, как материя и бытие детерминируют эйдос и сознание, мы, естественно, должны обратиться к конкретным действиям материи и бытия в отношении, соответственно, эйдоса и сознания.
3. Уяснив эту простейшую мудрость, вразумляющую нас, с чего начать, обратимся к текстам, где такие детерминации рассматриваются внимательно и рассматриваются с пристрастием. Вот берём книгу Владимира Михайловича Шулятикова «Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха» (1908) и читаем:
«В интеллигентских кругах установилось традиционное отношение к философии: на последнюю смотрят, как на своего рода Privatsache, как на нечто такое, что составляет область индивидуального благоусмотрения, индивидуальных оценок, индивидуального творчества. Утверждают, что расхождение, даже самое коренное, в философских вопросах, отнюдь не должно свидетельствовать о наличности социальных разногласий. Философские идеи представляются слишком мало и слишком слабо связанными с какой бы то ни было классовой подпочвой. И защита определённой классовой позиции не обуславливает поэтому, согласно общераспространённому взгляду, симпатий к определённой философской школе. Напротив, в данном случае, допускается широкая свобода выбора.
Того же взгляда придерживаются весьма и весьма многие марксисты. Они убеждены, что в рядах пролетарского авангарда допустимо пёстрое разнообразие философских воззрений, что не имеет большого значения, исповедуют ли идеологи пролетариата материализм или энергетику, неокантианство или махизм. Предполагается, что философия — вещь очень невинная. Пусть та или иная философская система сложилась в лоне буржуазии: из этого не следует, что надо относиться к ней отрицательно, видеть в ней оружие, выкованное против рабочего класса. Нет! поднимаясь на высоты отвлечённой мысли, представители буржуазии становятся очень далеки от всего материального, почти, а зачастую совсем, забывают о своих классовых интересах. Если же это верно, то, говорят нам, можно и должно использовать означенные плоды буржуазного творчества, использовать наиболее полно и широко; само собою, разумеется, при этом нужно выполнить некоторую критическую работу, очистить систему от буржуазного налёта: задача, не требующая много времени и усилий, ибо элементы, которые приходится удалять, имеются в незначительных дозах.
Придерживаться изложенного взгляда значит впадать в наивную, прискорбнейшую ошибку. Философия не составляет счастливого исключения: на умозрительных «высотах» буржуазия остаётся, верна себе. Она говорит не о чём ином, как о своих ближайших, классовых выгодах и стремлениях, но говорит очень своеобразным, трудно понимаемым языком. Все без остатка философские термины, с которыми она оперирует, все эти «понятия», «идеи», «воззрения», «представления», «чувства», все эти «абсолюты», «вещи в себе», «ноумены», «феномены», «субстанции», «модусы», «атрибуты», «субъекты», «объекты», все эти «духи», «материальные элементы», «силы», «энергии» служат ей для обозначения общественных классов, групп, ячеек и их взаимоотношений. Имея дело с философской системой того или другого буржуазного мыслителя, мы имеем дело с картиной классового строения общества, нарисованной с помощью условных знаков и воспроизводящей социальное profession de foi известной группы».
4. Начал, как говорится, за здравие. Заявка, без тени иронии говорю, весьма существенная. Действительно, с чего вы взяли, что философия никак не связана с экономической инфраструктурой, с производительными силами, со складывающимися в процессе материального производства отношениями? Мир тогда лишь заявит свою цельность, когда любая былинка в нём будет на своём месте и полезна миру, скоту и людям. Выпадающая, как кишка, по ходу мира философия должна быть объяснена в своём покамест непонятном генезисе и несомненно надсадном бытии, а не продолжать выпадать. Как она возникла? И какую роль в мире играет? Путь ответит!
5. В. М. Шулятиков находит, что философия занимается оправданием капитализма и потому ни в коем случае нельзя давать ей спуску, пусть лает на сворке, пока её совсем не пришибли.
И против такого отношения к философии покамест нет возражений. Что ж, если философия занимается оправданием капитализма, покажи как она это делает, разоблачи философию, выяви её подноготную, схвати философов за руку во время передачи денег и получения задания на апологию капитализма от самого капитализма.
Иными словами надо рассмотреть капитализм в его своеобразии и показать, как он заставляет работать философию на себя, показать как он подчиняет себе философию, как он доминирует над философией, извлекая из этих процессов себе пользу и развлечение.
6. А что же делает В. М. Шулятиков?
Вместо анализа в целом капитализма и в особенности его неприглядной роли в подчинении себе философии автор принимается рассматривать отдельные философии и обращаться к отдельным философам...
Вот пример:
«И вся «Критика чистого разума» есть не что иное, как учение о том, с помощью сколь многоразличных, расположенных в последовательном, иерархическом порядке, организаторских инстанций субъект превращает хаос внешнего мира в нечто цельное и стройное. Картина сложной организации мануфактурных мастерских воспроизводится в деталях».
Если вы думаете, что это итог анализа влияния грязной фабрики капитализма на «Критику чистого разума», то ошибаетесь. Почти вся книга состоит из таких фиксаций следов капитализма, а того, кто наследил, самих фабрик, совсем не заметно. Почему ж не определяющее, а определяемое оказывается предметом внимания автора? Зачем по когтям узнавать льва, по следам судить о размере стопы пришельца, когда можно и нужно обратиться к самому пришельцу и поговорить с самим львом?
Когда вы анализируете сами действия, сомнений в их авторстве (капитализм), эффективности (всё верифицируемо!) и направленности (на философию) быть не может. А когда вы, подобно следователю или охотнику, разбираете следы, — сколько зайчиков было и какой куда и когда побежал, выяснить, конечно же, трудно, почти невозможно. Зачем же усложнять себе свою вульгарно-материалистическую жизнь? Почему не начать прямо с базиса, что логичней, зачем шарить в верхних этажах надстроек?
7. Поскольку же, однако, В. М. Шулятиков способен только провозглашать свой вульгарный социологизм, а взяться за дело исследования капитализма у него кишка тонка, то поступает он весьма своеобразно. Не конкретные фабрики анализирует и выясняет, как они повлияли на то или иное произведение философа, а по произведению философа пытается реконструировать сами фабрики. То есть какими должны были бы быть фабрики, если философ написал «Критику практического разума» или «Феноменологию духа» и т. п.? Они ведь написаны? Значит и фабрики, им соосные, должны быть! Сейчас, дорогой пролетариат, Владимир Михайлович расскажет, какие…
Иными словами, по скудости ума наш автор занимается реставрацией капитализма по таким, казалось бы, вторичным для капитализма источникам, как философская литература, лишний раз доказывая очевидное: кто в доме капитализма хозяин, кто там всё определяет и кто там властитель дум. Разумеется, философ! Ибо если вы обнаружили совпадение структур философского произведения и предприятия индустрии, не анализируя предприятия индустрии, а выводя его из философии, кто кого определил в данном случае — очевидно. Субъект — философия, объект — индустриальное предприятие.
Иными словами, оправданием капитализма занимается не столько буржуазная философия, что так тщился доказать В. М. Шулятиков, столько сам В. М. Шулятиков. Унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Бывает. И довольно часто.
8. Выяснив, что В. М. Шулятиков занимается делом оправдания и разоблачения капитализма, впору поставить кантовские вопросы.
(1) Как ему это удаётся?
(2) В самом деле, если согласно канонам вульгарной социологии материальное производство определяет не только само себя, не только распределение, обмен и потребление материальных благ, но и всё сознание в обществе, от человечески-индивидуального до глобально-общественного, то какое производство детерминировало В. М. Шулятикова на его открытия в области философии?
(3 На какой конкретно фабрике так точат детали, что кровно связанный с ней по рукам и ногам В. М. Шулятиков оказался способен раскрыть тайны капиталистической философии?
(4) Почему по собственным текстам В. М. Шулятиков не реконструировал эту фабрику для читателя, как он это проделал для всех рассматриваемых им философов?
(5) И если философия в результате учёных изысканий В. М. Шулятикова оказалась функцией оправдания капитализма, дщерью лжи, то не такова ли судьба и самого В. М. Шулятикова, публикующего на ложь философии свою пролетарскую марксистскую ложь?
2019.09.20.