«Господь сказал ей (Ревекке): два племени во чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей; один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему». (Бытие 25:23) Откуда произрастают корни соперничества между Москвой и Киевом, какие причины послужили возвышению Москвы и были ли они только внешними?
Придется вернуться в далекий 1147 год, к событиям, которые изменили пути развития и роль великих городов Русской земли — Киева и Москвы. Киевляне уже тогда научились, попирая закон, выбирать правителя по своим похотям, и решились на первый "майдан" тогда это закончилось плачевно.
В то время княжил в стольном граде Киеве Игорь Ольгович (в крещении Георгий, в иночестве Гавриил). Сын князя черниговского Олега Святославовича. Его память в Православной церкви отмечается 5 (18) июня и 19 сентября (2 октября).
Подробно и обстоятельно об этом недолгом и трагическом княжении поведал нам Николай Карамзин в «Истории государства Российского».
Как-то киевский князь Всеволод Ольгович разболелся. Чувствуя приближение смерти, он призвал к себе киевлян и сказал им: — Я тяжко болен. Вот брат мой Игорь. Он будет вам князем после меня. И целовали киевляне крест Игорю, что быть ему князем над ними после Всеволода. Но делали они так не с чистым сердцем, рассказывает летопись, потому что не по душе был им Игорь.
Всеволод и от других князей потребовал признать Игоря своим законным наследником. Князья тоже целовали крест, что не будут искать Киева под Игорем. Но многие из них сами были не прочь вступить на «златой» киевский престол, а потому не собирались выполнять обещаний.
Когда Всеволод умер, киевляне послали тайную весть к князю Изяславу Мстиславичу (внуку Владимира Мономаха, что княжил в Переяславле, недалеко от Киева): «Иди, княже, к нам. Тебя хотим!».
Изяслав быстро собрал войско и выступил против Игоря. Его поддержали жители ближних к Киеву городов, а также «чёрные клобуки» и берендеи — бывшие кочевники, которых киевские князья поселили на своих землях.
Когда войско Изяслава подступило к Киеву и расположилось у стен города, киевляне, которых Игорь вывел на битву, повернули свои стяги и перешли на сторону Изяслава. Игорь же с братом своим Святославом остались лишь со своими дружинами. Но не пали духом, а ринулись в битву, надеясь на свою правду. Да куда там! Киевляне, объединившись с Изяславовыми воинами и с союзными «чёрными клобуками» и берендеями, начали сечь дружины их без жалости, так что многие пали в битве.
И бежали князья Ольговичи: Святослав сумел спастись, а Игорь заехал в болото, и увяз конь под ним. А сам Игорь идти уже не мог, потому что сильно разболелись у него ноги. И так на четвёртый день после битвы нашли его в болотах и привели к Изяславу.
Изяслав же повелел заковать его в железа, а затем отправить в Переяславль и заточить в монастыре Святого Иоанна, в порубе. А поруб — это подземная тюрьма: ни дверей, ни оконца малого, так что и света белого нельзя из него увидеть… Сам же Изяслав сел на киевское княжение. И киевляне очень обрадовались тому.
Изнуренный печалью и болезнью, Игорь изъявил желание отказаться от света, когда великий князь готовился идти на его брата. «Давно, и в самом счастии, я хотел посвятить Богу душу мою, — говорил он, — ныне, в темнице и при дверях гроба, могу ли желать иного?».
Изяслав ответствовал ему: «Ты свободен, но выпускаю тебя единственно ради болезни твоей». Его отнесли в келью: он 8 дней лежал как мертвый; но, постриженный святителем Евфимием, совершенно выздоровел, и в киевской обители Св. Феодора принял схиму.
Изяслав собирался выступить против Юрия Долгорукого. Велел собираться войску, чтобы идти на Святослава и Георгия. «Пойдем с радостью и с детьми на Ольговича, — говорили ему киевляне, — но Георгий твой дядя. Государь! Дерзнем ли поднять руку на сына Мономахова?» Ситуация осложнилась тем, что князья черниговские — союзники Изяслава, предложили ему освободить Игоря. «Да возвратит свободу Игорю, и мы будем искренними друзьями!»
Киевляне посчитали это вероломством. И как пишет Карамзин:
сия весть имела в Киеве следствие ужасное. Владимир Мстиславович собрал граждан на вече к Св. Софии. Все были готовы идти войной на Чернигов. Но, к несчастию, сыскался один человек, который народное усердие омрачил мыслию злодейства. «Мы рады идти, — говорил он, — но вспомните, что было некогда при Изяславе Ярославовиче. Пользуясь народным волнением, злые люди освободили Всеслава и возвели на престол: деды наши за то пострадали. Враг князя и народа, Игорь, не в темнице сидит, а живет спокойно в монастыре Св. Феодора: умертвим его, и тогда пойдем наказать черниговских!»
Сия мысль имела действие вдохновения. Тысячи голосов повторили: «Да умрет Игорь!» Напрасно князь Владимир, устрашенный таким намерением, говорил народу: «Брат мой не хочет убийства. Игорь останется за стражею; а мы пойдем к своему государю». Митрополит Лазарь и Владимиров тысячский, Рагуйло запрещали, удерживали, молили: народ не слушал и толпами устремился к монастырю.
Владимир сел на коня, хотел предупредить неистовых, но встретил всех уже в монастырских вратах: схватив Игоря в церкви, в самый час Божественной Литургии, что само по себе было неслыханным кощунством, они вели его с шумом и свирепым воплем. «Брат любезный! Куда ведут меня?» — спросил Игорь. Владимир соскочил с коня и прикрыл Игоря плащом. А затем сказал киевлянам: — Братья мои! Не делайте зла! Не убивайте Игоря! И повёл Игоря на двор матери своей, который находился поблизости. И когда уже подошёл Владимир с Игорем к воротам, начали киевляне убивать Игоря.
И самого Владимира тоже ударили. Киевский боярин по имени Михаил, который приехал сюда вместе с Владимиром, соскочил с коня и бросился на помощь князю. И удалось им с Владимиром затащить Игоря на княгинин двор и запереть ворота за ним. На самого же Михаила набросилась толпа. И стали избивать его, и сорвали с него крест золотой и тяжёлую цепь золотую, и едва не убили до смерти.
Тем временем другие киевляне выломали ворота и ворвались на княгинин двор. Игоря же провели в сени, наверх. Увидели киевляне Игоря на сенях, разломали сени и стащили его с сеней вниз, и начали убивать. А затем привязали его верёвкой за ноги и протащили, ещё живого, с княгинина двора через весь город. И так воспринял блаженный князь мученический венец, и отошёл ко Господу в лето 1147, месяца сентября в 19-й день.
Тело же его положили на телегу, и повезли на торжище, и бросили там на поругание. Присланные от Владимира тысячские в глубокой горести сказали гражданам: «Воля народная исполнилась: Игорь убит! Погребем же тело его». Народ ответствовал: «Убийцы не мы, а Давидовичи и сын Всеволодов. Бог и Святая София защитили нашего князя!»
А когда принесли тело Игоря с торжища и положили в церкви, то в ту же ночь явил Бог знамение над ним: зажглись в церкви сами собою свечи. И наутро игумен монастыря Святого Фёдора облачил тело Игоря в ризы, отпел над ним положенные песнопения и похоронил его в монастыре Святого Симеона. Игумен Феодоровской обители Анания, совершая печальный обряд, воскликнул: «Горе живущим ныне! Горе веку суетному и сердцам жестоким!». В то самое время загремел гром: народ изумился и слезами раскаяния хотел обезоружить гневное Небо.
Великий князь, сведав о сем злодействе, огорчился в душе своей и говорил боярам, проливая слезы: «Теперь назовут меня убийцею Игоря! Бог мне свидетель, что я не имел в том ни малейшего участия, ни делом, ни словом: он рассудит нас в другой жизни. Киевляне поступили неистово». Но, боясь строгостью утратить любовь народную, Изяслав оставил виновных без наказания; возвратился в столицу и ждал рати смоленской.
…Спустя несколько лет брат Игоря князь Святослав Ольгович перенёс мощи брата своего Игоря из Киева в Чернигов и положил их в соборной церкви Святого Спаса Преображения, в ларце, на похвалу себе и всем православным людям. И с той поры русские люди почитают святого угодника своего — благоверного князя-мученика Игоря. Ибо принял он смерть от рук убийц своих без страха, с покорностью Богу, и тем явил великую силу Православной веры, побеждающей всякую неправду и всякое зло.
В хитросплетении низменного и высокого текущей жизни нам бывает сложно отследить причинно-следственные связи, так как текущая страница еще не дописана. Но заглянув в историю, мы ясно видим действие неотвратимого воздаяния за нераскаянный грех, ведь всякая история - воплощенная притча и смысл истории в том, чтобы служить наглядной иллюстрацией того что следует за соблюдение или нарушение духовных, Божественных Законов.
Николай Карамзин вплотную подошел к провиденциальности русской истории: рассказ о сельце боярина Кучки идет сразу же за рассказом о событиях в Киеве.
Упоминается никому не известное селение МОСКВА, где Георгий (Юрий Долгорукий, сын Владимира Мономаха), неприятель Ростислава Рязанского, осыпал ласками и дарами его племянника Владимира, как друга и товарища Святославова. Но Карамзин не усмотрел метафизической связи между двумя событиями. Дополним описание, сделанное историком. Прежде всего, это места Ипатьевского списка «Повести временных лет».
Но составитель летописного текста уделяет много внимания истории убийства князя Игоря киевлянами, интуитивно осознавая что это событие -- реперная точка общерусской истории.
Ему посвящен почти весь 1147 год. Обстановка в Киеве на рубеже 1146 и 1147 годов становилась хаотичной. Противоречия и хаос усугубила ненависть горожан к тиунам. Тиуны (древнескандинавское «слуги») — управители великокняжеским двором, наместники князя. При слабых князьях практически были всевластны (как олигархи). Игорь за 12 дней не сумел усмирить тиунов. Возможно, этим и воспользовались враги Игоря.
Тиуны же сыграли в эти дни едва ли не самую зловещую роль. «Кияне, — сообщает летопись, — складывали вину на тиуна (главным образом на Ратшу)... Ратша, ты погубил Киев» (л.119, с. 321). Древние летописцы не просто перечисляли факты, а выявляли смысл происходящего: «...пронырливый Диавол не хотя добра меж братьями, хотя приложить зло к зло...» (л. 121 об, с. 326). Также упоминается знамение, предварившее трагические события. «Когда великий князь Всеволод придоша в Киев и тогда зависла звезда превелика на западе испускающая лучи» (л.117 об, с. 317). «...мститель есть Бог и взыщет крови неповинного» (л. 129 об, с. 353).
Тем более летопись это выделяет. Игорь ко времени гибели уже пострижен, «а он уже чернец и схимник» (л. 127, с. 346).
Злой рок завис над Киевом в 1147 году. Ни в одном междоусобном столкновении толпа не выступала так дерзко. Еще никогда опального КНЯЗЯ СТАВШЕГО МОНАХОМ, слугой Божиим, не убивали так мучительно и свирепо, не издевались над его уже бездыханным телом. В данном случае ненависть толпы была использована заговорщиками против легитимного князя, то есть Богоустановленного.
С 1147 года чаша гнева Божьего переполнилась, и с тех пор благодать переместилась из Киева на новое неоскверненное место, получившее название Москва. Здесь продолжилось развитие Руси, сюда перекочевала шапка Мономаха.
Не напоминает ли это пренебрежение своим легитимным князем во имя сиюминутных выгод со стороны киевлян, и пресловутой ложно понятой свободы библейский сюжет, когда Исав пренебрег первородством и продал его своему брату Иакову за чечевичную похлебку со словами: «Что мне в этом первородстве?» С этого момента, на фоне продолжительных и кровавых междоусобиц, когда тиуны погубили Киев, а кровь невинно убитого Игоря карой легла на Киев, чаша гнева Божьего переполняется. Киев хоть остается в сознании как «мать городов русских», но его политическое значение уменьшается.
Навлекший на себя проклятие, Киев — яблоко раздора в среде многочисленных Рюриковичей. Его рушат татаро-монголы. Несколько столетий он являет мерзость запустения, переходит к Литве, затем к Польше. И только в 1668 году вновь возвращается в Россию.
Вот и нынешняя "независимость" Киева выглядит очередным наказанием, ведь свобода, не имеющая в своей основе ответственности, — одна из форм безумия. Любопытное «совпадение»: в 1147 году в летописях всплывает сельцо боярина Кучки. Позже оно становится известно как Москва, и становится собирателем и защитником русских земель, возвышается до носителя и хранителя вселенского Православия — «Третьего Рима». Освобождается от влияния Орды. Помогает Слобожанщине, гостеприимно открывает двери переселенцам с правого берега Днепра. Становится столицей Московии, России, СССР, Российской Федерации. Центром притяжения стран и всего бывшего СССР.
Впервые в событиях 1147 года в русской истории появляется имя Святого Феодора Стратилата, это название монастыря из которого беснующаяся толпа выволокла князя Игоря. Впоследствии оно не случайно станет знаковым в идее Русской государственности, став на ее защиту. Феодоровской иконой Божией Матери в Ипатьевском монастыре был благославлен на царство, после великой смуты и соборного всенародного покаяния Михаил Федорович Романов. В акафисте этой иконе сказано: «Царей на царство воздвигающая».
Владимир Владимирович Путин пришел к власти 26 марта 2000 года, в день той же Феодоровской иконы Божией Матери. Ведь нет власти не от Бога в том смысле, что институт власти как таковой Богом установлен и источник власти — Господь.
Но когда мы идее государственности (которая в свою очередь должна стоять на страже заповедей и законов) противопоставляем свои суетные страсти, возводя самозванцев в президенты, то как говорится и маемо шо маемо.
Ведь все хотеть — все потерять.
Сергей Моисеев, Семен Авербух 2002 г (харьковская газета "Тайны века")
P.S Мы долго не могли зарегистрировать газету под названием «Русь Триединая», Минюст отвечал формальными придирками. Но когда мы все-таки получили свидетельство о регистрации, то с изумлением обнаружили, что выдано оно 2 октября 2007 года, то есть в день Святого Благоверного великого князя Игоря Черниговского и Киевского. Что это значит мы догадываемся, но до конца не знаем. Но знаем также, что случайностей не бывает.
Тропарь благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому, глас 4
Наста́ днесь всечестна́я па́мять страстоте́рпца благове́рнаго кня́зя И́горя,/ созыва́ющая лю́ди в пречестны́й храм Спа́сов,/ иде́же ра́достно соше́дшеся благочести́вых мно́жество/ моли́твенно пра́зднуют святу́ю па́мять твою́,/ и с ве́рою взыва́ют ти:/ моли́ся, свя́те, стране́ Росси́йстей, гра́ду Черни́гову и всем правосла́вным христиа́ном// в ми́ре и благоде́нствии спасти́ся.
Перевод: Сегодня наступил день почитаемой всеми памяти страстотерпца благоверного князя Игоря, собирающий людей в почтенный храм Спасителя, где множество благочестивых, собравшись с радостью, молитвенно празднуют святую память твою, и с верой взывают к тебе: «Молись, святой, чтобы стране Российской, городу Чернигову и всем христианам в мире и благоденствии спастись».
Ин тропарь благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому, глас 4
Просвети́вся Боже́ственным креще́нием,/ Ду́ха Свята́го светлостьми́ озаря́ем,/ Ева́нгелие Христо́во в се́рдце твое́ восприя́л еси́/ де́лом сло́во Сы́на Бо́жия исполня́я, благове́рный кня́же И́горе,/ моли́ Всеблага́го Спаси́теля на́шего дарова́ти нам мир, и ми́лость,// и спасе́ние душ на́ших, чту́щих честну́ю па́мять твою́.
Перевод: Просветившись Божественным крещением, озаряем светом Святого Духа, Евангелие Христово ты принял в свое сердце, делом исполняя слово Сына Божия, благоверный князь Игорь, моли Всеблагого Спасителя нашего даровать нам мир и милость, и спасение душ наших, почитающих дорогую память твою.
Кондак благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому, глас 6
Измени́л еси́ земна́го княже́ния сла́ву/ во и́ночества о́браз смире́нный/ и страда́льчески земно́е житие́ сконча́в,/ ны́не на Небесе́х ра́дуешися,/ усе́рдне моля́ся// о чту́щих тя, И́горе, страда́льцев похвало́.
Перевод: Ты поменял славу земного княжения на смиренный монашеский образ и, мученически окончив земную жизнь, сейчас на Небесах радуешься, усердно молясь о почитающих тебя, Игорь, мучеников честь.
Ин кондак благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому, глас 6
Кня́жескую диаде́му обагри́л еси́ кро́вию твое́ю,/ Богому́дре страстоте́рпче И́горе,/ за ски́птр крест в ру́ку прии́м, яви́лся еси́ победоно́сец/ и же́ртву непоро́чну Влады́це прине́сл еси́ себе́./ Я́ко бо а́гнец незло́бив от раб убие́н был еси́,/ и ны́не ра́дуяся предстои́ши Святе́й Тро́ице,// моли́ся спасти́ся душа́м на́шим.
Перевод: Княжескую мантию ты обагрил своей кровью, Богомудрый страстотерпец Игорь, крест взяв в руку вместо скипетра, ты стал победителем и принес себя как непорочную жертву Владыке. Как беззлобный агнец был убит рабами, и сейчас, радуясь, предстоишь Святой Троице, молись о спасении душ наших.
Молитва благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому
О, святы́й уго́дниче Бо́жий, страстоте́рпче благове́рный, кня́же И́горе! Ты из мла́да Бо́га возлюби́л еси́, мудрова́ния плотска́я, че́сть и сла́ву кня́жескую ни во что же вмени́л еси́ и мона́шескаго о́браза, еще́ ю́ный ле́ты, дости́гл еси́, к Бо́гу еди́ному все́ю душе́ю твое́ю прилепи́лся еси́, и благо́е и́го Христо́во на ся взем, путе́м спаси́тельным неукло́нно ше́ствовал еси́ да́же до сме́рти му́ченическия. Сего́ ра́ди венча́ тя Госпо́дь, блаже́нне И́горе, венце́м сла́вы и прия́т в Своя́ Небе́сныя селе́ния, иде́же ты ны́не, неизрече́нныя сла́вы и ра́дости наслажда́ющеся в невече́рнем дни Ца́рствия Христо́ва, с ли́ки святы́х страстоте́рпцев и всех святы́х Бо́га о нас умоля́еши. Мо́лимся тебе́, свя́тче Бо́жий, припа́дая к честно́му о́бразу твоему́: моли́ся о нас гре́шных и непотре́бных, испроси́ моли́твами твои́ми ми́ра держа́ве на́шей, гра́ду сему́ (и свято́му хра́му сему́) благода́ти и ми́лости. Це́рковь святу́ю огради́ моли́твами твои́ми от ересе́й и раско́лов, па́стырем ея́ испроси́ ре́вность и благоче́стие, всем же нам любо́вь нелицеме́рную и терпе́ние да́руй, грехо́в на́ших проще́ние, боле́зней и вся́ких неду́гов исцеле́ние. Покры́й и сохрани́ всех нас от вся́ких бед, скорбе́й и напа́стей, да, благодаря́ще, просла́вим Святу́ю Живонача́льную Тро́ицу, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Величание благоверному князю Игорю (в Крещении Георгию, в иночестве Гавриилу) Черниговскому и Киевскому
Велича́ем тя, страстоте́рпче святы́й благове́рный вели́кий кня́же Иго́ре, и чтим святу́ю па́мять твою́, ты бо мо́лиши за нас Христа́ Бо́га на́шего.