— Джеки, ты окажешь мне огромную услугу, если перестанешь рассказывать свои байки в рабочее время, рассказывай их после работы.
Дни напролёт я вертелся, как белка в колесе, и, вернувшись домой, моментально вырубался, едва моя голова касалась подушки. Папа не мог нарадоваться моему трудолюбию, зато мама сумела разглядеть за всем этим мою подавленность. Такая жизнь продолжалась до тех пор, пока из Гонконга не пришла нежданная телеграмма.
Меня очень хотели видеть на съёмках фильма Ло Вэя «Новый кулак ярости». Такая возможность была для меня огромной удачей. Мама искренне поддержала меня, зная, что это то, чем я действительно хочу заниматься. Папа же поставил мне условие: если в течение двух лет я не начну делать успешную карьеру в кино, я вернусь в Австралию насовсем.
Перед моим отъездом господин Ду, мой шеф, подарил мне кожаную сумку, в которую положил 10 фунтов, пожелав, чтобы в будущем я смог положить в эту сумку гораздо более внушительную сумму. Когда я уехал в Австралию, мама, как и раньше, поставила мою фотографию в изголовье моей кровати, каждый день гладила её и целовала.
К счастью, на этот раз я не разочаровал своих родителей.
В очередной раз вернувшись в Гонконг, я подписал контракт с фирмой Ло Вэя, а Вилли Чан стал моим менеджером. Они намеревались сделать из меня звезду кунг-фу нового поколения, и первым вопросом, который нужно было решить на пути к славе, стало моё имя.
В детстве родители называли меня А-Пао, Пао-Пао, «Шаньдун Пао».
Уменьшительное имя папы было «старина Шаньдун», и меня иногда называли «малыш Шаньдун». Моё полное имя — Чэнь Ганшэн (по-кантонски Чан Конг-Сан). Школьное имя в годы учёбы в школе китайской оперы — Юэнь Лоу. Когда школу покинул наш старший брат, он стал зваться Хун Цзиньбао (Саммо Хунг), а я взял себе его школьное имя Юэнь Лун, и в начале своей карьеры, когда я был постановщиком боёв и впервые начал сниматься в главной роли, я звался Чан Юэнь-Лун. Теперь, вернувшись в Гонконг, я должен был начать жизнь с чистого листа, и мой начальник решил, что имя Чан Юэнь-Лун мне больше не подходит и необходимо новое имя.
Режиссёр Ло Вэй обратился за помощью к знаменитой в то время писательнице Пань Людай, и она придумала для меня несколько имён. Я обращался к ней «сестрица Пань». Её сын Кам Чанг — тоже актёр, мы с ним не раз пересекались на съёмках. И вот я пришёл к ней домой выбирать имя. Она расклеила на стене бумажки с множеством имён, в большинстве из которых содержался иероглиф «дракон», и спросила, какое мне больше нравится.
— Твоё прежнее имя Юэнь Лун не очень счастливое. Иероглиф «юэнь» созвучен со словом «круглый», а «закругляться» — значит «заканчиваться». «Маленький дракон» умер, а имя «большой дракон» неблагозвучно. Ну что ж, теперь выбирай.
Моим первым выбором было имя Вэнь Лун, звучит очень утончённо, так и веет культурой. Но она ответила, что иероглиф «вэнь» слишком мелкий.
— Ну тогда Цзы Лун, — ответил я. Так звали великого и воинственного генерала Чжао Цзылуна из романа «Троецарствие».
Но имя Цзы Лун ей тоже показалось слишком мелким:
— Почему ты всё время выбираешь такие скромные имена? Почему бы не выбрать какое-нибудь более значительное имя?
«Да где уж мне», — подумал я про себя. По правде говоря, мне давно приглянулось имя Чэн Лун, но я стеснялся сказать.
— Ну пусть будет Юнь Лун.
— Тоже плохо, — возразила она. — Так ты никогда не выбьешься на вершину, вечно будешь блуждать среди облаков: покажется голова — не видно хвоста, покажется хвост — исчезнет голова.
— Но мне кажется, имя Юнь Лун здорово звучит.
— Вот что, давай-ка я сама выберу. Пусть будет Чэн Лун.
— Ай, нет, что вы, это слишком громкое имя!
— Остальные тебе не подходят, тебя будут звать Чэн Лун!
Я попытался ещё что-то возразить, но в конце концов сдался. По правде говоря, имя для меня в то время не имело значения, гораздо важнее был заработок.