Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Прежде, чем завершить наш небольшой цикл об Александре Михайловиче Горчакове, позволю себе вспомнить небольшой эпизод из жизни другого "Рюриковича" - Петра Андреевича Вяземского. Оказавшись не у дел после собственной отставки, вызванной разочарованием от фактического свёртывания Императором Александром либеральной программы преобразований, он, желая вернуться на службу новому Государю, написал Николаю некоторый документ, названный им "Моя исповедь" ("Записка о князе Вяземском, им самим составленная"), в котором - помимо желания восстановить своё доброе имя как патриота и человека, лояльного Престолу и идее монархии, - по сути предлагал свои услуги в качестве советника, наделённого не только опытом и личной преданностью, но и как представителя древнейшей (много родовитее Романовых) аристократической фамилии. План Вяземского провалился, вероятнее всего, Николай, особенно остро испытывавший недоверие к князю до начала тридцатых, был даже оскорблён намёком на некое родовое превосходство Петра Андреевича, оставив "Записку" без движения, а самого Петра Андреевича - томиться в ожидании царской милости.
Горчакову повезло больше! Более того, уже к концу правления Николая он вдруг почувствовал на себе "потепление" со стороны Императора, занимая ключевые посты во Франкфурте и Вене и близко сойдясь с тогдашним прусским представителем Отто фон Бисмарком (чрезвычайно полезное в будущем знакомство!)
С воцарением Александра Горчаков - волею судеб, а, вернее всего, сугубо по заслугам, знаниям и опыту, занял при монархе именно тот пост, который втайне желал бы занять в своё время Вяземский. Александр же - в лице князя Александра Михайловича - обрёл не только персону, после одиозного Нессельроде устроившую разом всех, но и функционера осторожного, рассудительного, мудрого, не склонного к авантюрам и способного воспринимать картину В ЦЕЛОМ. Вот горчаковская фраза, удивительно актуально звучащая и сегодня - словно напутствие политикам современным: «В какой области ни возьмись мы строить предположения, будь то Европа или Восток, мы приходим к одному выводу — для своей безопасности, равно и ради своего могущества на внешней арене, и в интересах народов, заботу о которых возложило на нас Провидение, а также в интересах мира и общего равновесия, наипервейший долг России есть завершение внутренних преобразований, от чего зависит будущее России и всех славянских народов. Сие есть основа основ нашей политики»
Балканская кампания 1877-1878 годов, в ходе которой Россия потеряла 250 тысяч человек, случилась вопреки политики канцлера, и исход её был закономерен: Россию по итогам Берлинского конгресса по-прежнему не хотели видеть ни как победителя, и - уж тем более - ни как государство, имеющее влияние на Балканы и Босфор. Это было более чем ожидаемо, но все "шишки" разом повалились на голову одного лишь 82-летнего Горчакова, который едва ли не единственный изначально не поддерживал панславянского шапкозакидательства и реваншизма, хорошо помня усилия, затраченные им на мучительный и долгий выход из "посткрымского" тупика. Его эпоха завершилась, он как-то сразу сделался никому не нужен...
Светлейший князь Горчаков скончался в Баден-Бадене в 1883 году, ему было 84 года. По странному стечению обстоятельств четырьмя годами ранее там же скончался другой Рюрикович, чья судьба так же неразрывно оказалась связана с именем Пушкина - и в какой-то мере - с самим Горчаковым... князь Вяземский.
Прощаясь с Александром Михайловичем, я искренне хотел бы надеяться, что для кого-то он стал немного ближе и понятнее, ещё же лучше, если тот шлейф обвинений, что тянется за Горчаковым из неверных или ошибочных интерпретаций и прямых его оговоров, вдруг отпадёт и вы внезапно ощутите физически через полтора столетия тепло, обаяние и красоту этого "счастливца с самых первых дней", каким он на самом деле никогда и не был, последнего первого лицеиста... И в финале - давайте приведём ещё одну выдержку из романа А.Александрова "Пушкин. Частная жизнь".
"... Князь Горчаков начал строить себе мундир загодя. Он знал, что вскоре после окончания Лицея им представляться министру. Он затеял по этому поводу деятельную переписку с дядюшкой Пещуровым и тетушкой. Дядюшка подарил и прислал ему шпагу. Он советовался с Егором Антоновичем, с мадам Смит, с товарищами, из которых барон Корф понимал его озабоченность больше всех.
Однажды к нему в нумер ворвался Пушкин и крикнул: — Смотри, Жуковский прислал мне своего «Певца в Кремле»! Читай: «Поэту товарищу Александру Сергеевичу Пушкину от сочинителя»!
Горчаков заглянул в книгу.
— Да-да, очень хорошо, — пробормотал он, но будущее представление занимало его больше, и князь перебил Пушкина вопросом: — Ты шьешь фрак? Кроме мундира, в котором мы будем представляться в Коллегии, нужен и фрак.
— Это еще так далеко. Вот батюшка получит из деревни деньги.
— Но нам же выдали по семисот рублей на обмундирование. Куда ты их дел?
— Как-то разошлись.
— Разошлись? Казенные деньги? — удивился князь Горчаков.
— Нет, разумеется, что-то шьют, — успокоил его Пушкин.
Но этих денег может не хватить! — предупредил Горчаков. — Впрочем, я уже все подсчитал, смотри: я купил 4 аршина пике по 10 рублей аршин и 2 с половиной аршина черного и белого казимира, белый — по одиннадцать рублей, черный — по 10 рублей 50 копеек. А взял я его у Егора Антоновича, у него дешевле, чем в городе. Теперь отошлю Штинеру: из пике он сделает пять жилеток, а из казимира одну пару белых штанов для мундира и одну пару черных штанов. Еще надо купить сукна для шинели, опять же Егор Антонович обещал купить дешевле. Нам должно быть экономными. Мадам Смит посоветовала взять у Рено пряжки башмачные и шлифные… — Он увидел, что Пушкин смотрит на него как-то чересчур насмешливо, и добавил: — А воротник мундирный вышить! Забыл! — воскликнул он и полез в шкафчик. — Видишь, дядюшка прислал мне шпагу. Хоть ее покупать не надо.
Пушкин повертел в руках шпагу, отдал.
— Я пошел, — сказал он.
— Я еще не все тебе рассказал…
— Про мадам Смит? — съязвил Пушкин.
— Мадам Смит — мой друг, она заботится обо мне, — смутился все же князь Горчаков.
— Можешь не оправдываться, — отмахнулся Пушкин...
— ...Пойми, Александр, — сказал князь Горчаков Пушкину, — мадам Смит принимает во мне участие, я так ей благодарен.
— Я думаю, что и она тоже, — усмехнулся Пушкин.
Он все понял, но совсем не обиделся на друга. Горчаков увидел это и спешно перевел разговор на будущую службу в Министерстве иностранных дел, однако Пушкин, как видно, серьезно служить не собирался, а потому раскланялся..."
.. Мой милый друг, мы входим в новый свет;
Но там удел назначен нам не равный,
И розно наш оставим в жизни след.
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
******************** PRELUDE
******************** ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
******************** ЧАСТЬ ВТОРАЯ
******************** ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
******************** ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ