придавая большую серьезность какой-то провинности. Наверное, увидел по
недоуменному лицу молодого преподавателя, что тот не понимает — в чем
его обвиняют, — продолжил:
— Ваши амурные дела не должны идти в ущерб репутации нашего
факультета. Вот прочтите и что вы на это скажете?
С этими словами профессор придвинул к краю стола какой-то листок,
показал пальцем на него. Павел подошел, взял в руки и прочел:
— «…убедительно просим принять должные меры к вашему
сотруднику Коноплеву Павлу Николаевичу, допустившему по отношению к
нашим дочерям действия, несовместимые с этикой профессорско-
преподавательского состава.
Он соблазнил девочек, а потом надругался, нанеся им физические и
нравственные страдания — они отказываются идти на занятия из-за
серьезно пострадавшего внешнего вида, их просто избили.
Мы не стали обращаться в правоохранительные органы, посчитали,
что так может пострадать репутация достославного университета и вашего
факультета. Надеемся, что вы сами разберетесь со своим сотрудником и не
оставите безнаказанным его преступление. С уважением …»
Павел вспомнил этих девушек, они не отставали от него ни на шаг до
последнего времени, а потом вдруг пропали. Теперь стало понятно, с чего
это письмо — наверное, рассказали родителям, что он их домогался, — но
вот с избиением оставалась неясность, ведь пальцем к ним не прикоснулся.
А потом вдруг пришла догадка — Валя, похоже, именно она приложила
свою тяжелую руку в буквально смысле! Как-то в разговоре утром она
обмолвилась: — Смотрю, тебя будто медом намазали — вот те девочки, что
стоят под окном, так и липнут к тебе!
Тогда не придал серьезного значения этим словам рассерженной
подруги, лишь сказал ей:
— Постоят и уйдут, мне, кроме тебя, никто не нужен. После этих слов
и подтверждающего их поцелуя Валя вроде оттаяла и больше не заводила
речь о юных воздыхательницах. А теперь стало ясно, как она разобралась с
ними, но вот из-за этого заявления у него самого возникла проблема и надо
как-то с ней решать, впрочем, как и по отношениям с ревнивой
любовницей.