Серость. Этот до тошноты надоевший город, захламленный людьми, недостойными жизни. Все куда-то спешат, суетятся, и я все реже встречаю улыбки на улицах…
Шаг, другой…
А ведь я, наверное, один из этих бессмысленно существующих людей…
Мне 38, я работаю в городской поликлинике в онкологическом отделении в ночную смену. День – через два. И от души ненавижу свою работу.
Каждую ночь, которую я провожу в больнице, я чую запах смерти, какой-то безысходности и страха. Отделение наполняется душераздирающими криками, стонами и зверскими рыданиями. Это давит на меня с невообразимой силой, и каждый раз наводит мысль о том, что все эти люди хотят жить, но рак, как глубоководный монстр тянет вниз своими холодными скользкими щупальцами на глубину, к смерти и пустоте…
Мне хочется помочь, но я знаю, что ничего не могу сделать. И это бессилие ложится еще более тяжким грузом на душу. Постепенно меня начали раздражать больные, их горе и близкая смерть. Мне так хочется сбежать отсюда, забыть, стереть из памяти, и радоваться собственной жизни, но нет.
Я так долго здесь работаю, что мне начало казаться, что я сам смертельно болен, и какой-то инстинктивный вопль отчаянья рвется наружу из моей груди…
Палата за палатой, я обхожу людей, меняю капельницы и поправляю одеяла и подушки.
Это привычно, но все же в рабочие ночи я завидую глухим людям…
А одну палату я ненавижу больше всего. В ней лежит престарелый мужчина. От него отчетливей всех веет смертью и резким тошнотворным запахом разложения. Он, пожалуй, единственный пациент, который не кричит и не плачет по ночам, а только задумчиво, с ностальгической улыбкой смотрит в окно.
Он лежит в нашем отделении около месяца, но я ни разу не видел его спящим. Мне даже начало казаться, что он вообще никогда не спит. Вид у этого человека был очень болезненный, со скул свисала дряблая кожа, а ноги были не толще моего запястья. И при тусклом свете уличных фонарей могло показаться, что в постели сидит живой мертвец.
Несмотря на то, что в моем сознании очень четко отпечатался этот человек, непрерывно смотрящий на ночную улицу, я каждый раз пугаюсь, заходя в его палату, и выхожу из нее почти бегом, захлопываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и чувствую, как пульс бьет по глотке…
Однажды, прежде чем зайти в его палату, я сжал в кулак все клочки своей храбрости, и пинком открыл дверь. Старик неизменно сидел, глядя в окно, будто смотрел там какое-то очень занимательное кино…