Найти тему
Полина Горшкова

Не лучшее время, чтобы начинать – в голом виде, да и вообще!

– С тобой творится что-то неладное, – выпалила я. – О чем это ты? – Улыбка погасла. – Ты… у тебя по ночам бывают кошмары или что-то еще. Ты кричишь и нападаешь на меня. Она задохнулась и резко села на пол, словно у нее подкосились ноги. Глядя, как рыдания сотрясают ее тело, я окаменела. Я не знала, что и думать. Все это смахивало на сильнейшую истерику. Если только она не знала, что происходит. Я присела рядом: – Эвер. Она продолжала плакать, раскачиваясь на коленях взад и вперед и пряча лицо в ладонях. От этих звуков мне вдруг стало не по себе, сильно сдавило грудь. Чувство не из приятных. – Эвер, – повторила я, – ты знаешь, что с тобой? Она судорожно глотнула воздуха, отняв от лица руки. – Это… – Она снова разразилась рыданиями и припала ко мне. Я едва не оттолкнула ее. Никто не приваливался ко мне, ища опоры, – может быть, вообще никогда (не считая тех раз, когда мама опиралась на меня, потому что была под кайфом и не могла идти). Не лучшее время, чтобы начинать – в голом виде, да и вообще! Но я подавила желание отстраниться. Вместо этого я неуклюже похлопала ее по спине. Она уткнулась мне в плечо, заливаясь слезами совсем как человек. – Это… они, – выдавила она. – Они что-то делают с нами. – С кем? – спросила я. – С унтер-шестидесятыми. – Она прерывисто вздохнула и выпрямилась; глаза ее были красны от слез. – Они начали делать нам уколы, от которых мы становимся… Ей было незачем продолжать. Я уже знала, какими они становились. – Я думала, что меня обойдут, ведь мой номер совсем близко к шестидесяти. Наверное, они сделали укол, когда я спала, а ты была на задании. – Эвер шмыгнула носом. – Зачем им это нужно? Она утерла слезы и пожала плечами: – Мы не знаем. Это началось несколько недель назад. Кто-то сказал, что стал сильнее, но все остальные после этих уколов сделались странными и агрессивными. Это было мягко сказано. – Минди на прошлой неделе вообще крышу снесло, – продолжила Эвер. – Но она сказала, что ей сделали еще один укол и все вошло в норму. Все считают, что над нами ставят какие-то опыты. Все? Кто это – все? Я ничего об этом не слышала. – Мы не говорим об этом с обер-шестидесятыми, – сказала она тихо, заметив мое недоумение. – Нам запрещено. Соседям тоже нельзя ничего рассказывать. – Она склонила голову набок. – Тебе тоже не велели говорить? – Да. Это вызвало новую волну слез, хотя я не вполне поняла, с какой стати. Мне почудилось, что она выдавила «спасибо», но разобрать было трудно. Я хотела встать, но Эвер вцепилась мне в руку: – Что я натворила? Я тебя ранила? – Нет. Ты долго кричала. Напала на меня. Сегодня ночью я несколько раз ломала тебе ноги. Прости, что пришлось это сделать. Она уставилась на свои ноги. – Ох."