Цыган многие не любят и опасаются. За то, что они обладают древними знаниями, связанными с гаданиями, с колдовством и гипнозом. За то, что не сидят на одном месте, а вечно странствуют. За то, что не гнушаются воровством и продажей краденого. За всё то, что не понимают и осуждают. Много странного и чужеродного есть и в традиционном укладе этого народа. Но есть у них и такие обычаи, которые достойны подражания. Это культ семьи, материнства и детей. Ни одна цыганка никогда не бросит своего ребёнка. Более того, цыгане с охотой принимают в свои семьи других детей, не обязательно цыганской наружности.
Не родись красивой: начало истории
Сама не знаю почему, но я расчувствовалась и рассказала всё о себе этой старой цыганке, которая позвала нас в гости. Звали её Лала. И она почему-то нашла дорогу к моему сердцу.
Мы сидели у пламенеющего в ночи костра. Неподалеку от её дома на специальном месте для кострища, где обычно собирался весь табор. Но сегодня там были только двое. Я и старая Лала. В окружении тёмной и безлунной ночи. Лишь свет от костра выделял морщинистое и загрубевшее лицо старой цыганки и её трубку с сизым облачком, которые будто парили сами по себе среди густой темноты. Я говорила и говорила. А она слушала, посасывая свою трубку…
Иван и Кирюшка уже крепко спали в доме. Лишь мы со старой цыганкой Лалой не чувствовали времени. Меня, как прорвало. Я не могла остановиться. Не смотря на то, что глаза уже сами собой закрывались. Я сильно устала за то время, что мы кочевали и попрошайничали. Я мечтала о хорошей еде и покое. Наконец-то поесть чего-то сытного и горячего, выспаться и отдохнуть. Но сейчас, когда нас всех накормили, как дорогих гостей, мне захотелось выговориться, выплеснуть накопившуюся боль хоть кому-то, кто готов был меня слушать…
А может, так природа подействовала на меня. Захватила своей древней и вечной красотой. Я смотрела на пламя костра и искры, взмывающие ввысь в бездонное беззвёздное небо. На тени вокруг меня. Я слушала потрескивание сухих веток в костре и умиротворяющий стрекот кузнечиков. И чувствовала себя песчинкой в огромном и бесприютном мире. Хотелось согреться. Я подсела поближе к костру, обняв себя за плечи.
Цыганка пошевелила палкой, подбросив в костер новые поленья. Пошел жар. Лицу и рукам стало теплее. Но со спины надвигался ночной мрак и холод. Резко и неожиданно закричала какая-то ночная птица. Я вздрогнула. И холодок побежал вдруг по телу. Стало тоскливо и жутко. Одиноко и бесприютно. И захотелось, прислониться сейчас к этой старухе, как малое дитя к матери. И пожаловаться. И поплакать. И рассказать всё о своей сиротской жизни.
Растворившись в этих ночных запахах и звуках, незаметно для себя, рассказала я этой седой цыганке про все свои мытарства. И про жизнь с родителями, и про детский дом, и про то, как мы сбежали от опекунов. Словно заколдовала она меня. Я, как на детекторе лжи, вывалила всю свою подноготную. И стало легче. Будто тяжелое и мешающее мне, прошлое, вдруг выплыло, выскочило наружу и исчезло, перемешавшись со слезами и с дымом от костра, чтобы больше не лежать камнем на сердце и не мучить меня в настоящем.
А под конец беседы, когда от костра осталось лишь пепелище с несколькими горящими в темноте угольками, цыганка Лала сказала: - Оставайся с нами. И братьям своим названным так скажи. Уже поздно. Ложись спать. Пойдем, покажу куда. А завтра я познакомлю тебя с сыном и невесткой. Она русская, тоже сирота, мы ее приютили, так и осталась с нами. Дочка у нее умерла. Моя внучка. В родах. Не смогли спасти. Возраст, как у тебя.
Я удивилась, услышав про роды в столь малом возрасте. Я тогда ещё не знала, что у цыган ранние браки и замуж девочку обычно отдают лет с двенадцати. Но могут отдать и в десять. Как впрочем, и мальчика. И никто не спрашивает их согласия… Я потом видела такие свадьбы, когда под венец шли совсем дети… Но для цыган это было нормально.
Утром нас опять сытно накормили. А еще пришла Надя, русая и голубоглазая женщина, чем-то похожая на повариху из моего детдомовского детства. Все ее звали на цыганский манер - Надья. Они о чём-то шушукались со старой цыганкой и посматривали на меня.
А затем появился и главный человек в таборе. Цыганский барон. Это так цыгане называют своих уважаемых людей. Вернее на их языке, как я потом узнала, слово это звучит как «ром баро». Важный цыган. Старший, главный, уважаемый.
Это русские переделали их слова на свой лад. А цыганам не жалко. Барон, так барон… Так постепенно и сами стали называть баронами самых уважаемых или богатых ромалов в своих общинах.
Вот пусть и в моем рассказе он будет бароном. Хотя звали его Стево, что означает по- цыгански – «коронованный». И это значение очень даже ему подходило. Вид у него было важный и колоритный. Пожилой с седыми кудрями, в красной просторной рубахе и весь в золоте. На шее массивная цепочка, в ухе серьга, на обеих руках - толстые золотые кольца. На одной печатке выгравирована голова лошади, на другой - подкова. Я смотрела на этого яркого цыгана, и мне казалось, что я попала в кино. На столько всё казалось нереальным и происходящим не со мной. Вскоре подтянулись и другие цыгане, в том числе старейшины. Барон, посоветовавшись с ними, предложил нам остаться жить у них в таборе.
Табор этот уже давно не кочевал. Жили всей цыганской общиной в старой и заброшенной русской деревне, в которой осталось лишь несколько одиноких стариков. Из тех, кому некуда идти и не к кому голову в старости преклонить. Так и доживали свой век. Цыгане помогали им. И в целом хорошо относились. С почтением. Говорили, что обидеть старого человека всё равно, что ребенка. Страшный это грех.
Когда нам предложили остаться, мы переглянулись с Иваном и Кирюшкой. Иван попросил время, чтобы подумать. Мы отошли в сторонку, стали рассуждать. И я, и Кирюшка были за то, чтобы остаться, а Ванька был против. Он боялся, что мы опять попадем в какую-нибудь кабалу. Но я уговорила его остаться. На время. Чтобы пересидеть холода. Ведь уже был август, по вечерам и утрам на траве выступала холодная роса, а то и иней. У нас не было ни жилья, ни теплой одежды. И рано или поздно нам пришлось бы сдаться милиции и вернуться в детский дом. Да и кому мы были нужны на этом свете? Лишь цыгане могли взять сразу трёх чужих подростков, без документов и денег…
Наконец, Ванька буркнул, что останется только из-за меня и до следующего лета.
Так цыгане взяли нас в свою общину. И хорошо относились к нам. Жить мы стали в доме Нади и Богдана, которые потеряли свою единственную дочку Божену и больше не могли родить. Кирюшка был обласкан Надей и ее свекровью, первое время он и засыпал только в обнимку с мамой Надей. У мальчишки нормального детства никогда не было. А тут его все любят и даже безмерно балуют. У цыган ребенок на первом месте и ему многое разрешается. Любой гость в доме должен обязательно принести гостинец для детей, а если ребенок гостит в чужом доме и ему там что-то понравится, хозяин должен подарить ему эту вещь. Вот такой культ детей. И если бы такой же культ был бы и у нас, то не было бы в нашей стране ни детских домов, ни домов ребенка.
Надя и меня стала называть дочкой. А я её - мамой Надей. Она так захотела, и я пошла ей навстречу. Она плакала, рассказывая про свою покойную дочку, и говорила, что я очень похожа на неё. И что она рада, что Бог услышал её. Привел в их семью сразу трех детей. Она стала звать меня Мирэлой. Есть у цыган такое красивое имя, что означает «восхищающая». Хоть и имя Люба у них также распространено.
Даже Иван оттаял в этой семье. Его стали звать Штефан. Что означает «корона». И недаром говорят, что «как корабль назовешь, так и поплывет». Ванька быстро нацепил на себя это имя, как корону. Отстранился и возгордился. Он легко подружился с местными парнями и цыганами постарше и вскоре у них появились какие-то общие дела. Они часто уезжали на машинах, и я не видела его по нескольку дней. А маленького Кирюшку переименовали в Янко. По-цыгански это «милость Бога». Цыгане нам сказали, что лучше сразу привыкнуть к новым именам и называться только ими. Ведь нас могут искать. Так у каждого из нас троих стало по два имени. Как, впрочем, и у всех цыган. У некоторых из них к именам еще добавлялось прозвище.
И началась новая жизнь. У моих названных братьев она была свободной.
Я же стала жить, как все молодые цыганки. В строгости и в послушании. Дело в том, что нравы и традиции цыган отличаются от нашей жизни и очень сильно.
Женщина у цыган, также как и в мусульманских семьях, всегда должна слушаться мужчину. Сначала отца, затем мужа. И не должна им перечить. Более того, цыганка не имеет права даже вступать в мужской разговор. Только если они сами к ней обратятся.
Цыганята почитают родителей и слушаются их беспрекословно. И это, конечно, хорошо для воспитания детей. Но если мальчик, взрослея, приобретает свободу и авторитет, то девочка всю жизнь находится в бесправном положении. От отца она переходит к мужу, как вещь и должна подчиняться ему во всем. А если муж не прав, не имеет права даже высказать это. Много для цыганок и других запретов. Например, женщине нельзя поворачиваться спиной к сидящему мужчине. Проходить перед ним лишний раз тоже не приветствовалось, лучше обойти сзади. Нельзя даже сидеть рядом с мужчиной за одним столом.
Для меня, конечно, всё это было очень странно и неприятно. Но ко всему этому неписанному своду цыганских правил мне пришлось привыкать и как-то приноравливаться.
Дорогие мои читатели! Спасибо за Прочтение и Комментарии, за Лайки и Подписку. С теплом, ваш автор: Елена Сидоренко
Читайте другие "ИСТОРИИ О ГЛАВНОМ":
Горькая благодать
Снайперша