За дверцей шкафа стояла фотография в серебряной рамке. С фото смотрела красивая русая женщина с яркими синими глазами...
Автор: Борис Петров
Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11 романа "Вальс Эон" в нашем журнале.
12
Григорий Павлович сидел в своем кабинете, на экран перед ним в который раз прокручивалась запись ночного дежурства. Он больше не смотрел на экран, а задумчиво перебирал пальцами по столу.
Не стучась, в кабинет вошел Дмитрий Михайлович. Его огромные руки были сжаты в кулаки, готовые обрушиться на случайную голову, а в глазах горел злой жесткий огонек готового к действию человека.
– Что тебе, Михалыч? – спросил его Григорий Павлович.
– Я посмотрел, Гриш. Даже если бы Андрей был в норме, ему бы не удалось разбить дверь. Я сам пробовал, это невозможно. Какого черта творится, Гриш? – он грузно сел на стул и сложил руки на столе, отчего тот весь задрожал.
– Я отправил запрос спецам, они отнекиваются. Говорят, что это невозможно.
– Да? А ведь есть свидетели! Они нас что за идиотов держат?
– Кто они? – бесцветным голосом спросил Григорий Павлович. Его рука вновь потянулась к планшету, где было открыто сообщение от Олега Ивановича. – Парацельс написал, что все у них нормально.
– Ну слава всем Богам этой проклятой Сферы! – выдохнул Дмитрий Михайлович. – Ты ходил к ним?
– Нет, меня не пускают. Говорит, что делать мне там нечего, и он прав, так было бы еще тяжелее, – Григорий Павлович потер лицо ладонями, – понимаешь Дим, больше не знаю, кому верить.
– Вот, и я о том же! Прогоркло тут все! Пахнет, как из пасти астоуна! – вскричал он. – А знаешь, когда это началось? А я тебе скажу! Когда этих ублюдков с Западной пригласили, урода этого Байера и прочих…
– Прекрати! – остановил его Григорий Павлович. – Давай подумаем, что мы можем сделать.
– А что делать? Я сейчас пойду к этому Байеру и за горло его, за горло! – Дмитрий Михайлович показал жестом, что он сделает и вскочил со стула. – Я уверен, что это он, хоть убей, но я уверен.
– Косвенно ты прав, наряд подписал Байер, – Григорий Павлович вывел текст документа на экран. Михалыч долго всматривался на него, а потом показал пальцем на таблицу кодов в верхнем правом углу.
– Что это за коды?
– Не знаю, я попытался выяснить, но мне сказали, что у меня нет доступа.
– Так-так, а скинь-ка мне этот кусок, – Дмитрий Михайлович нетерпеливо чесал подбородок. – Я выясню.
Григорий Павлович бросил на него удивленный взгляд, Дмитрий Михалович поймал его и деловито остановил рукой его возражения.
– Тот, кто был в море, брат навечно. У меня есть парочка бывших матросов, они далеко продвинулись, помогут, выясним.
– Ты смотри только осторожнее, а то, чувствую, разгонят нас.
– Да пускай разгоняют! Вот я, например, не боюсь вернуться обратно на путину. Да только эта лаборатория меня тут и держит, а так бросил бы все к чертовой матери!
Григорий Павлович с уважением посмотрел на друга, он не врал, собственно Дмитрий Михайлович никогда не врал, от этого часто и летел обратно на должность старшего матроса с капитанского мостика. Благодарить он не стал, они еще со студенческих пор договорились не благодарить друг друга за то, что сам бы сделал для другого не задумываясь.
– Что Борисыч говорит? – спросил Дмитрий Михайлович.
– Разбирается, почему календарь врет. Тебе не кажется, что мы дуреем?
– В смысле?
– В том смысле, что перестали думать сами. Вот я сейчас понимаю, что особого ума не требуется, чтобы рассчитать затмение, а мы… – он махнул рукой. – Может и правда надо нас уже разгонять? Ведь сами думать не хотим, слепо верим Системе.
– Ты это брось мне тут хандрить! – взревел Дмитрий Михайлович. – Я же не посмотрю на твои регалии, живо за борт выкину ума набираться.
– Давно я не был в походе. Вместе на путину пойдем.
– Ладно, пошел я, – Дмитрий Михайлович похлопал друга по плечу тяжелой рукой и вышел, оставив после себя плотный запах соленого моря.
Григорий Павлович посмотрел на экран, видео приближалось к моменту, когда Эон, покорившаяся власти синей Луны, упала в бассейн шлюза. Он выключил запись и резко встал, в голову неприятно ударила кровь, он пошатнулся, чувствуя тяжелый холод в груди. «Пришло время», – с горечью подумал он, с усилием превозмогая накатившуюся на него слабость. Это был не первый, но уже ясный, долгий звонок. Так угасали все, кто был землянином по генам и жителем Сферы по рождению. Двойная сила тяготения, тяжелый плотный воздух атмосферы, стабильно сокращали срок жизни человека, привыкшего жить до ста пятидесяти и даже до двухсот лет на Земле. Но это была не Земля, и они уже не люди в классическом понимании для человека.
– Лена, Лена, – проговорил он вслух и подошел к шкафу. За стеклянной дверцей стояла небольшая фотография в тонкой серебряной рамке, купленной им за большие деньги, как частица Земли. С фотографии на него смотрела красивая, немного хмурая русая женщина с яркими синими глазами, рот ее сдерживал добрую улыбку, а рука застыла в желании погрозить пальцем, глаза смеялись. – Как жаль, что ты этого не застала.
Женщина на фото будто бы улыбнулась ему, он достал рамку и с нежностью провел по стеклу, за которым прятался трехмерный снимок. Он тогда снимал ее без разрешения, и это был лучший ее снимок, она сама много раз это говорила, что там она живая, настоящая. Как много лет прошло с ее смерти, он точно мог сказать сколько – тогда родилась Эон. С каждым годом он чувствовал в этом какую-то незримую мистическую связь, попрекая себя за желание навязать своему сознанию языческого Бога, хотя Дмитрий Михайлович давно не стеснялся говорить о Посейдоне Сферы, будто он даже видел его пару раз.
– Григорий Павлович, – в кабинет осторожно вошел Павел, сутулясь.
– Там Анатолия Борисовича.
– Что с Анатолием?
– Его заперли в комнате, не знаю, арестовали, что ли.
– За что?
– За оскорбление члена Совета.
– Идем, – Григорий Павлович решительно направился к двери, и они вышли. В атмосфере чувствовалась напряженность, они почувстовали это уже подходя к «аллее Славы», так поначалу в шутку, а потом уже всерьез, но с изрядной порцией сарказма, называли административный блок Научного Центра, где располагались кабинеты членов Совета и маленькие закутки административного персонала. В конце длинного, помпезно украшенного в «римском стиле» коридора, правда он не имел ничего общего с теми фотосвидетельствами земной истории, которые были доступны любому, находился зал заседании, массивные двери которого были украшены кованными завитками, последней модной тенденцией Северной Сферы. Мастера собирали из залежей вторсырья на восточном полигоне железный лом и, опираясь на опыт древних землян, пытались все это заново переплавлять в железные полосы, которые они неуверенно ковали. Может им не хватало сил, хотя самый простой житель Сферы был в несколько раз сильнее любого землянина из-за значительной разницы в силе тяготения, скорее всего навык был навсегда утрачен, затерянный в ворохе генетической информации, из которой бездушная машина по ранее заданному алгоритму лепила «новых людей».
Они быстро шли по полу, устланному пушистым ковром из прибрежных водорослей, после трех-четырех ночных сушек они напоминали клубок жесткой шерсти, который можно было увидеть и даже пощупать в музее Земли. Григорий Павлович замедлил ход, он боялся повредить эту тонкую работу фабричных мастериц своими грубыми походными ботинками, ноги приятно вязли в длинном ворсе, эти ощущения так сильно диссонировали с этой гнетущей атмосферой, что стали его сильно раздражать. Как-то все было очень мягко, слащаво, богато. Странно, почему ему раньше не приходила в голову эта мысль? Ведь он не раз бывал на Совете, но только сейчас он заметил, что все вокруг выглядит слишком богато, что противоречит уставу Центра.
Они подошли к незаметной двери, за которой размещался склад ненужных вещей, они часто находили здесь свои научные находки, не принятые Советом за ценные, однако, противясь общему мнению Совета, Томасу удавалось некоторые из них сохранять в этой комнатке до лучших времен. Возле двери стоял молодой парень. Он узнал в нем секретаря Совета. Парень устало переминался с ноги на ногу, не понимая, что он тут делает.
– Привет, – кивнул ему Григорий Павлович. – Чего стоишь?
– Не знаю, – парень сделал недовольную гримасу. – Сторожу.
– Понятно, там Анатолий Борисович?
– Да, сказали, что я должен здесь стоять, а зачем? Мне, конечно, больше заняться нечем.
– Хм, сторожишь, и что это значит?
– Не знаю, приказано стоять здесь и все. Сказали не выпускать ни под каким предлогом.
– А кто сказал?
– Мистер Байер, кто же еще, – удивился парень.
– Я могу войти?
Парень задумался, почему-то оглядевшись.
– В твоих инструкциях значится то, что ты не должен его выпускать верно? – Григорий Павлович подошел ближе к двери, парень послушно отошел. – Но там же не сказано, что нельзя никому входить?
– Нет, такой инструкции не было, – парень сверился со своим планшетом. – Точно нет. Можете входить, если хотите.
– Отлично, – он кивнул Павлу, они вошли.
Анатолий Борисович сидел на полу и копался в большой коробке, вытаскивая понравившиеся ему ракушки, камни, гроздья сушеных водорослей. Он напоминал маленького ребенка, нашедшего коробку с игрушками. На звук открывшейся двери он не повернулся, а только махнул рукой, приглашая к себе.
– Привет, Гриш. О, Паша, как здорово, что вы навестили узника, – сказал Анатолий Борисович, устало поднимаясь с пола.
– Чего ты опять натворил? – спросил Григорий Павлович, крепко пожимая его руку.
– О, это интересно, – Анатолий Борисович пожал руку Павлу и показал ему на дальнюю коробку, стоявшую очень высоко. Павел кивнул и влез на стеллаж, как кошка, хватаясь за крепкие полки. – Это очень интересно. Представляешь, на нашей Сфере это прецедент, вот так, хе-хе. Они не знают, что делать со мной, нет таких правил.
– Так что ты сделал-то? – рассердился Григорий Павлович.
– А, ты не знаешь. Ну, на земле это бы назвали оскорблением действием, да. Пожалуй, так. А по сути я просто дал по морде этому ублюдку Байеру, вот и все. Знаешь, как он побелел от гнева, он же, если захочет, может сломать меня одним ударом, здоровый, ужас. Хе-хе, а вот оказывается, не может.
– Борисыч, черт тебя дери! Мы же с тобой договорились, что когда что-то найдешь, то сразу же придешь ко мне! – воскликнул Григорий Павлович.
– Так я и шел к тебе, а тут этот вышел. Ты знаешь, сколько в его голосе было участия, сочувствия, вот я и не сдержался. Мне все равно. Пусть делают, что хотят, – Анатолий Борисович закончил тираду и поднял с пола затейливую ракушку. – А ведь эту штуку Гарри нашел, помнишь, мы тогда еще гадали, кому она принадлежит?
– Помню, – Григорий Павлович повертел красочную ракушку в руках. – Так до сих пор и не знаем. Так, хватит мне зубы заговаривать, что ты накопал?
– А ничего особенного, просто внесли изменения в формулу расчета. Помнишь. Когда мы были молодыми. Черт знает когда. Ха-ха, тогда мы сами считали фазы луны.
– Ты меня всегда обыгрывал, – улыбнулся Григорий Павлович.
– А что теперь? И шага, Гриш, и шага не можем ступить без программы. Разве к этому должен был придти новый человек? Разве чем-то он тогда отличается от землянина?
– Оставь пока эту лирику. Ты выяснил, кто внес изменения?
– А то! Я поэтому то и здесь! Какой ты стал тугодумный.
– Я не тугодумный, я хочу знать точно.
– Сейчас. Успокоюсь, а то опять сердце пошаливает, – он сжал ладонями грудную клетку. – Такой холод внутри.
– И у меня, – прошептал Григорий Павлович.
– Это все затмение. Я больше не переживу его, я знаю. Но ладно, ты прав, хватит лирики, – Он показал Павлу, куда поставить коробку. – Ты же не особо внимательно читаешь «Вестник науки»?
– Я его уже давно бросил читать, там нет ничего от науки, – поморщился Григорий Павлович.
– А вот зря, я, признаться, с трудом, но читаю. Так вот полгодика назад была одна статья мистера Байера о том, что подсчет лунных фаз имеет значительную погрешность, недопустимую, так сказать. Там еще куча всякой демагогии была, но самое главное, была предложена новая формула расчета. Я тогда не обратил на нее внимания, мало ли что члены Совета пишут в этом журнале, у них работа такая, что-то писать. Но сегодня утром я открыл код лунного календаря – вот она, стоит. Я бросился пересчитывать, так и есть, новая формула давала смещение на пару минут каждый час, в итоге смещение циклов более чем на шесть ночей! А дальше будет больше! Я, как ошпаренный, выбегаю из своего кабинета и бегу к тебе, а тут этот… ну вот собственно я здесь. Но Гриш, а ведь они не имеют права меня тут держать.
– Не имеют. И мы сейчас уходим отсюда, – твердо сказал Григорий Павлович. – Ты хотел что-то взять?
– Да, вот эти две коробки, остальное я сам донесу.
Павел, все время молчавший и внимательно слушавший старших товарищей, мотнул головой и громко воскликнул.
– Борисыч, я им все рожи набью, если они тебя тронут! – его исчерченное шрамами от укусов морских хищников лицо выражало непоколебимость и уверенность в своих силах, широкие плечи самопроизвольно стали вращаться, будто разминаясь перед схваткой.
– Вот этого не надо, – строго сказал Григорий Павлович. – Возьми обе коробки, а я пока поговорю со стражем.
Дверь склада отворилась, и секретарь дернулся от тупого оцепенения, наступающего при пустом и бессмысленном занятии. Григорий Павлович рукой показал всем выйти, внимательно следя за реакцией парня.
– В Конституции Северной Сферы, – начал он, но секретарь перебил его, продолжив.
– Никто не может быть лишен свободы или быть ответственным за лишение свободы другого.
– Ну, мы друг друга поняли, – подмигнул ему Григорий Павлович.
– Не вопрос, – просиял секретарь, радостный от того, что его тупая вахта заканчивается. – Если что я скажу, что вы приходили.
– Конечно. А Анатолий Борисович находится на своем рабочем месте.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите журнал и автора подарком.