То была пора грантов – они сыпались по делу и без, как из рога изобилия, так Вероника и попала в немецкий город Лейпциг, или Райпусихи, как произносят его название неспособные к немецкому языку японцы.
продолжение истории. Начало читайте здесь:
Попрыгунья-стрекоза, продолжение
Отправилась на год готовить диссертацию – что-то там про эпигенез в неологической системе языка – с утра пара лекций по специальности в местном университете, затем в библиотеку, ну а после пяти – гуляй не хочу по городу и окрестностям - конечно, объездила всю округу: и Цвингер в Дрездене, и Сан-Суси, и веймарский дом-музей Гете, вот там-то, у Гете, и разговорилась она с молодым музейным сотрудником, а потом они договорились встретиться после закрытия музея, в семь.
Клаус – так его звали – хоть и относился педантично к своим музейным обязанностям, жил совсем не этим: он философски переосмысливал гетевские идеи в свете современных реалий развития общества, о чем и писал научный трактат, тратя на него любую свободную минуту.
Вот и сейчас он нервно посматривал на часы, раздумывая, как быть: молодая женщина была ему явно симпатична, но – труба зовет! – нужно было срочно зафиксировать в трактате пару мысленок, которые посетили его сегодня. Что делать?
И вот не зря же тренируется на разных книжках мозг - немного поднапрягшись, он выдал в общем-то неплохой вариант: а отчего бы, Вероника, нам не зайти ко мне в гарсоньерку на бокал вина? (Там можно будет на минуту припасть к компьютеру и записать мыслишки, пока девушка разливает вино).
С тех пор и до Вероникиного отъезда цюрюк нах хаузе (обратно домой) так и встречались иногда по выходным – и то сказать, где Лейпциг, а где Веймар, но встречи были приятны обоим: много гуляли по паркам и садам, говорили всегда о метафизическом и никогда о самих себе – ни планов, ни будущего как бы не существовало, только здесь и сейчас.
После отъезда Вероники Клаус почувствовал сначала смутное беспокойство – это когда в ближайшие после отъезда выходные не надо было никуда спешить, потом возникло какое-то ощущение потери, пустоты, которая не заполнялась даже трактатом – сказывалась привычка проговаривать мысли, делясь ими с кем-то, примериваясь, как лучше, как понятнее сформулировать.
Конечно, они переписывались – в те далекие времена еще писали на бумаге и отправляли по почте – но письма шли так долго, а мысли неслись и проносились, и пока приходил ответ на одни, возникали другие, словом, на рождественские каникулы Клаус собрался в Москву.
В Москве, тем временем, случились перемены.
За время Вероникиного отсутствия Катя помирилась с родителями. Ну вот просто в одно прекрасное воскресенье появилась на пороге родительской квартиры вместе с дочкой – прехорошенькой двухгодовалой малышкой, Жаклин ее назвали, как ни противился Игрек, который был вообще-то Иваном, и вариант Жаклин Ивановна (его записали отцом) казался ему совершенно диким.
Молодым бабушке и дедушке было абсолютно все равно, как зовут внучку, они совершенно растаяли при виде смешной кудрявой девчонки, что – как Катя и рассчитывала – сняло необходимость выяснять отношения, дескать, было и было, быльем поросло.
С тех пор Катя стала частенько наезжать к маме-папе, иногда и с ночевкой, а порой – а почему-бы и нет? – оставить Жаклин бабушке, а самой метнуться по старой памяти по Москве, о, как же Катя по ней соскучилась, сидя в этой деревне-то, за печкой.
Вниз по Тверской ноги сами несут, а глаза разбегаются: началось время блестящих витрин, как не засмотреться! А зря – надо бы под ноги смотреть чаще, асфальт тогда еще не заменили на плитку, был он местами вздыблен, кое-где провален и вид имел совершенно неухоженный.
Так и жили Катя и Иван – наконец-то он вышел из тени и перестал быть Игреком – вроде вместе, а вроде и врозь, тогда еще не сформулировали понятие «гостевой брак». Денег не было совершенно, выручала Катина мать – регулярно из отцовских гонораров Кате перепадало то на новые туфли, то на кофточку.
Приехавшая Вероника не очень-то обрадовалась сестре, но – делать нечего, раз родители ее приняли, приходилось мириться с ее присутствием в доме, даже слишком частым. Вероника была с Катей холодна – да, нет, спасибо, не более того. Катя вначале попыталась заштопать отношения, ластилась, но, поняв, что сестра застегнута на все пуговицы, отошла, не очень и надо, подумаешь.
Так и жили, пока не объявился Клаус.
Вероника, конечно, знала, что он едет – от нее требовалась визовая поддержка, гостиница, то-се, но все равно, когда еще темноватым рождественским утром на пороге возник заснеженный, уже немного забытый приятель, это было сюрпризом.
Вероника поймала себя на том, что рада его видеть. Нет-нет, никаких ожиданий и планов, все, хватит, мы это уже проходили – так, обжегшись на молоке, она купировала только начавшие зарождаться отношения. Никто и никогда больше не сделает мне больно – так решила она еще в тот, первый раз: Иваново предательство научило ее многому.
Но с Клаусом было, прежде всего, интересно – опять пошли прогулки, теперь уж, конечно, по Москве, заходили отогреваться в кооперативные ресторанчики, высыпавшие как грибы после дождя, Клаус все удивлялся, как же здесь все дешево, а у Вероники от цен глаза на лоб лезли: порция сациви – половина ее кандидатской зарплаты.
Новогоднее застолье за родительским столом прошло на ура – папин академический паек волшебным образом заставил забыть о повсеместной разрухе, и Клаус опять только успевал удивляться: икру, семужку, осетринку горячего копчения он пробовал впервые – у него на родине это было запредельно дорого.
окончание истории читайте здесь:
Другие рассказы можно найти здесь: #рассказы рт
Если Вам понравилось, поддержите канал: буду признательна за лайк, комментарий, подписку