В наше время очень много всяких тренингов, курсов, где коучи с горящим взором просвещают население. Рассказывают о том, как устроен мир, и как нам, непутевым, жить. У каждого из них есть четкое понимание того, как все работает, как сделать так, чтобы все было правильно.
— А у меня вот такого понимания нет. Чем я больше читаю, тем меньше понимаю, — рассказывает моя подружка Яна, расположившись на моей кухни. Её обычно пытливые бирюзовые глаза подернуты задумчивой дымкой.
— Янк, ну что ты можешь не понимать!
Чтобы вы знали, моя Янка — умница. Изучать вопросы на тему «как все устроено» она начала примерно со средней школы и, когда всех интересовал вопрос: «как свалить с физкультуры, чтобы погулять?», Яна уже вовсю зачитывалась Юнгом и Фрейдом. Потом на смену им пришли разные психологические тренинги, которые мы посещали уже вместе.
Были разные: где-то коучи несли просто безвредную жизнеутверждающую чушь – что-то из серии «верь в успех, и он придет», были забавные (на одном коуч предложил слушателям представить, что они - сперматозоиды, другой – воодушевленно рассказывал о своей неравной борьбе с рептилоидами), были и откровенно опасные. Но изредка ей попадалось что-то действительно стоящее. И тогда глаза моей подружки загорались: ей удалось приблизиться к пониманию сути! Меня же в свою очередь успокаивало осознание, что есть кто-то, кто все понимает. Вот Янка, к примеру.
— Понимаю…ага, - горько усмехнулась она, - Я тебе расскажу историю. Она на самом деле околобанальная. Но почему-то я чувствую, не отпустит меня, пока я кому-нибудь её не расскажу.
***
Когда я училась в институте, познакомилась с одной девчонкой. Её звали Аня, но она представлялась Аннет. Ей казалось, так звучит гораздо ярче. Она вообще стремилась быть яркой. Это выражалось во всем: красила волосы в разные неестественные цвета, носила кричащие украшения. Но в ней, признаюсь, была своя красота. На парах я порой засматривалась на её гордый профиль, играя в свою любимую игру, пытаясь отгадать: «Какую ты хранишь тайну? Что там, внутри тебя?»
Как это часто бывает, Аннет почувствовала мой интерес и сама подошла познакомиться. Вскоре мы стали с ней если не подругами, то приятельницами. Сидели за одной партой, вместе ездили на учебу, вместе перекусывали в столовке.
Она оказалась замечательной приятельницей – доброй, открытой, веселой и очень энергичной. Аня была из тех девочек, что участвуют во всякой самодеятельности начиная от вечеринок по случаю Хеллоуина, заканчивая импровизированными концертами. (Ух ты, звучит круто! Так в чем же заключалась ее «тайна»? – вторглась в повествование я)
Аннет не могла находиться одна. То есть вообще. Но об этом позже.
Мой рассказ не об Аннет, хотя, признаюсь, она была бы, пожалуй, более подходящей героиней. Несмотря на отчаянное веселье, которое она демонстрировала, в ней всегда было что-то такое с надломом, характерное для героинь кинематографа и литературы. Эта история про её маму. Она была такой… женщиной-невидимкой, серой мышкой. Знаешь таких? (вопросительный взгляд в мою сторону. Я знаю, но хочу, чтобы Яна рассказала о том, что имеет ввиду, поподробнее.)
К примеру, когда мы занимались в комнате Аннет или дурачились, ее мама приносила еду молча, как служанка и тут же испарялась. Порой мы даже не замечали, как на столике появлялась тарелка с аппетитно нарезанными фруктами, блинами или пирогами. Аннет воспринимала появившиеся угощения как что-то само собой разумеющееся. Мне каждый раз было немножко неловко.
— Может скажем твоей маме спасибо?
— Да ладно тебе! Она всегда так приносит, — отмахивалась Аннет. Но я все равно уходя говорила. Её мама удивлялась, будто то, что ее благодарят, было чем-то из рук вон выходящим.
***
Сейчас принято говорить: все проблемы детей от того, что им что-то «не додали». Любви там или внимания. Но кто скажет, что Аннет не занимались, тот ничего не знает об этой семье. Мама ставила с дочкой домашние спектакли, играла в развивающие игры, тщательно следила за тем, чтобы дочке всегда было весело и интересно.
Чтобы быть образцовой матерью и хозяйкой, она ушла с работы и целый день готовила всякие кулинарные явства, чтобы дома было как в ресторане. Даже специально ходила на какие-то кулинарные курсы.
Если кто-то что-то недоедал, потому что съесть все эти шедевры кулинарного искусства было порой просто невозможно, она чувствовала укол вины. Видимо, невкусно приготовила! Плохая, плохая хозяйка! Оставшееся время мама пылесосила, убиралась, вытирала пыль, драила полы, превращая квартиру в такой миниатюрный розовый кукольный домик.
И постепенно сама превратилась в глазах домашних в такой полезный многофункциональный комбайн, который убирает/стирает/готовит. Нет, с ней могли и поговорить, но только когда не было никакой другой альтернативы. К ней шли с обнимашками, но исключительно, когда от нее было что-то нужно. В нее плакались как в жилетку, когда было плохо (а Аннет была эмоциональной натурой, и плохо ей было достаточно часто), и мама всегда утешала, подбирала нужные слова, но ее перестали воспринимать…как равного человека, что ли?
Как и у всех людей, не довольных своей внешне благополучной жизнью, у Аниной мамы была своя любимая «песня» на мотив «вот». Минутку-минутку, сейчас поймешь, о чем я. У кого-то это: «вот начну зарабатывать побольше и…», узнаешь? У кого-то – «вот выйду замуж и..»
Вариантом этой песни Аниной мамы был мотив: «Вот выйду на работу, и начнется настоящая жизнь». За двадцать лет домочадцы выучили припев наизусть: «Вот выйду на работу, как только дочка пойдет в школу.» «Вот выйду на работу, как только та перейдет в средние классы», «Вот выйду на работу, как только школу закончит» (знаете, какие там сложные задания, неужто я оставлю доченьку с этим одну). В переводе на человеческий это значило просто «никогда».
Так что, когда мама вновь заговорила с домашними о том, что собирается «искать работу» никто особо не обратил на это внимание. Она сама говорила: я, конечно, ее попытаюсь найти, но, что уж там! И специальность моя устарела, нужно проходить курсы переквалификации, а это долго и муторно. А на тех специальностях, что берут без подготовки, платят копейки. Но я все равно устроюсь, слышите, обещаю.
- Я только боюсь: как бы ты не слишком переживала, - осторожно заикнулась как-то мама, когда гуляла с дочерью, - как ты сможешь одна?
— Я? – искренне изумилась Аннет, - Ну что ты, мама, я не переживаю, я знаю: ты никогда не устроишься. Сама же говоришь: твое образование устарело на двадцать лет, — и ласково её обняла.
Знаю, что жертвам нельзя сочувствовать. Они сами загнали себя в эту роль. Но, когда приятельница со смехом пересказала мне этот диалог, мне стало жалко ее маму, и я испытала какую-то инстинктивную неприязнь к своей подруге. Повторюсь, я много читала по психологии, понимала, что все что происходит – закономерно. Но ничего не смогла с собой сделать. С мамами так нельзя!
Так вот, на следующий день после этой прогулки ее мама посмотрела какой-то тренинг. Там говорили вполне банальные вещи. И, надо сказать, Правильные вещи. О том, что нельзя полностью растворяться в детях и муже. О том, что нужно строить свою жизнь. И это все вдруг показалось Аниной маме очень мудрым. В прямом эфире она отважилась на нехарактерный для нее поступок: перед всеми зрителями задала свой вопрос, кратко описав свою ситуацию. Поделилась тем, что ей кажется, ее дочь – очень ранимая и эмоциональная натура, и она, как сама выразилась, каким-то образом ее «держит».
Тот коуч сказал, в её случае единственным верным решением будет устроиться на работу. Как только вы перестанете пытаться все контролировать, жизнь ваших близких людей не развалится, как карточный домик. Ваш муж – взрослый самостоятельный человек, ваша дочь – взрослая самостоятельная девушка. Вам пора давно это понять и отпустить ее, ослабив удушающую родительскую опеку.
Мама слушала и кивала. Надо заметить, она прослушивала много тренингов, но этот ее как-то особенно впечатлил. На следующий день она, к удивлению домашних, нашла рабочее место.
- КАК? Твоя специальность давно устарела, - чуть ли не хором воспроизвели они ее старые оправдания, - Тебе нужно сначала пройти переквалификацию, это долго и муторно, а потом…
- А я устроилась не по специальности! – шах и мат! Они сначала даже не очень поверили, в то, что мама не шутит.
Но она действительно устроилась работать в цветочном магазине, собирала и компоновала букеты. Сначала это для нее, конечно, был жуткий стресс: новые люди, строгий начальник, всякие страхи из серии яжнесправлюсь! Потом обнаружила, что ей нравятся цветы: и великолепные розы, и лилии, похожие на желтые короны, и торжественные хризантемы. Нравится их компоновать, чувствовать: вот этот букет, который она только что создала, сегодня кому-то подарят, ему будет радостно и приятно!
Когда я пришла к ним в гости снова, эту женщину было не узнать. Она сама расцвела, приосанилась, начала краситься, наряжаться. Если раньше она была как маленькое привидение: ее следы в доме можно было обнаружить, только если ну очень сильно прислушаться, сейчас невозможно было вот так «не заметить» ее существование. На заднем фоне все время слышалась ее болтовня и смех. Анина мама что-то с удовольствием обсуждала по телефону с новыми подругами. Даже между ней и мужем отношения изменились, это чувствовалось по игривым взглядам, которыми они обменивались. Между ними появилось что-то похожее на притяжение.
Аннет же наоборот становилась все мрачнее и мрачнее. Чувствовалась, как ее внутри будто ломает, и от нее исходит такая тяжелая энергия…что ее начали обходить стороной.
- Мать совсем сбрендила. Рассказывает только о том, как у нее там замечательно все на работе. Она там даже нашла новых друзей, - говорила Аннет, с таким видом, будто сообщала какую-то ужасную новость, с таким видом, как будто у нее кто-то заболел или умер.
Скажу в свое оправдание, я видела, как ей тяжело. Но, говоря откровенно, не считала ее ситуацию уж настолько трагической. Люди сталкиваются и со страшными испытаниями, болезнями, и смертями близких…а тут мама вышла на работу, давно бы пора! Конечно, старалась поддерживать, но по мере возможности. Я не могла быть с Аннет, столько сколько ей требовалось, двадцать четыре на семь.
У моей приятельницы, как я уже говорила, при всех ее достоинствах была такая черта: она абсолютно не умела находиться одна. После двадцати минут одиночества на нее наваливались ощущение собственной ненужности и темная, тяжелая, как душное одеяло, хандра. Такая, что казалось, можно захлебнуться от всепоглощающего отчаяния.
Аня то и дело оказывалась у моего подъезда, будто нечаянно звонила в домофон. «Привет, может погуляем?» - спрашивала с затаенной надеждой. В свое оправдание скажу: мне правда было некогда, нужно было лавировать между подготовкой к экзаменам, работой и личной жизнью. Я еле держалась на ногах и между «сходить погулять» и «часок поспать» все чаще выбирала второе. Аня же воспринимала отказы, как доказательство того, что всем на нее наплевать.
Потом наши группы разделили. У нас не совпадало все больше и больше предметов, и на какое-то время мы с Аннет потеряли друг друга из виду. «Все обойдется. Вот увидишь. Семья выйдет из навязанного деструктивного сценария, так в книгах написано.» — думала я. И полностью переключилась на свои дела: нужно было что-то пересдать, что-то подтянуть. То, что Аннет перестала появляться на лекциях, я заметила не сразу.
Она не отвечала ни на звонки, ни на сообщения вконтакте. Я осторожно поспрашивала, куда она подевалась. Никто не знал. Пропала и пропала. Пока один знакомый не отозвал меня в сторонку. И, понизив голос, рассказал, что у неё начались сильные проблемы с психикой. Она попала в клинику неврозов. Потом вышла из нее, но вскоре еще раз туда угодила. И еще. Пару раз она попыталась продолжить учебу, но не выдерживала. А ее отец впал в тяжелую депрессию, но не в ту, которую рисуют в кино, а настоящую, затягивающую как омут. Выбрались ли они? Я не знаю.
Я это к чему: ее маме коуч правильно тогда сказал: перестань «быть костылем», отпусти. А если близкие люди после этого не «взлетают», как планировалось, а падают без этого «костыля»? А? Даже если это случается отчасти из-за того, что ты их так приучила… Ты же делала это потому, что любила, ты не желала зла!
Не знаю, порой я думаю о её маме, «серой мышке». Какой же силой ей нужно обладать, чтобы столько «держать» дочь и мужа, ежедневно вытаскивая их мягкими подбадриваниями, нужными словами и вкусными пирогами, тем, что ты постоянно рядом. «Держать» не пуская за грань, где рушится психическое здоровье, ценой собственной полноценной жизни.
***
— Так ты считаешь, она должна была дальше приносить себя в жертву?
Мне вспомнились тысячи книг, которые я читала. Психология, психиатрия, эзотерика — везде одинаково порицалась роль «сереньких мышек», в одиночку тащивших все на себе. Это роль жертвы... Я уже была готова выдать очень умный монолог, монолог начитанной девочки, разобравшейся в том, как устроен мир. Но увидела лицо собеседницы.
— Нет же. Я не хочу ничего такого сказать. Мне жалко каждого участника этой истории. Говорю же: я не знаю, как правильно, - в ее голосе вдруг зазвучала не свойственная такой молодой девушке печаль, - Прошло столько лет. А у меня до сих пор от этой истории вкус горечи на губах.
- Знаешь, - помолчав призналась я, - у меня то же самое. Как только тебе покажется, что ты что-то понял, приблизился к сути, обычно наступает он. Вкус горечи.
Мы сидели обнявшись, глядя на то, как за окнами расцветает рассвет... Две молодых девушки, совершенно не знающих, «как правильно». Два игрока, которым перед запуском в интерактивную игру «жизнь» кто-то забыл выдать правила. Но, по крайней мере, мы не утверждаем, что знаем. Кто знает, может быть, мы не так уж и безнадежны?..
#психология #семейные отношения #мама и дочка #история из жизни #рассказ
