1. Текст.
«Если мы оставим в стороне Европу и обратимся к другим частям света, то мы и здесь встретим подобное явление; повсюду королевская власть занимает важное место; она является самым прочным учреждением, которое весьма трудно избегнуть там, где его ещё нет, и уничтожить там, где оно уже существует. Азиею оно владеет с незапамятных времён. При открытии Америки все существовавшие там большие государства подчинены были, в различных формах, монархическому режиму. Проникая во внутренность Африки, мы встречаем преобладание этой формы правления везде, где только обитают сколько-нибудь многочисленные народы. Королевская власть не только проникла всюду, но приспособилась к самым разнородным состояниям: к цивилизации и к варварству, к самым мирным нравам, как, например, в Китае, и к преобладанию воинственного духа. Она установлялась и среди каст при строжайшей обособленности сословий, и среди гражданского равенства, в обществах, наиболее чуждых всякой законной и определенной классификации. Будучи нередко деспотическою и притеснительною, она иногда благоприятствовала развитию цивилизации и даже свободы. Она подобна голове, которая может быть приставлена ко множеству различных туловищ, или плоду, который может произрастать на самых разнообразных растениях. Из этого факта мы могли бы извлечь несколько важных и любопытных выводов; ограничусь только двумя. Прежде всего, невозможно допустить, чтобы такое явление было простою случайностью, было продуктом одной только силы или насильственного присвоения власти, между сущностью королевской власти как учреждения и сущностью природы человека или человеческого общества неизбежно должно существовать сильное, глубокое сходство. Конечно, сила участвует в происхождении королевской власти и в значительной мере содействует его прогрессу; но когда великое событие развивается, воспроизводится в течение длинного ряда веков, среди самых разнородных положений, когда история учреждения представляет такой результат, какой я указал в истории королевской власти, — то не приписывайте никогда это событие, это учреждение действию одной только силы. Материальная сила играет важную роль в обыденных делах человека: но она не высший двигатель их; над тою ролью, которую она играет, всегда возвышается нравственная причина, решающая общее направление его деятельности. Сила в истории развития государств — то же самое, что тело в истории развития человека. Конечно, тело имеет огромное значение в жизни человека, но оно не составляет принцип её. Жизнь обусловливается телом, но не определяется им. То же явление повторяется и в обществе: какую бы роль не играла в нём сила, — не она управляет им, не она руководит его судьбою; под проявлениями силы скрываются идеи, нравственные влияния, которые и управляют прогрессом общества. Такого рода причины, а не материальная сила, без сомнения, и решили судьбу королевской власти».
Гизо, Ф. История цивилизации в Европе. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. Сс. 204 — 206.
2. Данный тест Франсуа Гизо, одного из первооткрывателей, по разумению Карла Генриха Маркса, хорошо свидетельствует, что так называемое материалистическое понимание истории, то есть обусловленность материальными факторами чего-то нематериального, и в гораздо более изящном и вразумительном виде, было представлено у знаменитого французского историка задолго до того, как К. Г. Маркс и Ф. Энгельс сформулировали его впервые в 1846 году в «Немецкой идеологии». «История цивилизации в Европе» увидела свет в 1826 году, то есть за двадцать лет до совместного труда К. Г. Маркса и Ф. Энгельса. Причём Ф. Гизо сразу заявил, что материальный фактор — обусловливающий, но не определяющий, не управляющий историческим процессом. Первична в историческом процессе идея, как идея монархии важна для народов, монархии подданных, не строением тела короля и не его индивидуальными мыслями, желаниями и капризами, а именно идеей монархии.
Иными словами, Ф. Гизо различал, как мы бы сейчас сказали, трансцендентальную сущность и сущность эмпирическую. Эмпирической сущность выступает во всём многообразии случайных обстоятельств и имеет случайную же физиономию. Трансцендентальная сущность чиста и угадываема, выявляема, воплощаема в материи эмпирической.
То, к чему Ф. Энгельс пришёл лишь к концу жизни, когда вдруг спохватился, что и мышление людей воздействует на материальный базис, а не только базис определяет надстройки, не только сознание определяемо бытием, но и само обратно воздействует на бытие, — всё это было ясно Ф. Гизо задолго до 1895 года, года смерти Ф. Энгельса и позднего его, довольно смутного, прозрения.
3. Правда, Ф. Гизо откровенно утверждал первенство идеи над материей в историческом процессе. Даже король у него значим не своей сущей материальностью, не эмпирическим бытием так бывающей монаршей личности, что она могла провозгласить не только «Après nous le déluge» («После меня — хоть потоп»), На самом деле это выражение не короля, а его фаворитки, Жанны-Антуанетты Пуассон, маркизы де Пампадур, но и утверждать превосходство своей сущей королевской материальности, заявляя «L’État c’est moi» («Государство — это я»), это выражение уже самого короля Людовика XIV, — король значим у французского историка идеей монархии, воплощённой в этом конкретном индивидууме Le Roi Soleil, Короля-Солнца, или Владимира Красно Солнышко. Таким образом, это идеалистическое понимание истории, знающее о материальных факторах и учитывающее их в постижении и описании исторического процесса.
2021.09.17.