Как живут художники? Мнение озвученное в форме рассказа. Картины известного художника Маквизард.
Весной, когда расцветают подснежники, художник собирает рюкзачок и в лес. В рюкзачке нехитрый скарб, ложка, банка недорогой тушёнки, или кильки каспийской, хлеба краюха и самое важное краски и кисточки. А как же пропустить художнику время цветения этих удивительных, нежных, весенних цветов. Совершенно невозможно упустить это действие. Почти всегда за художником увязывается в путь дворовая собачонка, её кто как называет во дворе, кто никак, шавка и всё. А художник её Лариской кличет. Чудная она собака для него, кажется. Вороватая, хитрющая. А как же иначе жизнь беспризорная, свои правила, утащить, обхитрить иначе голодной бегать. Лариска художника обожает, он добрейший и всегда найдёт, чем угостить, хоть маленький кусочек колбаски, но особенно вкусной ливерной. Вот взял бы её художник к себе домой, она бы счастливой стала, охраняла бы его. Только художник сам бездомный, комнатушку снимал за пять рублей в месяц у бабки Любы. Любовь Дмитриевна его бы выгнала вместе с собакой. - Вот ещё, сам третий месяц не платить за комнату и ещё собаку с улицы, возмутилась бы старушка. А художник рад бы заплатить да с деньжатами у него туговато, а вернее нет их совсем. Не покупают его картинки. - Он всё ерундистику всякую рисует, так говорят все и соседи по дому, и его знакомые. - Ищет там, какую то музу ходит, нарисовал бы мне мою Манюню, да так, что б все прелести её очертились, сетовал сосед с пятого этажа. – Вот я бы ему трояк дал, а так цветочки, василёчки, тьфу, беллетристика никому ненужная. А художник собаку Лариску старался не брать на этюды. Шумная она. Носиться по лесу, птах разгоняет лаем, их трели слушать не переслушать, а она гоняет их, а если учует, там какую живность четырехлапую, зайца или лису, то так заливается как самый громкий звонок, спасу от её лая нет. Только куда там Лариска же сообразительная собака, если художник в сапогах и с рюкзаком, значит в лес, что её собачьему сердцу радость. Обязательно увьётся за ним. Главное в автобус заскочить, а там уж точно возьмёт, куда ему деваться, не бросать же её в незнакомом месте, он добрый, не бросит, не обидит. Вот пацан Колька со второго подъезда, тот гад в её понимании настоящий, всё старается пнуть, или камнем запустить. Запомнила его собачонка, какой он пакостный. Как увидит во дворе обидчика щериться, рычит. Её бы воля цапнула бы его хорошенько. Вмиг бы пропала охота её третировать, но нельзя со двора погонят, скажут бешенная. Приходится терпеть и унижаться. А художник он её заступник, всегда отгонит обидчиков, защитит, стоит Лариске только заскулить, художник бросит свои занятия, кисточки и картины и в форточку окна голову высунет и кричит – А ну кто тут Лариску нашу обижает? Враз поддадим под глаз, не трогайте нашу собачку. Вечерами скучно Лариске, она все свои дела перебегает за день, и на помойку и к Шарику другу в соседний двор сгоняет, и с домашними собаками, перелается успеет, которых на прогулку выводят. А вечером, тоскливо. Сядет она под окном у художника и тявкнет тихонечко. Художник увидит Лариску в окно, соберётся повечерить на улицу, на лавочке посидеть, воздухом свежим перед сном подышать. Лариске косточку вынесет или там бывает сыра кусочек, в общем, чем богат, чаще только сухариком богат, а иногда и колбаски вынесет ей ливерной, когда удастся картинку продать. Угостится собака, лакомством, прижмется к ногам художника и такая радостная и довольная, век бы так и сидела рядышком. Вот ведь какое собачье счастье!
В ту весну как всегда расцвели первоцветы. Подснежники. Любимые цветы художника. И он по обыкновению достал из под кровати рюкзак, из кладовки сапоги, из за окна, из сетки привязанной к форточке, припасённую заранее банку кильки в томате, связал в пучок веревочкой кисти и коробку с красками. – Всё готово, пора ехать, задумчиво произнёс художник и, надев сапоги, теплую фуфайку, кепку вышел во двор. На улице бушевала весна. Текли ручьи, солнце топило последние залежавшиеся сугробы снега, а воробьи расчирикались так от радости, что пережили, лютую зиму, что, заглушали уличный шум, проезжавших мимо машин и трамваев. – Ух! Хорошо то как! - подумалось художнику, вдохнув весеннего, свежего воздуха он поспешил на автовокзал. А хитрая собачонка Лариска, тут как тут, знает, что художник будет её угонять и не захочет брать с собою в такой интересный для неё лес, так она украдкой по пятам, за ним. - Вот чудак, думалось, наверное, собаке. - Не хочет брать меня с собой, сидит всё с палочками на пеньках что-то там чиркает, скукота. Если в лесу находишься. По лесу бегать надо, гонять белок, лаять, в общем, резвится. В городе то не полаешь сильно, враз, чем ни будь, забросят в тебя, что б не тявкала. Наверное так или примерно, да нет, так и думала она наверняка, эта дворняжка, плетясь за художником. В самый последний момент Лариска запрыгнула в автобус, в который зашел художник, она собака умная, не раз уже автобусах ездила с ним, успела заскочить во время, дверью, чуть хвост не прижало. Она знала, что запрыгивать в этот железный дом на колёсах надо в тот момент, когда он начинает рычать, если раньше пока молчит забежать, люди выгонят её. Собакам в таких местах полагается намордник как у Рекса, бульдога который живёт в большом доме, если бежать мимо гаражей недолго и потом свернуть, как раз и уткнешься в его дом, а у неё такого нет. – Чейная шавка? - кричит кондукторша. Чья собака, спрашиваю? Если ничья то выгнать её. Володя останови автобус, тут приблудная собачонка забежала, кричит кондукторша шофёру. Володя послушно по тормозам давит, он кондукторшу любит. И толстая, толстомордая, тетка грозно надвигается на Лариску, которая забилась в уголок под сиденькой. Ну, так казалось Лариске, ну толстомордая же, как бульдог, который живёт в большом доме, если бежать мимо гаражей недолго и потом свернуть у помойки сразу и увидишь тот дом, где живёт толстомордый. – Эта такая же и чесноком пахнет вся, брр укусить бы её, думалось, конечно, так слабачке спрятавшейся под пассажирским сиденьем автобуса. – Не трожьте собачку, она моя, встал на защиту художник, когда увидел Лариску влетевшую пулей в двери автобуса. Собаки хоть и не думают как люди и не понимают половину их слов, но, сколько было радости у Лариски, когда она услышала впервые в своей многострадальной собачьей жизни слова от художника - Она моя. Для собаки нет больше счастья, чем быть кому-то нужной. Любая собака поймёт эту фразу, даже если не крикните, а скажите тихо, тихо или просто подумаете про себя, собаки поймут вас, они мысли читают людские, как телепаты, они с этого момента на веки вечные, станут преданы вам как собаки. А собаки не предают как люди.
- Что ж вы гражданин хулиганите, не заплатили за собачку, непорядок, платите как за багаж, десять копеек, возмущается кондукторша. Автобусной публике в радость такая заварушка и пошли языки чесать, тетки да дядьки, бабки да дедки как малые детки на самом деле. – Да где это видано, что б за собаку как за чемодан или корзинку платили, ахают пассажиры. – В управление надо жалобу вам гражданин написать, советуют художнику попутчики. – Как фамилия кондуктора? кто-то кричит с задних сидений. - Давайте я напишу, выкликивает интеллигентного вида пассажир с передних сидений автобуса – У меня красивый почерк, объясняет он. Кондуктор и не рада, что затеяла свалку. Пока ехали все косточки, и мозги всем промыли, проели, просветили. Собачка Лариска, когда ажиотаж вокруг её персоны успокоился, потихонечку вылезла из-под сиденья автобуса. Огляделась, определила, что она уже малоинтересна пассажирам, и можно легально ехать дальше, раз никто не ругается, и направилась к художнику. Художник тоже её увидел. – Лариска, Лариска иди сюда, позвал он собаку. Конечно, собачка и рада вниманию и обнаглев в конец, запрыгнула к нему на колени. Художник не стал её прогонять и даже обнял. Счастью собачьему не было предела, она и в руку его лизнула и в лицо. Впервые в своей собачьей бездомной жизни она стала нужной, обрела покровителя и друга, стала домашней не беспризорной. Ведь сказал же художник всем - Она моя! Впервые став счастливой, она беспредельно радостной ехала легально, не таясь в автобусе, сидя у него аж на коленях. Разглядывала в окно проезжавшие мимо самосвалы, легковые автомобили, меняющиеся в окне пейзажи. У леса автобус остановился, вышел наш художник рисовать подснежники, и выскочила в радостях за ним наша Лариска, готовая носиться по весеннему лесу, пугать своим лаем зябликов, прилетевших из дальних далей и сгонять с первых весенних цветов проснувшихся от весеннего тепла бабочек.
Сколько идиллии, было бы в этом сюжете, в этом весеннем действии, в этой истории. Художник нарисовал бы подснежники, и стал бы, непременно знаменитым, или даже великим. Собака по кличке Лариска, перепугав всю лесную живность, вволю наносившись по лесу и налаявшись от собачьей души, конечно, бы далее стала жить у художника, ведь он добрый и хороший. Он наверняка бы получил квартиру от фабрики или завода, на который бы устроился работать художником, рисовать плакаты и писать лозунги. В квартире нашлось бы местечко и бывшей бездомной собачке Лариске. По вечерам бы художник смотрел телевизор, придя с работы, который бы он наверняка купил, ведь он бы получал зарплату, а собачка Лариска съев суп из своей миски, ведь у неё бы была своя чашка и еда в ней, ведь художнику бы платили зарплату и он бы не жил впроголодь, а покупал продукты и себе и Лариске хватало бы остатков борща или каши от трапез художника. Она мирно лежала бы у ног своего друга и покровителя художника, на теплом коврике. Или нет рядом на диване, который бы он купил на зарплату выплачиваемую ему на заводе, за рисование плакатов, стенгазет, лозунгов, соцобязательств трудового коллектива и прочее, или тахте ведь он же добрый художник и не гонял бы её с дивана на холодный пол. И сквозь дрёму ей бы виделся лес с подснежниками и как она носится по этому лесу за сороками.
Только не суждено было развиваться так событиям. Писатель придумал другой вариант оконцовки рассказа. Писателю было важно обозначить в общей канве повествования мораль, а не благополучное завершение идиллической истории.
Собачка Лариска сразу почувствовала, почуяла, что в лесу, что-то случилось необычное, неладное. На то она и собака. Произошла, какая то трагедия. Как будто лес наполнился тревогой и испуган. Вездесущие сороки обыкновенно встречали собачку как забаву, перелетали с ветки на ветку, чиркали своими длинными сорочьими нарядами на фоне зеленых елей, как бы дразня её. - А вот поймай-ка нас! – Ни за что не изловчишься нас поймать, куда тебе коротконожке без крылышек. В тот день всё было иначе, сороки стрекотали тревожно и надрывно, словно не сороки это вовсе, а пулемёты трещат, стреляют в чаще леса. Собачка остановилась, ощерилась, оскалилась, зарычала. Шерсть на её холке стала дыбом. Такой собаку художник никогда не видел. - Ты, что Лариска? произнёс он. – Как будто медведь там сидит за ёлью, пошутил художник, наблюдая необычное поведение собаки. Однако не насторожился, а взял рюкзак и пошел в глубь леса искать опушку с подснежниками. Аромат и свежесть елового бора, красота природы разлитая вокруг, отвлекли его от повседневности. Ноги, обутые в болотные резиновые сапоги утопали в еловых иглах. Приятно было идти по пружинящей мягкой еловой подстилке. Он задумался, в голове, словно пчёлы стали роиться мысли. Он вспомнил о детстве, родителях, бывшей супруге. Идя по лесу мысленно рассуждая, он неожиданно открыл для себя, что совсем одинок и никого у него нет кроме маленькой собачки Лариски. Что он никому не нужен и его картины тоже никому не нужны. Через пару километров, углубившись в чащу леса, он набрёл на опушку, залитую солнечным светом, частично поросшую кустарником, рядом с распускающими зелёные листочки кустами тут и там белели цветочки подснежников. Художнику понравилось место в лесу, на которое он набрёл, он быстро расположился на каменистом бугорке, на камне, достал блокнот, карандаши и стал зарисовывать виды и рисовать любимые подснежники. Так хороши они эти цветы. Подснежники это торжество жизни после долгой холодной зимы, холода сковывающего всё живое. Как радостно, что вновь тепло и вновь жизнь и новые надежды. Увлёкшись зарисовками, он совсем забыл про собачку, которая пропала сразу же, как только он зашел в лесную чащу. Меж тем собака, проявив все свои собачьи способности, обежала округу леса и напала на след раненного кем-то взрослого кабана секача. Кабан истекал кровью, которая окропляла алыми пятнами ещё не стаявший белый снег под елями. Бок его был распорот, из которого вываливались наружу внутренности, и жить ему оставалось минимум полчаса. Вепрь в ярости, в предсмертной агонии метался по бору, мчался, ломая на своём пути, низко торчащие ветви елей. Раненый кабан по воле случая бежал на опушку где рисовал художник. Собака бежала наперерез пути кабана. Её необходимо было успеть, на опушке оказаться первой, прежде чем туда выскочит раненный зверь. Художник в опасности и она должна его защитить, ведь он сказал важные для неё слова – Она моя! Мы понимаем, что собака не могла понять смысла этих слов, но отношение, и действия художника к ней были приняты, оценены собакой как дружеские. В словах этих была, заключена вся философия бытия для человека и собаки. Они, человек и собака, маленькая собачка по кличке Лариска и художник заключили между собой союз в обстоятельствах жизни, и теперь они вместе и этим всё сказано. Вместе значит вместе! И в радости и в горестях и опасности.
Трагедия произошла неожиданно! Художник внезапно услышал хруст ломаемых ветвей елок, отчаянный лай Лариски, он обернулся и увидел, как из чащи несется к нему огромный зверь, наперерез зверю спешит собачка Лариска. В самый последний момент трагического исхода художник встретился взглядом со звериными глазами. Глаза кабана ужасны, они «налиты» кровью, свирепы. Маленькая собачка успела, вцепилась в морду кабана, но не смогла его остановить. Раненое животное мотнуло головой, и собачка взлетела в воздух и была откинута на несколько метров. Мир в глазах Лариски потух, стало темно как самой кромешной ночью. С разбегу зверь ударил художника острыми клыками, торчащими длинными кинжалами из его пасти и опрокинул художника навзничь, он ударился спиной и головой о камни и тут же затих. Собака, сопровождавшая его в пути, была смертельно ранена, корчилась недалеко у тела художника от жуткой боли в предсмертных конвульсиях. Секач бросился в чащу и, пробежав еще пару сотен метров, упал в овражке в воду ручейка и издох.
Художник не возвратился в город как обычно через пару дней с этюдов, через неделю в доме котором он жил, соседи заметили его отсутствие. – Может, загулял с кем? Строили догадки они. – Может бабёнку, нашел к ней смылся, харчевать, предположил сосед с пятого этажа. Через месяц отсутствия художника в доме, баба Люба у которой он снимал комнатушку пошла к участковому милиционеру и заявила, что её квартирант съехал и денег не заплатил. В общем суть да дело, не нашли художника. Искали, не нашли. Нашла милиция пассажиров, с которыми он ехал до леса, кондукторшу, с ним поскандалившую, прочесали местность недалеко от остановки на которой он вышел безрезультатно. Пропал человек, как в воду канул. Его документы, некоторые вещи оставшиеся в комнатушке, которой квартировал, изъяли и приобщили к делу о пропаже человека. Милиция разослала ориентировки куда следует, разыскали бывшую супругу в Хабаровском крае сообщили о случившемся. Бывшая жена не стала сокрушаться о судьбе бывшего, не поехала отыскивать мужа. Пропал и ладно, у неё другая семья уже. Найдете живым, хорошо, если мёртвым хоронить не буду. - Не поеду сорок вёрст киселя хлебать, не ближний край с дальнего востока в центральную часть страны ехать, да и денег у меня нет. – От зарплаты до аванса живу, дети малые, второй муж алкоголик всё пропивает.
Прошло ещё три месяца, поохали да и забыли о художнике совсем. Только бабка Люба сокрушалась, что жилец её пропал, не заплатил, а вещей у него нет, одни картины, её убытки компенсировать нечем. Были бы вещи приличные как у людей, можно было бы взять себе. А у него, что? Ничего. Две рубашки остались, летние стоптанные сандалии да картинки в углу стопочкой стоят. Бабушка предложила соседям купить его картины, кому за трёшку, кому за рублёвку никто не купил. Сосед с пятого этажа сказал - Вот если бы он женщину в телесах, фигуристую нарисовал, то он бы купил. - А так фигня это всё, что мазюкал он, «Лебединое озеро», а он кордебалет любит. Баба Люба попросила слесаря Пашку из жека за рюмочку винца отнести картины на помойку, самой ей тяжело, что бы не мешались, а в комнату заселила студентку. Взяв с неё наперед плату за два месяца. О собачке Лариске даже никто и не вспомнил. Только разве прибегал её дружок с соседнего двора чёрный кобель Полкан. Обнюхал двор, в котором жила рыжая подружка Лариска. Нет её запаха. Его собачье воображение представило, что вероятнее всего Рыжуха попала на живодёрню. Поскулил он посидел да и убежал прочь по своим делам. Еще, правда, её кот с первого этажа не забывал – они хоть и не дружили, но можно сказать уважали друг друга. Лариска кота за то, что тот, зажравшийся лентяй, иногда делился с ней сворованными у своих хозяев вкусняшками. Обычно в летний день, когда окна в домах нараспашку, сидя на подоконнике, кот аппетитно уплетал стыренные колеты или кусочки колбасы с тарелок у хозяев на кухне. Жрал их так аппетитно, что аж урчал, а у собачонки Лариски текли слюнки. Она сидела под окном, наблюдала за пиршеством кота и предполагала укусить кота, когда тот выйдет во двор погулять или хотя бы загнать кошака на дерево. Дабы восстановить справедливость. Нельзя же жрать в одиночку, когда вокруг толпы голодных неустроенных в жизни собак и кошек думалось наверняка собаке. Кот не дурак был полный он понимал своими кошачьими мозгами, что рано или поздно ему откусят хвост бездомные собаки, спустись он во двор, за его вкусную сытую жизнь, выпавшую ему по воле судьбы, а им нет, и потому с ними надо находить общий кошачий или собачий язык. Он завидев под окном Лариску которая прибегала унюхав запах жаренных котлет, переставал обжираться и с пониманием скидывал ей поддев лапкой с подоконника остатки того что уволок. Лариска за это не позволяла барбосам, наведавшимся во двор к ней в гости обижать этого обжору. Она тявкала на попытки бобиков задрать кота или хотя бы загнать посидеть на заборе или дереве, что это свой кот, и не надо его пугать и обижать. Лариска пропала и теперь некому заступаться за кота. Лариски нет, и теперь коту страшно, полно бегает других бездомных собак готовых устроить разборки сытому коту.
Читатель, внимательно читавший рассказ, мог додумывать, что угодно и продолжать гадать, для чего написан писателем рассказ, озвучим одну версию. Наверное, вспомнился из жизни писателя похожий случай, а лучше, если мораль будет в том, что людей ценят и вспоминают по делам их. И художников тоже. Какие бы картины распрекрасные они не рисовали, оценивают не их картины, а какими они были в жизни. Отдали они пятёрку во время за квартиру, которую обещали пенсионерке бабе Любе, нарисовали ли соседу пышногрудую девицу, приютили ли бездомную собачонку. И люди и братья наши меньшие четвероногие за дела наши нас ценят.
Но вероятно более всего сочинителю рассказа хотелось рассказать, как незавидна жизнь художника и бездомной собаки. Никому то они не нужны, никто их не пожалеет! А ведь людям и всем мало-мальски способным мыслить живым созданиям необходимо - внимание, понимание, сочувствие ближних, одним словом Любовь.
Просьба к читателям, от сочинителей рассказа. Если Вам интересной показалась история с художником и рыжей, бездомной собачке Лариске, напишите об этом и мы продолжим сочинительство. Мы намеренно не уточнили судьбу художника и Лариски, что бы в перспективе сочинить целую серию рассказов о них или даже повесть. Они могут быть найдены писателем снова, спасшиеся чудесным образом благодаря воображению автора рассказа, и быть с нами в новых историях приключающихся с ними.
