Эту историю я услышала, когда мы с подружками немножко выпили, играли в «правду или действие». Моей приятельнице Кате (она, не в обиду ей, была чуть-чуть стеснительной, поэтому всегда выбирала «правду») выпало задание рассказать «смущающую» историю.
- Только это должна быть действительно стыдно рассказывать, — подтрунивали мы над ней.
- Ой, девочки, ну я такого и не припомню. Может быть, рассказать о том, как в третьем классе, у меня в портфеле открылась банка с кефиром и залила все учебники, - она тщетно попыталась вспомнить хоть какой-нибудь «смущающий случай», - Это было о-о-очень стыдно!
- Ну нет, - заныли мы, - Не годится!
Готова поспорить, у нее, как и у любого другого нормального человека, в жизни полно таких эпизодов, но, когда вспоминаешь специально, почему-то ничего не «всплывает».
- Ну, Колька в седьмом классе пытался за мной подглядывал в школьной раздевалке.
— Не, так не пойдет! Он за всеми подглядывал, - засмеялась запьяневшая Иришка, - Не может быть, чтобы у тебя не было ничего-ничего такого за спиной. Может быть у тебя был…ну не знаю, роман с женатым!
Это было безумное предположение. Роман с женатым, да у Кати! У нашей умници-разумницы, выскочившей замуж в восемнадцать лет и преданно любившей всю жизнь лишь одного мужчину! Она, вдруг покраснела как девчонка, замялась и стало понятно: Ира попала в точку.
- Это не совсем то, что вы думаете, - наконец выдавила Катя, - Это вовсе не роман. Я, признаться, до сих пор не совсем поняла, что это было. Во всяком случае, эту историю можно назвать «смущающей». Я даже рада, что вы попросили. Она пустяковая, но я уже много лет хочу ее кому-нибудь рассказать.
***
Мне было четырнадцать, или, (Катя наморщила лобик, пытаясь припомнить все нюансы этой истории), пятнадцать, точно не скажу. Как вы помните я тогда писала стихи. Очень плохие, но писала.
И, как и каждому творческому человеку, мне хотелось признания. Издания, в которые я отправляла рукописи, даже самые местечковые, мои письма успешно игнорировали. Но я не сдавалась — целыми днями просиживала в библиотеке, шерстила новые и новые журналы, где печатают молодых авторов, и достаточно быстро нашла тонюсенький альманах, который выпускала одна литературная студия.
Взяв свои творения в охапку, я поехала туда. Как я сейчас понимаю, там просто нужны были люди. Прочитав мои пописушки, руководительница отвела глаза в сторону и уклончиво сказала, чтобы я приходила развивать литературное дарование которого я (кхе-кхе) не лишена. В моей голове сразу возникла картинка: мы заседаем, как современники Пушкина, рассуждаем о том, какие рифмы лучше использовать, а наша руководительница (аля Белинский) порой делает снисходительные замечания, взращивая наши таланты.
На самом деле все было немножко иначе: мы просто читали произведения по очереди. После каждого прочтения все друг другу хлопали и очень друг друга хвалили. Каждый надеялся, что его похвалят в ответ.
Сейчас мне это кажется фарсом, я не преувеличиваю, так наши встречи и проходили. Я очень скоро поняла, что реальная учеба будет навряд ли и ездила в основном из-за Миши, тридцатилетнего непризнанного поэта, который мне, если честно, немножко нравился.
Он отличался от всех мужчин, что мне были симпатичны до этого. Признаюсь, до встречи с ним я была из той породы девочек-подростков, что предпочитали влюбляться в актёров, а не в реальных людей. И мои первые «романы» в основном протекали в моих полудетских фантазиях. Так было проще, и, что уж греха таить, безопаснее.
Миша не мог похвастаться ни атлетическим телосложением, ни шармом «роковых мужчин», что цеплял меня до этого. Но легкая полнота его не портила, а наоборот делала каким-то... уютным что ли? Он все время носил свитера, связанные из толстых шерстяных ниток. Двигался неспешно, как-то по-кошачье. И сам напоминал кота. Но не уличного повесу, а такого холеного домашнего котейку, залюбленного хозяйкой.
Я слушала чужие стихи, а сама тихонько думала, что именно с таким мужчиной, наверное, здорово смотреть кино, завернувшись в тёплый плед, осенью в грозу. Представляла: снаружи бушует ветер, сверкают молнии, а мы лежим вдвоём под пледом, и кажется, что ничто на свете не может нам навредить... Потом мои фантазии переключились в более «бытовое» русло — вот я готовлю завтрак, а он обнимает меня сзади. Вот мы гуляем в парке, любуясь осенней листвой.
Я вообще любила так играть — фантазировать о том, что скорее всего не произойдет. Я не питала иллюзий по поводу того, что я, школьница, могу быть интересна такому взрослому человеку.
И вдруг я почувствовала, как его большая рука под столом мягко берет мою.
Знаете, когда я вращалась в литературных тусовках, я не знала, как себя вести, когда люди пытаются вступить со мной в телесный контакт (у поэтов это почему-то принято) Допустим, берут и накрывают мою руку своей рукой. Или начинают играть с моими волосами.
Сейчас я начиталась всяких психологических книг о границах, которые нужно держать. Но тогда, в пятнадцать, я испытывала неловкость. Не всегда прикосновения полузнакомых людей были приятны. А отодвинешься — обидишь. Все время крутилась мысль: может, у людей так принято? Может, я чего-то не понимаю?
Но прикосновения Михаила были чудесны. Помню, когда он впервые взял меня за руку, я подумала, уж не помутилась ли я рассудком? Неужели мне это не примерещилось?
— Я провожу вас до остановки? — сказал он особым голосом после той встречи. Знаете, иногда в книгах пишут «бархатный голос», конечно, это жуткий штамп. Но голос Михаила был именно таким.
За эти пятнадцать минут, что мы шли вместе, Миша успел показаться мне самым интересным и умным человеком из всех, кого я знала. Мы говорили о каких-то экзистенциальных вопросах (честно говоря, я до сих пор не очень понимаю смысл этого слова, но Миша вставлял его в каждое предложение). Мне льстило, что Михаил говорит со мной о таких важных и непонятных вещах не как взрослый с ребенком, а как с равной. И хотя мы рассуждали о том, о чем оба понятия не имели (как например, можно говорить о смерти, если ты ни разу даже косвенно с ней не столкнулся?), я тоже ощутила себя тоже очень взрослой и мудрой.
— Начинается дождь, возьмите мой зонтик, — сказал он, — нет, не отказывайтесь. Я живу тут рядом, а вам, как я понял, после остановки нужно ещё идти до дома.
Я взяла зонтик (какой же Миша заботливый!) и села в маршрутку, чувствуя, как у меня внутри как будто бы заработала печка — мне было тепло и почему-то немножко стыдно. Я прокручивала наш разговор снова и снова. И снова и снова находила, что он был очарователен. Может быть, дело было просто в том, что он был первым взрослым человеком, который проявил ко мне интерес, но, подходя к дому я твердо решила, что я в него влюблена.
Думаю, я бы давно бросила литературную студию, но я продолжала выдавливать из себя строчки о моих несуществующих страданиях, чтобы было что принести на очередной «разбор».
Миша становился все смелее. Он уже обнимал меня открыто, так, что каждый в студии это видел. Прижимал к себе, играл моими волосами, а однажды (правда, это было так давно, что я уже не помню, было ли это на самом деле, или это из раздела моих подростковых фантазий) прикоснулся губами к моей щеке.
Руководительница казалось, лишь благословляет нашу влюбленность. «Влюбленные лучше слышат голос музы,» - любила приговаривать она с лукавой улыбкой на губах, и становилось понятно, что она говорит о нас, двух «неразлучниках» как в шутку все нас называли.
Но одно оставалось неразрешенным: я все время думала: «что между нами на самом деле?» Ну да, обнимаемся, но между друзьями и принято обниматься. А держаться за ручки между друзьями принято? Или как?
Я не могла ни с кем поговорить на эту тему, поскольку Мише было почти тридцать. Это бы повлекло закономерные вопросы, а я не хотела доставлять возлюбленному ни капельки неудобств. А сам Миша с ловкостью акробата подобные вопросы аккуратненько обходил. Он обнимал меня молча. Ничего не обещая вслух, но, как мне казалось, слова были лишними, руки, взгляды…умеют обещать даже лучше, понимаете?
Тогда прошла тест в подвернувшемся мне женском журнале, помните, тогда они еще были популярны? Там всякая ерунда была и тест из серии: «Что между вами?» И один из вопросов был: приглашает ли он вас на праздники. Если приглашает — значит, точно что-то есть.
Как раз приближался день святого Валентина, которого я всегда ожидала с некоторой тревогой. С одной стороны, мне жутко хотелось, чтобы меня позвали на свидание в этот праздник, с другой — меня никто не звал. Я оставалась дома, с мамой и папой, смотрела комедии и чувствовала себя самым одиноким и несчастным человеком на этой планете.
И тут он позвонил. Миша!
— Слушай, ты интересовалась трансцендентным анализом личности?
Я радостно согласилась, хотя, честно говоря, совсем не помню, чтобы интересовалась чем-то таким.
— У меня нашлась книжка по интересующему тебя вопросу. Может быть, встретимся сегодня в кафе?
Может быть, я принимала все слишком буквально, но мне показалось, это приглашение на свидание! Потеряв голову от радости, я ослабила бдительность.
- Куда так наряжаешься, - полюбопытствовала мама.
- У меня свидание. С Мишей – кокетливо обронила я. Мои родители были консервативными, как и я, но никогда не были авторитарными. Они даже помогали собраться, никто не был против того, чтобы я сходила погулять с мальчиком на четырнадцатое февраля, но, когда я выбирала между двумя кофточками – красной и голубой, до моего папы что-то дошло. Он вмиг помрачнел и медленно спросил:
- Это не тот Миша случайно, о котором ты так рассказывала? Тридцатилетний поэт?
Я никогда не умела врать. Просто молчала.
- Ты никуда не идешь, - вынес отец приговор.
Сначала мне показалось, он пошутил, так ведь ведут себя только отцы в дурных мелодрамах, но весь вид моего папы сигнализировал о том, что он настроен серьезно.
- А если ты посмеешь ослушаться, я с этим Мишей поговорю…Ох, я очень серьезно поговорю, - приговаривал он.
Я никогда не видела папочку таким злым и правда не понимала: почему он так бесится. Неужели не хочет, чтобы у его дочки все было хорошо?
— Солнышко! Папа бы непременно обрадовался, если бы ты пошла с мальчиком. Но это - взрослый человек... — осторожно попыталась объяснить мама.
И что? Я не могу быть интересна взрослому человеку? Вы считаете, что я глупая? Что я ничем не могу зацепить?
— Дело не в этом, — неслось мне вслед, но я уже заперлась в своей комнате. Отправилась страдать. Мише я наплела что-то несусветное, чтобы он не подумал, что я маленькая, и родители все еще могут указывать мне, что делать, а что — нет.
Как это обычно бывает в подростковом возрасте, родители теперь казались мне чуть ли не врагами, препятствующими зарождению любви. «А если он — моя судьба? Что, если они только что так своевольно сломали мою жизнь!» — думала я и злилась с каждой секундой все сильнее. Так себя накрутила, что через пару часов всерьез в это верила.
С родителями я практически не разговаривала и очень ждала среды, чтобы броситься возлюбленному в объятья.
***
В ту среду я бежала к нему, как бежит собачка к своему любимому хозяину. Миша меня подхватил на руки и расцеловал в обе щеки, он тоже был ужасно рад меня видеть. Когда началась читка стихов, он привычно и даже как-то по-хозяйски обнял меня за плечи и притянул к себе. Я млела, наслаждаясь его теплом. В этот момент я не замечала ни читающего свой стих оратора, ни одобрительных взглядов нашей наставницы (музы поют чище в атмосфере любви).
И тут влетела она. Полноватая, взлохмоченная, пахнущая пирогами. Даже не женщина. Тетенька. Я еще успела подумать: какая она тучная и неуклюжая. Плохие стихи, наверное, сочиняет. А мой Миша вдруг как-то сразу отстранился и помрачнел.
— А это моя жена, — тут же обретя самообладание сказал он тем рокочущим голосом, каким обращался ко мне.
- Мне было интересно, где пропадает мой муж каждую среду, — неловко начала женщина и запнулась.
Клянусь, она успела увидеть мою руку в его руке. Мне хотелось начать оправдываться: простите, я не знала, что вы существуете. Хотелось просто исчезнуть.
Миша же, не проявив ни капли смущения, отскочил от меня (как только она появилась, я для него перестала существовать), изысканным жестом снял пальто с супруги и сел рядом с ней. Дальше он обнимал её так же, как минуту назад обнимал меня. Ворковал с ней, будто все в порядке. И не только он. Все вокруг сделали вид, что все хорошо. «А что не в порядке? — закралась мысль, — Наверное, что-то не так с тобой!»
В тот день я отпросилась пораньше, скажу честно: я чувствовала себя паршиво. Как я ни уговаривала себя, что, как всегда все преувеличиваю, меня не оставляло мерзкое ощущение, что я посмела влезть в чужую семью. Что меня чуть не втянули во что-то гадкое и грязное.
Но самое удивительное произошло дальше. На следующей встрече (не знаю, зачем я туда вообще поехала) я снова почувствовала его теплую ладонь под столом. С негодованием вырвала руку. Миша посмотрел с недоумением: «Что, мол, с тобой? Может, живот разболелся?» И попытался меня приобнять. Я отстранилась. Он пожал плечами. «С чего мол ты так взбесилась?» - спросил взглядом.
Дошло до того, что я начала открыто избегать Мишу. Наверное, я правда вела себя дико и даже порой неприлично. Когда он пытался подать мне пальто (и, пользуясь этим, как бы невзначай меня приобнять) я вырывала пальто из его рук и надевала сама. Тянулся к моим волосам – уворачивалась. Доходило до комичного: один раз, видя его намерения как бы в шутку меня приподнять и покружить, как он часто делал раньше, я чуть ли не бегом выскочила на улицу.
«Ничего не случилось?» — пришла от него смс. Действительно. Ничего. Ты женат, и обнимаешь не жену! А так все в порядке!
Но я почему-то не смогла написать прямо. Наврала ему что-то о том, что у меня проблемы в школе. И с тех пор, как только он приближался, заводила разговор о школе, как бы подчеркивая нашу разницу в возрасте.
Видя мое отдаление, Миша вздохнул, и начал обнимать новенькую, только что пришедшую в группу девчонку. Которая, также как я месяц назад, млела от его прикосновений.
***
Я еще походила в ту студию, понаблюдала, как он обнимает то одну девушку, то другую, но уже иначе, издалека. Потом у меня появились другие, более интересные дела, но периодически я возвращалась мыслями к той истории. Знаете, в какой-то момент мне стало казаться, он готов был обнимать что угодно, даже вешалку для одежды. Может, он просто такой «теплый человек» (как он сам себя называет), а обнимание - какой-то неосознанный рефлекс, который он не может контролировать? Потом я встретила своего мужа, и все, что раньше называла «любовью» показалось мне детским лепетом. Я полюбила по-настоящему, и, конечно, перестала о Мише думать. Я никогда бы не вернулась к этой теме, если бы мы не встретились с Михаилом как-то в аэропорту через много лет.
Он постарел, подурнел. Небольшое брюшко стало довольно большим. Миша обрадовался мне как старому другу, мы вместе зашли в кафе перекусить. Я все хотела спросить его как взрослый человек взрослого человека: что за дичь ты творил? Но он меня опередил, рассказывая о своей профессии. Оказывается, он занимается, да и тогда занимался векторной психологией. В основе этого направления лежит теория, что люди воспринимают мир, через разные органы чувств. Кто-то через слух (слуховой вектор), кто-то через глаза.
- А у меня вот «тактильный» вектор, ну ты сама знаешь. Это значит, я постоянно нуждаюсь в тактильном контакте, таким уж я родился, - рассказывал он, пытаясь вновь взять меня за руку (я отстранилась, с некоторых пор меня можно обнимать и жамкать, ласкать мои руки, только в трех случаях: либо вы мой муж, либо ребенок, либо – моя кошка Снежинка), - Такой вот я…обнимательный!
Конечно, в этом есть толика смысла. С некоторых пор я тоже изучаю психологию. И действительно, существует теория, что есть люди с тактильным (кожным) вектором, воспринимающие мир через телесные ощущения. Им, якобы, все время нужно все щупать. Но сейчас я считаю, люди могут контролировать себя лучше, чем пытаются показать.
- Кто знает, может быть такой «обнимательный рефлекс» действительно существует? - промолвила одна из нас. Все пожали плечами.
— А что с его женой? — спросила одна из слушальниц.
— А что с женой? С женой они развелись, но это случилось не из-за меня, — сказала Катя даже с некоторой гордостью, - Эта история она не про измены. В конце концов, он правда вроде бы не делал «ничего такого». Но я очень рада, что мой муж без «обнимательного рефлекса».
Мы помолчали, потягивая вино. Психология психологией, но я готова поспорить, мы одновременно подумали: любая женщина была бы рада, если бы её мужчина, какого бы «вектора» он не был, обнимал только её одну.
#психология #история из жизни #векторная психология #любовь #отношения #измена
