Эйзенштейн существовал в культурном и экзистенциальном пространстве

Эйзенштейн существовал в культурном и экзистенциальном
пространстве, которое на протяжении 1920-х годов в С С С Р неуклонно сужалось, — пространстве европейской культуры (не
совпадавшей с пролетарской и европейской коммунистической
культурой). В 1930— 1931 годах, когда проводилась масштабная
кампания против «формализма» (включая самого Эйзенштейна),
этот термин фактически означал течения модернистской культуры1. Теперь же горизонт допустимого и признанного внезапно
расширился и одновременно сжался. Большинство кинопроектов
Эйзенштейна 1930-х годов (особенно те, которые были доведены
До стадии реализации) посвящены темам, но в его лекциях в Государственном институте кинематографии (ВГИК), как и в статье «Разборчивая невеста», активно обсуждаются именно европейские литература и искусство.
Можно считать, что, ликвидировав независимые писательские
организации, государство согнало советских писателей в общий
«заго н » — единый союз под надзором партии, но во многих от
ношениях эта мера означала либерализацию. У писателей появи
лись новые возможности просто благодаря резкому улучшению
их материального положения (увеличению авторских гонораров,
инфраструктурных возможностей и так далее), что превратило писателей в своеобразный новый класс. Но культурные горизонты также
расширились. Апрельский декрет распустил РАПП (Российскую
ассоциацию пролетарских писателей) — могущественную организацию, которая исповедовала не только воинственно «пролетарские»
(коммунистические), но и узкие идеи. Прекращение деятельности РАППа большинство писателей восприняли как избавление от гнета. Изменения сразу же сказались на «Литературной газете», где последние годы правила бал именно
эта организация. Редакция была полностью заменена (теперь там
появился Кольцов), и количество материалов о западных писателях
и интеллектуалах стало быстро расти — за что отвечали постоянные рубрики, например «Литературный Нью-Йорк», или статьи
о современной английской культуре недавно вернувшегося из Лондона после двенадцати лет эмиграции князя Дмитрия СвятополкаМирского. Периодически даже печатались восторженные статьи
о представителях западного авангарда.