Боли так много, что и стаканом не вычерпаешь. Тут бы что побольше, помощнее; экскаватор сразу себе просить — чтобы всё внутри зудящее, изнутри удушающее вытащить, выбросить, позабыть о нём, как о дурацком кошмаре.
Хозяин, однако, берёт стакан (да и где сейчас экскаватор добудешь?), плещет виски — щедро, никого не стесняясь, ни о ком не заботясь, ничего не боясь. Цедит сквозь зубы — иначе вконец разревётся, как сущий ребёнок; да и пить нужно помаленьку, наслаждаясь, он же здесь не надраться решил, верно? Не тот набор алкоголя, чтобы надираться, и в магазин бежать уже поздно. Да и хватит ли сил, чтобы натянуть на дурное тесное тело ботинки и куртку? А бежать вот так, босиком, в домашнем — каким дураком надо быть?
Виски, разбавленный болью, в кровь проникает мгновенно: через жалкие секунды кружится голова. Или не виски здесь причиной? А, какая разница...
Хозяин ложится на ковёр, ставит рядом стакан. Лёжа не пьёт: не настолько ещё дурак. Или уже настолько? Идти в магазин босиком не готов — но каким дураком надо быть, чтобы полезть со своими дурацкими признаниями? Чтобы полезть — рассчитывая на взаимность... Не тот случай, ох, не тот...
Расхохотавшись до влажных ресниц и дорожек на щеках, Хозяин чиркает кулаком по груди — будто в руке нож, будто лезвие у ножа алмазное, будто если распороть себе кожу, и мышцы, и кости — вытечет мерзкая боль, перестанет когтями скрестись где-то в районе сердца и левого подреберья, так что приходится сгибаться пополам, затаив дыхание.
Чиркает — ещё раз, и ещё.
Вот бы сюда хирурга, который на чувствах специализируется, чтобы вскрыл, удалил, зашил обратно... Даже без специальной анестезии можно: своей, вон, целая бутылка, сейчас ещё полстакана нальёт...
Хозяин допивает одним глотком, прикрывает глаза, ощущая, как жар алкоголя смешивается с жаром колотящегося сердца; тянется за бутылкой — и не удивляется почти, когда в дверь звонят.
Не удивляется — и не размышляет долго, шагает в коридор — сначала по ковру, потом по голому полу, ступни подмерзают, но разве это имеет какое-то значение? В глазок не смотрит, поворачивает замок, тянет на себя дверь.
На пороге стоит, конечно, человек — а кого ещё можно было ждать, умную собаку или, может, птицу какую? Хозяин усмехается собственным мыслям, интересуется небрежно (а выходит тихо и едва не жалобно):
— Ты кто?
— Гость, — спокойно отвечает человек.
Гость? И кто ж его сюда позвал? Он, помнится, никого не приглашал, особенно на ночь глядя. Особенно — каких-то непонятных типов лет сорока (а то и больше!); даже не знал никогда людей такого возраста, разве только университетских преподавателей... Но этот, кажется, у них не преподавал.
— Чей? — уточняет Хозяин.
— Очевидно, твой, — разводит руками человек.
Впрочем, не без разницы ли, кто он на самом деле и зачем явился? Раз пришёл — не держать же на пороге. Поэтому Хозяин отступает в прихожую, позволяя этому... Гостю войти, и кивает на вешалку:
— Раздевайся. Кофе будешь? Могу сварить.
— Не откажусь, — вежливо улыбается Гость, снимая пальто.
Ну, если не откажется — значит, надо вытаскивать джезву и приправы. Что бы сварить сегодня?.. А, ладно, по ходу дела станет ясно: всегда становится, не бывало из этого правила исключений.
— Здесь ванная, — на всякий случай указывает Хозяин. — А я там, на кухне, — и машет рукой вперёд и вперёд же уходит, надеясь, что Гость не заблудится. Было бы где заблудиться: рано или поздно, заглянув во все комнаты, непременно на кухню выйдет.
Руки точно бы сами распахивают холодильник, и Хозяин, недолго думая, вытаскивает молоко. В шкафчике находит на ощупь пакетик с кофе, из пряностей попадаются ваниль, мускатный орех и чёрный перец — интересное сочетание, а если добавить к нему звёздочку бадьяна?.. И сахар, обязательно нужна ложка сахара! Или взять лучше мёд?..
Судя по шуму воды, Гость моет руки — какой воспитанный! Хозяин улыбается невольно, самыми уголками губ; убирает волосы за уши, переступает босиком. Сосредоточиться, надо сосредоточиться... Сначала воды? Или сразу на молоке? Ох, не стоило пить столько виски, не стоило... Вообще ничего сегодня делать не стоило. Дурацкий день, какой же дурацкий!
Вдохнув и выдохнув, Хозяин осторожно, почти кончиками пальцев берёт джезву — и всё становится просто, как дважды два.
В какой-то момент за спиной скрипит табуретка, но Хозяин не вздрагивает, хотя и журит мысленно Гостя: разве это вежливо — ходить так бесшумно и пугать хозяев? Разворачивается, натянув улыбку:
— Могу предложить что-нибудь из холодильника. Честно говоря, давно не проверял запасы, но что-то съестное должно было остаться.
Гость улыбается в ответ, и в свете кухонной лампы блестит в его волосах седина. И глаза блестят — не сединой, конечно, а будто бы звёздами; но где ты видел серые звёзды, дурачок?.. А на предложение он только плечами пожимает: мол, ты же хозяин, делай как считаешь нужным. Поэтому Хозяин вытаскивает из холодильника хлеб, сыр, ветчину — и неожиданные шоколадные конфеты, кто их там забыл?.. И спешит вернуться к кофе: упустить его было бы обидно до слёз.
Гость, судя по шуршанию, делает бутерброд — не куском же хлеба наслаждается! А Хозяин помешивает кофе одним лишь взглядом, не дышит почти, ожидая: вот-вот поднимется до самой верхушки горлышка, только бы не прозевать! Но лучше бы варился и дальше, никогда не оказывался готовым; ведь пока стоишь у плиты, наблюдая за джезвой, кажется: нет никакой боли. И не было никогда.
Когда переливает в чашку — сам добавляет молока, ничего не спрашивая: он тут, в конце концов, решает, чем угощать. Без молока этот кофе будет... неполным. Не таким. Тогда уж вообще варить не стоило, если без молока его оставлять.
— Вот, держи, — Хозяин опускает чашку на стол. — И ложка, если нужна. И... и сахар, если нужно ещё, вот, — и сахарницу переставляет поближе.
— Спасибо, — кивает Гость. Осторожно размешивает кофе, делает глоток; глаза прикрывает, щурится — так нравится ему? У Хозяина сердце всё ещё прыгает в груди, но теперь, кажется, не из-за дурной боли; и, пытаясь отвлечься, он скользит взглядом по Гостю.
Гость — в мягком сером свитере и тёмных джинсах, в одних носках; такой... домашний, будто не гость, а хозяин — или пришёл к кому-то давно знакомому. А они, страшно подумать, едва ли десять минут назад друг друга увидели.
«Я впустил к себе абсолютно незнакомого человека, — осознаёт Хозяин. — Я не представляю, что он собирается со мной сделать». И зажимает рот, чтобы не расхохотаться на нервах: не хватало напугать!
А может, напугать как раз и нужно, чтобы ничего плохого сделать не посмел?..
Коротко вдохнув-выдохнув, Хозяин осторожно, не смея поцарапать взглядом, изучает лицо Гостя — самое обычное лицо мужчины лет сорока, с тонкими морщинами и полуседыми усами. Спокойное-спокойное, не похожее на лицо маньяка — впрочем, будто много маньяков видел. Только вот... у него что, глаза светятся? Это... это как вообще? Это что такое? Так бывает?..
И можно свалить на виски: крыша, мол, от алкоголя совсем поехала, — но, сколько ни моргай, под веками у Гостя теплится тонкий свет.
Что ж, ладно. Хорошо. Предположим, это не алкоголь. Предположим, заглянул среди ночи самый обычный человек со светящимися глазами. Действительно, почему бы и нет.
Гость отпивает ещё, открывает глаза и улыбается:
— Замечательный кофе. Никогда такого не пил. Попросил бы рассказать секрет, но, полагаю, у тебя его нет?
— Нет... — растерянно качает головой Хозяин. — Я просто беру и варю, ничего особенного...
Замечательный, надо же; и сразу теплеет в груди. Как мало нужно для счастья, всего-то похвала какого-то человека с улицы!
— Садись, — тем временем предлагает Гость, открывая конфеты. — Чего ты мнёшься? Я больше ничего не попрошу, не думай. Просто посидим, поговорим...
Нет, не похож он на маньяка: голос домашний, ласковый. А впрочем, после криков Артура любой голос ласковым покажется. И зачем решил признаться, почему не промолчал?.. На взаимность надеялся — вот дурак!
И снова каменная боль занимает положенное место где-то глубоко в груди. Хозяин кое-как усаживает себя на табуретку, стискивает зубы, чтобы не заплакать — не столько от боли, сколько от обиды и жалости к себе. И чувствует, как смотрит на него Гость; думает небось, чего это с ним творится, не пора ли скорую вызывать. Или... или чувствует запах виски?..
— Я, — Хозяин, облизнув губы, криво усмехается, — немножко выпил. Если вдруг засну... Оставь там, куда упаду, — и прячет лицо в ладонях, потому что слёзы предательски скользят по щекам.
Такой вымотанный, такой выжатый... Словно половая тряпка; и сколько ни стирай, как ни выкручивай — лучше она не станет. И ей — не станет.
Коротко вздохнув, Хозяин ложится на стол; косится на Гостя из-под лезущих в глаза прядей:
— Не обидишься, если буду не развлекать, а жаловаться? Обязанность случайного... Гостя — выслушивать жалобы... Хозяина... — и улыбается кое-как, чтобы Гость понял: дурацкая шутка, не больше, никто не будет плакаться, как в жилетку.
А Гость словно и не против — отпивает кофе, кивает:
— Жалуйся, с радостью выслушаю. Нет, я правда готов, не стесняйся.
Пожаловаться, что ли? Поделиться своей болью? Если он говорит, что согласен; и ведь не смеётся, вполне серьёзен — и как же ласков его взгляд.
Хозяин неловко царапает ногтем стол и, собравшись, вздыхает:
— Мне сегодня отказали. В плане... любви. Я долго решался, думал — всё взаимно, а мне... Да, — рвётся наружу почти истерический смех, — ты скажешь: чего такого? Сколько ещё в жизни будет людей? Но ты не видел это лицо, эти глаза; и эти слова, они... не протыкали тебя насквозь. Не тебя они протыкали.
Гость не поднимает на смех, не отмахивается. Кивает медленно и понимающе:
— И тебе больно...
— Конечно! — фыркает Хозяин; и волосы кое-как заправляет за уши, чтобы не лезли в лицо. — Мне очень больно! Я, знаешь, думал: вот бы кто-нибудь пришёл, вытащил нож, разрезал...
Ой.
Ой-й-й.
Думал-думал — и вот, пришёл ведь. И сидит на табуретке напротив — внушая исключительно доверие.
Ведь так и надо выглядеть тому, чья задача — вскрыть грудную клетку, разве нет?..
— Может, ты за этим и явился? — сглотнув, шепчет Хозяин; и не может понять, от чего же трясёт: от страха или предвкушения. — Сейчас вытащишь из... из рукава, например, как фокусник, что-то очень острое, подходящее для разрезания моей бедной груди...
Гость едва не давится кофе, вытаращивается, будто Хозяин... да нет, не разгадал коварные планы, а несёт совершеннейшую чепуху, ненормальный, бежать от такого надо!
Поэтому Хозяин смеётся:
— Да ладно, чего ты! Я ж шучу — или ты правда маньяк, а я тебя раскрыл, да? — И вытирает невольно выступившие слёзы, заглядывает Гостю в глаза: давай, хватит бояться, поддержи мою игру! — Теперь маньяки приходят к своим жертвам выпить кофе и поесть бутерброды, прежде чем убить? Все тридцать три удовольствия?
Гость нервно улыбается уголками губ; не смотрит как на психа — и на том спасибо.
И даже боль точно бы отступает, пока вот так веселишься.
Но стоит вспомнить про Артура — и сразу хочется лечь обратно на стол и больше никогда не вставать. И Хозяин, вздохнув, продолжает рассказывать:
— Мы остались друзьями — но теперь всё будет не то... А если остальные узнают? Я не должен был... Я же... крутой... А это — не круто.
И глаз на Гостя не поднимает, чтобы не видеть его уставшего лица. Ведь наверняка сидит и думает, что зря заглянул в этот незнакомый дом, что слушать мальчишеские страдания на тему несчастной влюблённости и крутости — то ещё наказание, и не уйдёшь теперь, невежливо, придётся выждать до конца.
«Посиди ещё немножко, пожалуйста... — мысленно просит Хозяин. — Я скоро замолчу, честное слово; но пока оно слишком хочет быть высказанным — и не в пустоту, а кому-нибудь. А кто у меня сейчас есть, кроме тебя?..»
И всё-таки осторожно заглядывает в глаза.
Гость не выглядит раздражённым или уставшим. Наоборот, в его взгляде читается такое желание обнять, прижать покрепче и никогда не отпускать, что Хозяин задыхается — и, едва не плача, шепчет:
— А мы ведь почти целовались! Во время игры в «бутылочку»! Жаль, что не продолжили...
И представляется — в который уже раз? — как Артур утягивает за собой на кухню (сказали же уединиться!), обнимает за плечи, касается губами губ, жарко дыша. «З-знаешь, я тебя люблю...» — «Я... тебя тоже, ага...» И они тихо-тихо уходят с вечеринки и уезжают на мотоцикле куда-нибудь, где можно вдоволь наговориться о том, как бесконечно они друг друга любят...
Ничего этого не будет, ни-че-го.
Хозяин кусает губы, чтобы не разрыдаться перед Гостем, и ёрзает на табуретке, вдруг точно бы отрастившей шипы.
— Я сразу, почти с первого взгляда... Увидел — и пропал. Не верил, сомневался, а... а потом... Потом понял.
А Гость кивает со всем вниманием, отпивая кофе — каким его назвал, замечательным?.. Вот почему родной и близкий Артур кричал, что любовь — глупости и крутые ребята о таком даже не думают, а этот незнакомец хвалит кофе, слушает и улыбается ласково и сочувственно?..
И слёзы всё-таки вырываются наружу.
Гость тактично позволяет выплакаться, не лезет с утешениями и объятиями — хотя от его объятий Хозяин бы, пожалуй, не отказался. Но возможность как следует порыдать настолько пьянит, что и жалеть ни о чём не хочется — в том числе об Артуре, который послал. Ну его, этого Артура! Столько ещё будет в жизни прекрасных людей — так чего из-за него, дурака, убиваться?
— И вот я признался, а меня почти послали, представляешь? — продолжает Хозяин; и раскачивается на табуретке, чувствуя себя от пяток до макушки как никогда живым. — А я... А я и сам видеть никого не рад! И общение продолжать не хочу, так и скажу, если завтра заявятся всей компанией!
— Так и скажи, — с улыбкой поддакивает Гость. — Гони тех, кто делает тебе плохо.
— И прогоню! — Хозяин гордо поднимает голову.
Маленькую победу можно отметить сигаретами — в кармане как раз пачка и зажигалка. И вспоминается тут же, как Артур отвёл в сторонку, сунул эти сигареты, шепнул: тебе, мол, пойдёт — и ушёл, больше ничего не говоря; а Хозяин стоял, хлопал глазами, смущённо улыбаясь, потом наконец сообразил закурить — и понял, что это лучшие сигареты в его жизни; и обнимал Артура, шепча, как бесконечно ему благодарен, а Артур смеялся и ерошил волосы...
И тошнит при мысли о сигаретах — пускай некогда самых лучших.
Вздохнув, Хозяин откладывает пачку, встречается глазами с почему-то удивлённым Гостем и бормочет, пытаясь неловко улыбнуться:
— Только тепла всё равно хочется. Чтобы обняли, чтобы спать рядом, чтобы голову класть на колени... — и подпирает подбородок кулаком, стараясь не грохнуться обратно на стол: сил нет никаких в вертикальном положении оставаться.
А Гость встаёт с табуретки, делает медленный шаг навстречу и тут же замирает, прислушиваясь — то ли к миру вокруг, то ли к себе. Хозяин и дышать забывает: что он задумал, неужели нервные шутки окажутся не шутками?.. А в следующий миг Гость сжимает плечи — крепко-крепко, ни за что не вырвешься.
— А сейчас я сделаю то, ради чего пришёл. Только не бойся.
И снова одаривает своим тёплым-тёплым взглядом: пожалуйста, верь мне.
Хуже-то не будет, верно? Даже если... даже если убьют.
И Хозяин открывается навстречу изо всех своих сил: делай то, что задумал.
А потом была целая ночь, полная невыносимой боли. Хозяин извивался на простыне, закусывал губу до черноты в глазах, стонал в одеяло — но ни разу не пожалел, что открылся.
Знал: Гость всё делает правильно.
Знал: когда это закончится — станет гораздо легче.
Знал: главное — ни в коем случае не закрыться.
А Гость шарил пальцами там, внутри, и в какие-то моменты хотелось плакать от того, насколько ласковыми оказывались эти его болезненные прикосновения.
...Когда Гость, тяжело дыша, упал рядом — Хозяин придвинулся ближе, обнял его руку, коснулся губами предплечья: спасибо, ты лучший... И, кажется, отключился — потому что дальше в голове была только чёрная-чёрная пустота.
Наутро никакого Гостя рядом не обнаруживается. Хозяин зябко подтягивает к груди голые ноги, оглядывается по сторонам. Неужели приснилось? Но тогда откуда короста на губе? Или закусывал сквозь сон?..
Как бы проверить, а?
Так, погодите-ка...
Хозяин выбегает из комнаты, шлёпает по полу босыми ногами — и, застыв на пороге кухни, расплывается в широкой и наверняка дурацкой улыбке.
На столе осталась немытая чашка — чужая, не его, он-то всегда из родной кружки пьёт; не мог же быть настолько не в себе, чтобы вытащить из шкафчика чашку?.. Точно не мог.
Да и блаженная пустота на месте вчерашней боли — разве не лучшее доказательство?..
Значит, Гость всё-таки был.
Значит, если вдруг повезёт — он не только был, но и будет.
Ведь каждому Хозяину положен свой постоянный Гость, правда?..
Автор: Ирина Иванова
