Дискуссия о девяностых не закончится, кажется, никогда. Как и дискуссии о Сталине или Октябрьской революции. Вступать в них я, конечно, не собираюсь. Кого-то переубедить в таких вопросах невозможно, остается сформировать собственное отношение и следовать ему.
Девяностые в моей памяти — это тоскливое, злое и серое время, морально и эстетически безобразное.
Для кого-то это «остров свободы», время радости, которое особенно любят вспоминать творцы — ведь можно было «творить без цензуры»: снимать, ставить, писать, выставлять и так далее, что там еще делают люди творческие. Для литературы и книгоиздания девяностые и нулевые были и вправду любопытным временем, по которому сейчас можно даже затосковать. Любопытным — да, но не великим.
Вот что важнее. Эту «свободу» девяностых ощутили совсем немногие, сумело воспользоваться ею и того меньше — среди творцов, как и в другие годы, многие и спивались, и подыхали в безвестности, и разочаровывались в жизни. Большая часть населения по всей стране подыхала от голода, холода, незащищенности во всех смыслах — как финансовой, так и элементарно физической. Лучшие годы человеческих жизней, на которые должны бы приходиться добрые, красивые, ласковые воспоминания, были сожраны девяностыми, оставив людей раздавленными, обессиленными до самого конца их дней. Это была не просто большая часть, а несоизмеримо большая часть населения. Это важно.
И вот вопрос. А создала ли первая группа хоть что-то великое, бессмертное, потрясающее воображение? Сваяла ли, написала ли, поставила, сняла, сыграла, показала в журналистском репортаже наконец? Было ли что-то такое, что хотя бы приблизило к оправданию всех тех жертв, лишений и страданий, доставшихся группе второй, нетворческой? Потому что, безусловно, оправдать удачами и взлетами одних крахи и падения других невозможно в принципе. Но можно хотя бы возразить: «Зато мы сделали вот это и вот то».
Но ничего такого нет. Ничего не сделали. А миллионы людей жили во мраке, без единой надежды на свет. Умирали.
Я помню, как мы с семьей следили за выборами-96. Я был маленький, мне было 12 лет. Помню, когда в вечерних новостях объявили о победе Ельцина, бабушка выключила телевизор, сказала — «Ну все, теперь надежд не осталось» — и вышла из комнаты. И пусть теперь, из 2021-го, эта надежда на тогдашнего ельцинского оппонента выглядит, мягко говоря, наивной, но вот так было. Так запомнилось. А сколько еще экранов гасло по стране в тот вечер, да и в соседних странах тоже (мы смотрели эфир из формально соседнего государства, города Севастополя), думаю я теперь. К этому вечеру все уже всё понимали.
Зато вышел фильм «Ширли-мырли». Ну, тоже ведь что-то, да?
#девяностые #90е #свобода #остров свободы #творческие люди #цензура #Ельцин #панкратов